Даниэла Стил - Конец лета

Медсестра знаком велела Динне и Марку выйти. Пилар снова задремала и не видела, как родители вышли из палаты. Некоторое время они молча ходили взад-вперед по коридору. Наконец Динна не задумываясь взяла Марка за руку.

– Когда вернется этот доктор Киршман?

– Мне сказали, что скоро. Ты думаешь, ей стало хуже?

Динна кивнула:

– Мне кажется, она стала беспокойной, не находит себе места.

– Но она разговаривает, может, это хороший знак?

– Возможно, – согласилась Динна.

Однако оба были сильно встревожены. Пока они ходили по коридору, Марк крепко обнял Динну за плечи, и она не стала стряхивать его руку. Она вдруг поняла, что Марк ей нужен, сейчас он был единственным человеком, который понимал, что она чувствует, и сам чувствовал то же самое.

– Марк?

Он посмотрел на Динну с мукой в глазах, но она только покачала головой. По ее лицу текли слезы. Марк снова обнял Динну. Ему нечего было сказать в утешение, он мог только плакать вместе с ней.

Они снова стали ходить по длинному коридору. Прошли его из конца в конец раз семь или восемь и наконец сели на два соседних стула с прямыми спинками. От усталости глаза Динны казались остекленевшими. Она уставилась невидящим взглядом на измятый подол юбки.

– Помнишь, как мы подарили Пилар эту собачку, когда ей было пять лет?

Динна улыбнулась своим воспоминаниям. Они посадили маленького щенка в ботинок, поставили этот ботинок в шкафчик Пилар, а потом велели ей немедленно открыть дверцу и взять одежду. И тут она увидела песика, выглядывающего из ботинка. Пилар завизжала от восторга.

Марк тоже улыбнулся, вспоминая эту сцену.

– Я на всю жизнь запомнил, какое у нее было лицо.

– Я тоже.

Динна посмотрела на Марка, улыбнулась сквозь слезы и взяла его носовой платок, чтобы высморкаться. Она чувствовала себя очень странно. Всего час назад они ссорились и она намекала на развод, но сейчас это казалось не важным. Не их брак, а их ребенок – вот что сейчас имело значение. Какая бы трещина ни расколола их отношения, у них по-прежнему была Пилар. И в этот конкретный момент Марк был единственным человеком, понимавшим, что она, Динна, чувствует, а она была единственным человеком, разделяющим его страх за дочь. Казалось, если они будут крепко держаться друг за друга, не отпускать друг друга, если они будут двигаться, говорить, надеяться и молиться, то Пилар останется с ними, она не сможет умереть.

Динна снова подняла взгляд на Марка, и он погладил ее по руке.

– Попытайся расслабиться.

Она вздохнула и прикрыла глаза рукой, но не успела ничего сказать – к ним подошла медсестра.

– Доктор Киршман сейчас с девочкой, он хочет вас видеть.

Марк и Динна одновременно вскочили и едва ли не бегом бросились к палате. Врач стоял у изголовья кровати, глядя то на Пилар, то на мониторы. Динне и Марку показалось, что прошло несколько часов, прежде чем они вместе с врачом вышли в коридор. Первым заговорил Марк:

– Ну что, доктор? Врач был мрачен.

– Я дам ей еще немного времени; если через час ее состояние не улучшится, мы заберем ее в операционную и будем решать, что делать.

– Что вы можете сказать? – Марк жаждал услышать конкретные обещания, гарантии.

– Я не знаю. Пока она держится, больше ничего сказать не могу.

Доктор хотел бы сказать, что у нее хорошие шансы на выздоровление, но шансы были малы, и он предпочел ничего не говорить.

– Хотите посидеть с ней еще немного?

– Да, – первой ответила Динна.

Она вернулась к изголовью кровати. Марк встал рядом с ней.

Так они простояли почти час. Пилар все это время спала, издавая во сне странные звуки. Иногда она шевелилась, казалось, что ей трудно дышать. Марк опустил одну руку на кровать и коснулся маленькой хрупкой фигурки. Динна держала Пилар за руку и ждала. Чего? Наверное, надежды. Прошел почти час, и наконец Пилар проснулась.

– Пить...

– Пока нельзя, дорогая, – прошептала Динна с любящей улыбкой.

Она с невыразимой нежностью дотронулась до лба девочки.

– Позже, а сейчас тебе лучше поспать. Мама и папа с тобой. Поспи, дорогая, скоро, очень скоро тебе станет лучше.

Пилар вдруг улыбнулась. Несмотря на опутавшие ее трубки, это была самая настоящая улыбка, сердца Динны и Марка неистово забились.

– Мне... сейчас... лучше.

– Я рад, cherie. А завтра тебе будет еще лучше.

Голос Марка был тихим и нежным, как летний ветерок. Пилар снова улыбнулась и закрыла глаза.

Буквально через несколько секунд вернулся доктор Киршман и кивком попросил их выйти. По дороге к двери прошептал:

– Сейчас мы будем готовить ее к операции. Очень скоро вы можете вернуться в палату.

Динна и Марк вышли в коридор. Динна почувствовала, что ей не хватает воздуха, словно ей, как и Пилар, стало трудно дышать. В коридоре было одновременно и холодно, и душно. Динна оперлась на руку Марка. Было четыре часа утра, и они оба не спали двое суток.

– Она сказала, что ей лучше. – Марк ухватился за крошечную надежду. Динна кивнула. – Мне показалось, что и цвет лица у нее стал немного лучше.

Динна собиралась что-то сказать, но не успела: в коридоре снова появился доктор Киршман.

– Черт побери, ему нужно заниматься Пилар, а не ходить за нами!

