Он пожал плечами:

— Мы просто разговаривали. Я спросил, почему Йен обрезал волосы, а она сказала что-то насчет того, что всегда хотела длинные волосы, но что выглядеть с ними будет плохо. Я не понял. Если она хочет длинные волосы, почему не отрастить их? Наверняка она заработала право иметь то, что хочет.

С этим Гвен не могла не согласиться.

— Что ж, хорошо, что ты пошел с ней погулять. Похоже, она чувствует себя здесь не так свободно, как остальные члены семьи.

— Да, это верно, — подтвердил он.

— Но по-моему, ей действительно приятно, что приехали вы с Холли. Она ближе вам по возрасту. У нее словно появились брат и сестра, которые могут с ней поиграть.

Джек по-прежнему сидел, опираясь на колени.

— Они с Холли уже точно стали подружками.

— Это хорошо для них обеих.

Гвен знала, что Джек понимает смысл ее слов. Эми тоже нужен брат. А ты хороший брат, Джек, ты прекрасно относишься к Холли. Ты единственный человек, который может заставить ее оторваться на время от работы. Для нее очень важно, что ты — ее брат.

Это нужно и Эми. Не влюбляйся в нее. Будь ей братом.

Просила ли она своего сына не думать о счастье? Она надеялась, что нет, отчаянно надеялась, что нет. Но этим летом все так сложно, так трудно! Феба, Йен и Джойс с таким трудом привыкают к присутствию здесь Гвен. Феба погружена в неизбывную скорбь, Йен кажется недостижимым, непознаваемым, Джойс настроена все критиковать. Нить, связывающая семью Хэла в одно целое, кажется тонкой и непрочной.

И если к концу лета нить разорвется, Гвен знала, что все будут винить не изношенную часть самой нити, а новый узел на ее конце, узел, связавший ее семью с их семьей.

Поэтому не сейчас, Джек, ожерелье не выдержит нового груза.

Я стараюсь, мам. Я предложил позвать на прогулку и Холли. Я знал, что надо взять Холли. И я не просил ее раскрывать мне этот секрет. Я бы остановил ее, если бы она дала мне такую возможность.

Я не собираюсь этому поддаваться. Не собираюсь.

Глава 9

Годы проживания в гостиницах, годы сна каждую ночь в разных постелях научили Эми быстро засыпать. Она лежала на боку, позволяя телу постепенно расслабляться, пока ей не начинало казаться, будто она плывет и что между ней и матрасом как бы образовалась воздушная подушка.

Тогда ее мозг успокаивался, и она начинала ждать и прислушиваться к себе, и во время этого покоя, этого ожидания ее тело посылало ей сигналы. Она ощущала малейшее напряжение в бедре и понимала, что нужно еще вытянуться; припухание пальцев говорило о том, что она съела слишком много соленого; болезненность грудей напоминала о том, что приближается менструация. Иногда она просто обращала внимание на какую-то часть своего тела — не было никакого особого сигнала, просто ощущение, — и она знала, что это предупреждение о возможной травме, так что в ближайшие несколько дней надо быть поосторожнее.

И только затем она засыпала.

Но этой ночью она лежала на спине и думала о Джеке.


Джек тоже лежал на спине, тоже один в своей односпальной кровати, но думал он не об Эми. Он старательно, изо всех сил не думал об Эми. Он думал о крыше на дровяном сарае — похоже, там надо заменить несколько досок. И ступеньки к мосткам — там тоже не помешало бы приложить руку. И эта ветка над «ночлежкой». Больше всего он пытался думать о ней. Надвигается непогода, может задуть сильный ветер.

Да ладно, это будет не трудно. Ему не надо думать об этой девушке. Это не потребует от него особого труда. Не потребует.


Дождь начался в полночь. Ветер налетел с озера, обрушив ливень на три домика, большой гараж и сауну. Он стучал по островерхой крыше «ночлежки», неистово барабанил по крышам и в окна. Ник не мог спать. Прошлая ночь, его первая ночь здесь, прошла нормально — он периодически проваливался в сон, но этой ночью вой ветра и стук дождя не давали ему уснуть. Дома он никогда не слышал таких звуков природы. Косой дождь рвался в окно. Он слышал, как его струи молотят в маленькие, высоко расположенные окошки в дальнем конце «ночлежки». Звук был довольно пугающим. Он не то чтобы боялся, но это заставляло его думать о Брайане. Через некоторое время ударил гром.

Он перевернулся на другой бок и натянул край спального мешка на плечо. Как только он начинал думать о Брайане, было очень трудно что-то делать, не то что спать. Дома такие грозы начинались вечером и к ночи проходили. Но этот воздушный вихрь пришел со Скалистых гор. О такой погоде он ничего не знал.

Дождь продолжал низвергаться, каждой каплей ломясь в оконное стекло, словно армия японских солдат, жертвующих собой в безнадежном наступлении.

Над головой раздался резкий звук. Что-то затрещало, затем упало с глухим стуком.

Ник сел. О черт! На крышу упала ветка дерева. Он ждал, что надломятся балки, треснут перекрытия, но слышны были только ветер и дождь. Он поискал фонарик.

