Дом, в котором предстояло спать Эми, Джеку и Холли, был самым старым сооружением на озере, единственным из всех, построенным в стиле первых поселенцев — из бревен. Он был приспособлен к суровым зимам Миннесоты: толстые стены, маленькие окна. Поэтому домик, казавшийся с наступлением вечера воплощением сказочной фантазии, днем был темным, даже мрачным.

Вслед за Холли и Гвен Эми вошла внутрь. Женщины немного помедлили, чтобы глаза привыкли к полумраку. Первая комната была маленькой квадратной кухней, оснащенной столом с выложенной керамической плиткой столешницей, газовой плитой и приземистым маленьким холодильником. Здесь же был старомодный насос, установленный рядом с раковиной, на плите стояли два больших чайника.

За кухней находилась основная комната, обогреваемая обычной старой печкой, сделанной из железной бочки. На этой печке стояли еще два чайника. Вот так здесь получают горячую воду — накачивают с помощью насоса, а потом кипятят. Рядом с кухней поместилась еще и маленькая спальня с двумя односпальными кроватями, а вдоль обращенной к озеру стены тянулась узкая закрытая веранда, где стояла двухъярусная кровать.

— Холли и Эми займут спальню, — сказала Гвен, — а Джек будет спать на веранде.

Он пошел к главному дому за остальными вещами, а Гвен показала Холли и Эми, где лежат кофе и чай и как топить печку. Она сказала им, что делать, если вдруг выключился холодильник. Объяснила, как перед пуском залить водой насос, если он откажет.

Холли внимательно все слушала.

— Мне кажется, я поняла, — сказала она и посмотрела на Эми. — Но ты, наверное, все это знаешь?

Эми вздрогнула:

— Нет, боюсь, что не знаю.

Она даже не слушала. Здесь она была младшей сестрой. Ей не нужно понимать, как что происходит. Остальные все знают, и если им понадобится ее помощь, они скажут, что делать.

Томми сказал, что она ведет себя так потому, что у нее нет выбора, но что ей вовсе не нужно навсегда оставаться младшей сестрой. Все изменится, сказал он, если она постарается, и, возможно, он прав, но это, казалось, того не стоило. Во всяком случае, не сейчас, когда она приехала сюда на такое короткое время, не тогда, когда тут Феба и Йен, которые, конечно, не изменились.

— Я только знаю, что надо спать с открытым окном, чтобы не угореть из-за утечки пропана.

— Так мы и сделаем, — сказала Холли.

Джек принес остальной багаж, поместив ее и Холли вещи в спальню. Холли поставила свой чемодан на кровать, ее мать стояла, готовая помочь разобрать вещи. Джек показался в дверях маленькой спальни.

— Ну и как тут идут дела, мама? — спросил он.

— Чудесно, — ответила Гвен. — Как видишь, это красивое место.

Эми внезапно поняла, что она здесь лишняя: Гвен не может говорить при ней искренне, и самое лучшее, что она может сделать, единственное, что она может сделать, чтобы помочь им, — это уйти и дать детям и матери возможность побыть наедине.

— Если вы не против, — сказала она, — я бы сходила ка озеро.

— Составить тебе компанию? — посторонился, пропуская ее, Джек.

Он предложил это из вежливости. Ему хотелось остаться и поговорить с матерью.

— Нет-нет. Думаю, дама в блузке цвета фуксии уже отказалась от мысли меня найти.

— Это точно. Значит, тебе не придется прятаться здесь в туалете.

— Наверняка.

Она улыбнулась и вышла. От фасада дома несколько ступенек вели к озеру, но мостки были только перед главным домом. Эми пошла туда. Приближаясь, она услышала звонкие голоса детей, а мгновение спустя показались четверо малышей — Алекс и Клер, Скотт и Эмили, — взбиравшихся по берегу. Они торопливо, мимоходом поздоровались с ней и помчались дальше.

Через минуту она увидела сестру. Феба несла, как ей показалось, чуть ли не с полдюжины спасательных оранжевых жилетов. Временами ей приходилось поворачиваться боком, чтобы пройти между деревьями.

Эми бросилась ей навстречу:

— Давай помогу. Что надо сделать?

— Да нет, ничего. Они не тяжелые, мне так удобно.

— Куда ты их несешь? — Эми отступила в сторону.

— Мы сто лет держали их в носовой части лодки, — сказала через плечо Феба. — Не думаю, что они еще когда-нибудь нам понадобятся. Поэтому я подумала, что можно отнести их в гараж.

Если они никому не понадобятся, зачем вообще их хранить? Почему просто не выбросить?

Но Эми ничего не сказала. Она не будет вмешиваться.

— Папа и Гвен обрадовались, что ты приедешь, — сказала Феба. — Сколько ты сможешь здесь пробыть?

— Еще не знаю. Это от многого зависит.

Эми ускорила шаги, чтобы открыть боковую дверь гаража.

Большой, отдельно стоящий гараж располагался между дорогой и новым домом. В этом железорудном районе гаражи иногда строились крупнее семейных домов, и в данном случае так и было. Гараж, сооруженный человеком, который работал на шахте электриком, был больше и, возможно, даже лучше построен, чем новый дом.

Чтобы войти в гараж, Фебе снова пришлось повернуться боком. Предвечерний свет упал ей на лицо; она выглядела бледной, глаза усталые и напряженные.

