Динне очень хотелось ответить, что ей все равно, но это было не так. Главная трудность в том и состояла, что ей было далеко не все равно.

– Не знаю. Такого вопроса в нашей семейной жизни никогда не возникало, я не так часто хожу на ленч с другими мужчинами.

– А как же дилеры, которые предлагали выставлять ваши работы?

Бен улыбнулся. Они разговаривали, все еще сидя в его машине.

– А уж с дилерами тем более! Я никогда ни с одним из них не встречалась за ленчем.

– Интересно почему?

Динна глубоко вздохнула и посмотрела Бену в глаза.

– Мой муж не одобряет мою работу. Он считает, что живопись – это такое приятное хобби, способ провести свободное время, но «все художники – хиппи и дураки».

– Что ж, Гогена и Мане он заклеймил. – Бен помолчал, потом посмотрел на Динну так пристально, что ей показалось, будто его взгляд проникает в самую ее душу. – А вам не бывает обидно? Вам не кажется, что тем самым ваш муж отметает то, что составляет существенную часть вашей личности?

– Вовсе нет, я ведь все равно продолжаю рисовать.

Однако оба понимали, что это неправда. Динна действительно была вынуждена отказаться от того, чего она очень, очень хотела.

– Думаю, – продолжала Динна, – брак – это своего рода компромисс, каждому приходится чем-то жертвовать.

Но чем пожертвовал Марк? От чего он отказался? Динна задумалась и погрустнела, Бен отвел взгляд.

– Возможно, в этом и была моя ошибка, когда я женился. Я совсем забыл о компромиссах.

Динна удивленно вскинула брови:

– Вы были слишком требовательным?

– Возможно. Сейчас трудно сказать, слишком много времени прошло. Помню, я хотел, чтобы она была такой, какой я ее считал...

Бен умолк, не договорив.

– И какой же?

– О... – Он криво улыбнулся. – Преданной, честной, милой, влюбленной в меня – как видите, ничего оригинального.

Оба засмеялись. Бен вытащил корзину и помог Динне выйти из машины. Затем расстелил на траве плед, который предусмотрительно захватил с собой.

– Господи, неужели вы все это сами приготовили? Динна с удивлением наблюдала, как Бен извлекает из корзины разную снедь: салат с крабами, паштет, французский хлеб, небольшую банку печенья, бутылку вина. Была там и корзинка поменьше, с фруктами. Сверху в ней лежали вишни. Динна достала две вишенки на веточке и повесила их на правое ухо.

– Вам очень идут эти вишни, но советую попробовать еще и виноград.

Бен протянул ей небольшую гроздь. Динна засмеялась и пристроила виноград на другое ухо.

– У вас такой вид, как будто вы выбрались из рога изобилия, – заметил Бен. – И вообще, все это очень похоже на fete champetre[5].

– А разве это не так?

Динна села на плед, откинулась назад и посмотрела в небо. В эту минуту она чувствовала себя совсем юной и абсолютно счастливой. С Беном было очень легко.

– Готовы подкрепиться?

Бен смотрел на нее, держа в одной руке миску с крабовым салатом. Динна была прекрасна, она сидела в непринужденной позе, опираясь на локти, сквозь ее темные волосы проглядывали фрукты. Увидев, что Бен улыбается, Динна вспомнила про вишни и виноград, сняла их и немного приподнялась.

– Если честно, умираю с голоду.

– Это хорошо, люблю женщин со здоровым аппетитом.

– А что еще вам нравится в женщинах?

Вопрос был не совсем уместный, но Динне было все равно. Ей хотелось, чтобы они с Беном стали друзьями, и она хотела узнать о нем побольше.

– Дайте подумать... мне нравятся женщины, которые танцуют... женщины, которые умеют печатать... женщины, которые умеют читать... и писать! Женщины, которые рисуют... женщины с зелеными глазами. – Бен замолчал, снова посмотрел на Динну сверху и еле слышно спросил: – А вам?

Динна притворилась, что не поняла, и уточнила со смехом:

– Какие женщины нравятся мне?

– Ладно, болтать будем потом, давайте поедим.

Бен протянул Динне хлеб и банку с мясным паштетом. Она отломила от батона горбушку и намазала ее толстым слоем паштета.

День был прекрасный, на небе ни облачка, с берега дул легкий ветерок и доносился тихий плеск волн. Время от времени мимо пролетала какая-нибудь птица. Заброшенные здания военных казарм смотрели на них незрячими глазницами окон. Казалось, весь мир принадлежит им одним.

Динна огляделась и снова посмотрела на Бена.

– Знаете, иногда мне жалко, что я не рисую что-нибудь такое.

– Так почему же не рисуете?

– Вы имеете в виду, как Уайет? – Динна улыбнулась. – Нет, это не мое. Мы делаем каждый свое, и каждый по-своему. – Бен кивнул, не перебивая ее. – А вы не рисуете?

Он покачал головой и грустно усмехнулся:

– Нет. Когда-то я пытался, но из этого ничего не получилось. Видно, моя судьба – продавать произведения искусства, а не создавать их. Хотя одно произведение искусства я все-таки создал.

Бен посмотрел на море, и на его лице появилось мечтательное выражение. Ветер теребил его волосы.

– Что же?

– Я построил дом. Небольшой, но очень симпатичный. Мы построили его вдвоем с другом.