Марк пошел было навстречу врачу, но Динна застыла на месте и вцепилась в руку мужа. Она уже знала, что случилось. Она все поняла и не могла двинуться с места. Земля остановилась. Мир перестал существовать. Пилар умерла.

Из больницы Динна и Марк вышли на рассвете. На то, чтобы подписать необходимые в таких случаях бумаги и отдать распоряжения по поводу похорон, ушло около часа. Марк решил, что похороны должны пройти во Франции. Динне было безразлично. Ее мальчики были похоронены в Калифорнии, дочь будет лежать во Франции. Сейчас это не имело для нее значения. К тому же она подозревала, что Пилар, будь у нее возможность решать, тоже выбрала бы такой вариант. Доктор Киршман проявил доброту и сочувствие, но ничего не мог сделать: когда Пилар привезли с юга Франции, ее состояние было слишком тяжелым. Удар по голове был настолько силен, что оставалось только удивляться, как она не умерла в первые секунды после аварии.

– Ох уж эти мотоциклы... – вздохнул врач.

Марк болезненно поморщился.

В больнице им предложили кофе, но они отказались. Наконец с формальностями было покончено. Марк взял Динну за руку и заботливо вывел на улицу. У Динны было такое ощущение, что в течение последнего часа ее мозг просто отказался работать. Она не могла ни думать, ни чувствовать. Конечно, она выполнила все необходимые формальности, но делала это чисто механически, и ее не покидало ощущение, что она умерла вместе с Пилар.

Марк подвел ее к маленькому синему «рено» и отпер дверцу.

– Чья это машина?

Казалось странным задавать такой вопрос сейчас, в это утро, но Динна все-таки спросила, глядя на Марка почти невидящим взглядом.

– Не важно, садись в машину, поедем домой. Никогда еще Марк не чувствовал себя таким одиноким, усталым, потерянным. Все его надежды, мечты, радости были уничтожены. Его не утешало то, что у него есть Динна и Шанталь, ведь он потерял Пилар. Марк завел машину, и по его щекам снова покатились слезы. На этот раз он не стал их сдерживать, теперь ему было все равно.

Динна откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В горле у нее стоял ком, грудь словно сдавило, у нее накопилось слез на всю оставшуюся жизнь, но сейчас она не могла плакать.

Они медленно ехали по Парижу. Улицы были уже убраны, и в мокрых мостовых отражалось солнце. Оно светило слишком ярко. В такой трагический день должен висеть туман и идти дождь, но день выдался ясный, и оттого казалось, что страшного события вовсе не произошло. Как Пилар могла умереть в такой день? Но она умерла. Пилар умерла. Эта мысль снова и снова повторялась в сознании Марка. Динна невидящим взглядом смотрела в окно.

Когда они подошли к двери в квартиру мадам Дюра, горничная уже ждала их, правда еще в халате. Она услышала гул лифта и выбежала их встретить. Выражение лица Марка-Эдуарда сказало ей все. Не произнеся ни слова, горничная заплакала.

– Мне разбудить мадам?

Марк отрицательно покачал головой. Будить мадам Дюра не было никакой необходимости, дурная весть вполне могла подождать.

– Месье, приготовить вам кофе?

Марк кивнул и бесшумно закрыл входную дверь. Динна с потерянным видом стояла в прихожей. Марк посмотрел на нее, вытер глаза и протянул ей руку. Динна так же молча взяла его за руку, и они вместе прошли в их комнату.

Окна в комнате были зашторены, ставни закрыты, постель была разобрана, но Динне не хотелось ложиться. Ей было страшно представить, как она будет лежать и думать, что Пилар больше нет.

Марк-Эдуард сел в кресло и закрыл лицо руками. Через некоторое время Динна услышала его рыдания. Она подошла к Марку и положила ему руки на плечи, но больше она ничем не могла ему помочь. В конце концов Марк-Эдуард выплакал слезы, и тогда Динна помогла ему лечь в постель.

– Попытайся заснуть, – прошептала она, как раньше шептала, обращаясь к Пилар.

– А ты? – хрипло спросил Марк.

– Я тоже попытаюсь. Позже. Ты без чемодана? Динна удивленно огляделась. В комнате совсем не было вещей Марка.

– Я его позже привезу.

Марк закрыл глаза. Заехать за вещами означало увидеться с Шанталь, а значит, разговаривать с ней о Пилар. Марку предстояло сказать о ней и своей матери. И друзьям. Но ему было невыносимо даже думать об этом. Когда о чем-то рассказываешь, оно становится реальным. В уголках его глаз снова появились слезы. А потом он заснул.

Принесли кофе. Марк спал, Динна взяла свою чашку и перешла в гостиную. Там, сидя в одиночестве, она пила кофе, видела в окне крыши Парижа на фоне неба, позолоченного рассветными лучами, и думала о своей девочке. В последние годы Пилар бывала разной, с ней часто приходилось нелегко, но в конце концов она бы выросла и повзрослела. Они стали бы друзьями. «Стали бы...» Динне было трудно даже мысленно произнести это. Для нее Пилар была по-прежнему здесь, рядом. У нее все еще не укладывалось в голове, что они никогда больше не поговорят, не поспорят, не посмеются вместе, что Пилар больше не встряхнет длинными, похожими на гриву белокурыми волосами, не сверкнет голубыми глазами, чтобы получить то, чего ей хочется, что никто больше не позаимствует шлепанцы Динны, ее помаду, что ее любимый халат не исчезнет вместе с модным пальто. И когда Динна об этом думала, ее слезы наконец прорвались наружу и хлынули потоком. Теперь она в полной мере осознала, что Пилар больше нет.