Что-то было не так, на озере Феба не должна так выглядеть. Она должка быть здесь счастливой.

Жизнь Фебы в Айова-Сити была неимоверно деятельной и состояла из множества событий. Когда бы Эми с ней ни говорила, казалось, что происходит миллион вещей одновременно; она всегда планировала походы девочек-скаутов, вечеринки для класса, равно как и бесконечные дела на работе, беспокоясь о своих студентах-юристах, о юридической помощи, которую она оказывала неимущим. Она много трудилась и на озере, разумеется, — ведь она была Феба, но здесь она делала одно дело за раз и успокаивалась, снова делалась мирной.

Но не в этом году.

Давай я возьму жилеты… давай помассирую тебе плечи. Эми страстно хотелось что-нибудь сделать для сестры. Я привезла кашемировый халат, пожалуйста, возьми его, он такой мягкий, он согреет, успокоит тебя…

Фебе никогда не приходило в голову сделать что-нибудь Для собственного удовольствия. Она никогда не покупала себе ароматическое масло для ванны или толстую, с необрезанными краями писчую бумагу. Она никогда не находила для себя времени. Когда Феба брала чашку чая и садилась погреться на солнышке весенним днем? Хоть раз купила цветы — просто для себя?

Эми вошла за ней в гараж. В конце помещения было нечто вроде антресоли. Феба бросила там жилеты.

Потом именно Феба принесла лестницу — Эми не знала, где она стоит, — и именно Феба поднялась по лестнице, опасно балансируя, пока Эми подавала ей спасательные жилеты.

— Рада, что покончила с этим, . — сказала Феба, убрав лестницу и отряхивая руки. — Я не большая любительница высоты.

Тогда почему ты не попросила меня? — хотела крикнуть Эми. Я совсем не боюсь высоты. Почему не я?

И на одно ужасное, всепоглощающее, засасывающее мгновение Эми пришло в голову: зачем я здесь? Чего ради? Какой в этом смысл?

Ничего себе! Для его вещей под нижнюю кровать засунули целых две бельевые корзины. Это, наверное, удобства по первому классу. Два маленьких «городских» — Ник не надеялся, что когда-нибудь запомнит их имена, — получили только по одной корзине на брата. Но ему тетя Гвен выделила две.

Спасибо, Брайан. От души спасибо! Посмотри, куда я из-за тебя попал.

Ник лежал на кровати, вперив взгляд в матрас второго яруса. Тетя Гвен сказала, что на коктейль можно будет прийти в пять тридцать. Означает ли это, что коктейль найдется и для Кузена Ника?

Было пять сорок пять. За стенами «ночлежки» слышались голоса. Само по себе местечко ничего. Полная изоляция оказалась бы классной штукой, если бы не чертова прорва людей, живущих друг у друга на голове. Он приподнялся, спустил ноги на пол и встал. Что толку откладывать это до бесконечности!

Подъездная дорожка упиралась в небольшую площадку перед главным домом. На козлы положили пару плохо оструганных досок, и дедуля — новый муж тети Гвен — заведовал этим «баром». Сама тетя Гвен разносила крекеры и сыр. Дети играли в какую-то игру, девочки-подростки сидели на садовой скамейке, а остальные взрослые стояли рядом и вели себя преувеличенно вежливо. Это всегда знак того, что можно ждать чего-то недоброго, — когда взрослые ведут себя преувеличенно вежливо.

Ник посмотрел на двух девочек. Они не были похожи на двух закадычных подруг, он сразу это понял. Высокая, темненькая — ее зовут Мэгги — не желала иметь ничего общего со второй, похожей на мышку, Элли.

Мэгги была красоткой. В ней не было слащавой красоты, какая бывает у лидера школьной команды поддержки. Она была очень бледная, с большими, нежно очерченными губами и темными глазами. Брови росли низко над глазами. Одета в мужскую черную рубашку, слишком большую даже для ее роста и свисающую с плеч. Ник подумал, не стыдится ли она своей груди, которая — основываясь на поверхностном с ней знакомстве — выглядела великолепно.

Элли производила менее приятное впечатление. Она казалась довольно неинтересной, даже немного жалкой, но Ник предположил, что так и бывает, если предки дают тебе имя, больше подходящее для коровы.

Он краем глаза наблюдал за обеими. Элли повернулась к Мэгги, пытаясь заговорить с ней, но та смотрела прямо перед собой, явно ее игнорируя.

— Что тебе налить, Ник? — спросил дедуля. — Малышам предлагается растворимый лимонад, иначе мы будем завалены недопитыми банками шипучки. Но вы с Мэгги и Элли, конечно, будете пить шипучку.

Шипучка! Вот как эти люди называют газированную воду. Боже, какое дурацкое слово! Шипучка, шипучка. Неудивительно, что жителей Среднего Запада считают дураками, они то и дело называют газированную воду «шипучкой». Это говорит о не слишком-то большом уме.

Не то что слова «бурбон», «джин», «водка». Эти напитки тоже имелись на столе. Дедуля показал бы свой ум, если бы произнес эти слова, обращаясь к Нику, но это явно не предусматривалось. Он был членом «отряда шипучки», Ник взял спрайт и направился туда, где сидели две девочки. Мэгги тут же подвинулась, тесня Элли и освобождая для него место. Ему, без сомнения, следовало сесть с ней.