— Ник? — Это была Элли, та, которая скучная. Ее голос донесся из-за перегородки, делившей «ночлежку» на половину мальчиков и половину девочек. Перегородка была всего восемь футов высотой, так что между ней и крышей оставалось приличное расстояние. Должно быть, она увидела свет его фонарика. — Ты не спишь?

Не спит ли он? А что она подумала? Что он включил фонарик во сне?

— Нет.

— Ты слышал шум?

А зачем, по ее мнению, он включил свет?

— Да.

Он перегнулся со своей нижней кровати и посветил на потолок, ведя белым кружком света по доскам. Они были светлыми, желтоватыми. Он не знал, что это за дерево, никогда в этом не разбирался. Свет двигался дальше, и Ник недоумевал, зачем он это делает, что ищет.

Затем свет остановился — что-то блестело и двигалось, ручеек воды. Отлично, их заливает! Вот так всегда это начинается в кино, с маленького ручейка безобидной на вид воды, которая, как выясняется, заражена ядовитыми радиоактивными отходами.

Вода стекала по доске, пока не добралась до шляпки гвоздя, тогда она закапала. Ник слышал этот стук сквозь шум дождя. Просто это было как раз над верхней кроватью, в которой спал один из этих маленьких «городских». Он и забыл о них.

— Как ты думаешь, это ничего? — Это снова подала голос Элли.

— Конечно.

В этой половине дома были две двухъярусные кровати. Ник спал на нижней, а мальчики — на двух верхних. Ник встал с кровати и подошел к другой, той, что находилась под капелью. Свет выхватил нейлон цвета морской воды — спальный мешок «городского». Как раз посередине расплывался темный круг, сияющий и влажный.

— А с мальчиками все в порядке? — Это опять Элл и. Ник пожалел, что она никак не заткнется.

— Выглядят нормально.

По крайней мере тот, которому не грозило переохлаждение.

Удивительно, как мало места занимал этот ребенок, — больше половины его мешка осталась плоской.

— Мэгги проснулась? — Ник не знал, почему он об этом спросил.

— Ее здесь нет, — ответила Элли. — Она пошла в новый дом почитать и, наверное, там и уснула.

Влажное пятно росло, вид его Нику не нравился. Надо было что-то делать.

Это было на него не похоже, он не из тех, кто что-то делает. Он был Ник, отрицательный Ник, бездельник Ник, Когда живешь с двумя истеричками, самое умное, что можно сделать, — не делать ничего.

И вот он здесь, а вокруг, как в фильме ужасов, завывает ветер, и вместо того чтобы оказаться вампиром, который бродит, кусая людей за шеи, он получил роль как-там-это-называется? Гувернантки. Да, Отрицательный Ник стал гувернанткой, отвечающей за двух крошек.

— Мне кажется, что на одного из мальчиков струится поток воды. — «Струится поток»? Где он этого набрался? Это, должно быть, россказни гувернанток девятнадцатого века. — Он проснется, если я его передвину?

— Он снова уснет. Перетаскивай весь спальник, если сможешь, — посоветовала она. — Но ты уверен, что надо его передвигать? Небольшой поток — ничего страшного.

Это было несправедливо. Почему он жеманничает и нервничает, а она говорит как нормальный человек?

— Нужна моя помощь? — спросила она.

Он не против. Лучше бы вообще кто-нибудь другой занялся этим. В любой ситуации это казалось самым безопасным. Но в перегородке двери не было: чтобы попасть сюда, Элли придется выйти на улицу и промокнуть насквозь.

— Нет, — сказал он. — Пустяки.

Ник положил фонарик, поставил ногу на край нижней кровати и подтянулся на руках. Нелегко будет подхватить ребенка в спальнике, а потом спуститься. Прошлым летом Ник не смог бы этого сделать, но в этом году он занимался борьбой, и его научили паре приемов, как переместить вес другого человека. Ребенок забормотал, когда Ник поднял его, и на мгновение показалось, что он сейчас проснется, но мальчик обмяк в его руках и умолк. Ник спустился вниз и положил малыша на нижнюю кровать. Спальный мешок под ним сбился, Ник расправил его. Мальчик вытянулся и перевернулся на другой бок, но не проснулся. Ник включил фонарик и посветил на спальник. Теперь влажное пятно было как раз на мальчике, но оно хотя бы не увеличивалось. Если им повезет, то этот парень окажется чемпионом по мокрым простыням, привыкшим спать в лужах.

Ник забрался в свой спальный мешок. По крайней мере он больше не думал о Брайане, это уже кое-что. Брайан оценил бы юмор момента.

О черт! Крыша по-прежнему протекает. Надо, наверное, что-то сделать с матрасом. Вероятно. Но что?

Под кроватью лежала пара мешков для мусора емкостью в сорок галлонов. В них раньше хранились спальные мешки.

Он вновь поднялся, включил фонарик, выудил из-под кровати мешки для мусора и опять встал на край нижней кровати. Ему бы сейчас не помешал шлем, какие носят шахтеры, с фонарем. Для того чтобы разостлать мешки, требовались две руки.

«Ну что, Вэл, Барб, — обратился он к матери и бабушке, — вот оно — находчивость, ответственность. Вы этого хотели. Теперь я могу покинуть это место?»

Разумеется, в тот момент, когда он так славно и аккуратно расправил мешки, он вспомнил, что днем Джек провел в дом газ. Он мог его зажечь. Как это он так сглупил?