– Как здорово! – искренне восхитилась Динна. – А где этот дом?

– В Новой Англии. Я тогда жил в Нью-Йорке. Дом был задуман как сюрприз для моей жены.

– Он ей понравился?

Бен отрицательно покачал головой и снова, отвернулся, глядя на море.

– Нет. Вернее, она его так и не увидела. Она ушла от меня за три дня до того, как я собирался отвезти ее в этот дом.

Ошеломленная, Динна не знала, что сказать. И она, и Бен – оба получили от жизни свою порцию разочарований.

– И что стало с этим домом?

– Я его продал. Сначала я хотел его оставить, но потом понял, что не стоит. Слишком больно было в нем находиться. А потом я переехал в эти края и купил дом в Кармеле. – Он посмотрел на Динну с грустью и нежностью. – Но все-таки приятно сознавать, что я смог это сделать. В тот день, когда дом был закончен, я испытал ни с чем не сравнимое чувство. Что ни говори, а это было достижение. Слушая Бена, Динна улыбнулась:

– Я вас понимаю. Думаю, я испытала то же самое, когда родила Пилар. Хотя она и не мальчик.

– Неужели это так важно?

В тоне Бена прозвучало раздражение.

– Тогда – да. Марк очень хотел иметь сына. Но сейчас, мне кажется, его это уже не волнует. Он обожает Пилар.

– Пожалуй, я бы предпочел иметь дочь, а не сына, – заметил Бен.

Динна удивилась:

– Почему?

– Девочку легче любить. Не надо забивать голову стереотипами, думать о том, как вырастить настоящего мачо, и о прочей ерунде, которая на самом деле ни черта не значит. Девочек же можно просто любить.

Чувствовалось, что Бен переживает из-за отсутствия у него детей, и Динна невольно задала себе вопрос, женится ли он когда-нибудь снова.

– Нет, я не собираюсь, – сказал он, не глядя на Динну. Она растерялась. Бен обладал удивительной способностью отвечать на вопросы, которых она не задавала вслух.

– Не собираетесь... что?

– Жениться еще раз.

– Фантастика. – Динна была потрясена: он действительно прочел ее мысли. – Но почему?

– Не вижу смысла. У меня есть все, что мне нужно. К тому же я очень занят своими галереями, и жениться было бы просто несправедливо по отношению к женщине – если, конечно, она не будет так же занята тем же самым делом. Десять лет назад я не был так сильно поглощен бизнесом, а теперь ушел в него с головой.

– Но вы же хотите иметь детей? Что-что, а это-то Динна поняла.

– Я, например, хочу иметь дом в пригороде Вены, а у меня его нет. Но я проживу и без этого. А вы?

– У меня же есть дочь, – не поняла Динна. – Вы хотите спросить, думаю ли я еще об одном ребенке?

– Я имел в виду не это, хотя, может быть, и это тоже. Как вам кажется, вы когда-нибудь еще выйдете замуж?

Бен в упор посмотрел на нее бездонными зелеными глазами.

– Но я уже замужем.

– Динна, вы счастливы в браке?

Бен задал не просто прямой вопрос, но еще и болезненный. Динна хотела было ответить «да», но в последний момент передумала и сказала правду:

– Иногда. Я просто принимаю то, что мне выпало.

– Почему?

– Потому что у наших отношений есть своя история. – По какой-то ей самой непонятной причине, разговаривая с Беном, Динна не хотела произносить имя мужа. – У нас есть прошлое, его нельзя ни изменить, ни отбросить, ни убежать от него.

– Это прошлое – хорошее?

– Разное. Оно было хорошим, когда я понимала правила игры.

Динна была безжалостно честна даже с самой собой.

– Какие?

В голосе Бена сквозила такая щемящая нежность, что Динне захотелось протянуть к нему руки и не говорить больше о Марке. Но Бен стал ее другом, а на большее она не имела права. Только на дружбу. Так что оно и к лучшему, что они говорят о Марке.

– В чем состояли эти правила?

Динна пожала плечами и вздохнула:

– Много разных «не». Не пренебрегай желаниями мужа своего, не задавай слишком много вопросов, не возжелай своей собственной жизни – особенно жизни художника. Но когда-то он был ко мне очень добр. Мой отец погиб и оставил меня без гроша, одинокую, испуганную. Марк меня очень выручил. Возможно, он помог мне даже больше, чем мне бы хотелось, но так получилось. Он дал мне дом, благополучие, семью, ощущение стабильности. В конце концов, это он дал мне Пилар.

Динна не упомянула о любви.

– И это стоило заплаченной цены? Стоит сейчас? Она улыбнулась, но улыбка получилась вымученной.

– Наверное. Я привыкла, мне нравится то, что у меня есть.

– Вы его любите?

Улыбка погасла. Динна кивнула.

– Извините, Динна, мне не следовало задавать такой вопрос.

– Ну почему же? Мы друзья.

– Да. – Бен снова посмотрел на нее с улыбкой. – Мы друзья. Не хотите прогуляться по берегу?

Бен встал и протянул Динне руку, чтобы помочь подняться. На короткое мгновение их руки соприкоснулись, потом Бен повернулся и большими шагами пошел к воде, жестом предлагая Динне догнать его. Но Динна побрела медленно, обдумывая его слова. По крайней мере здесь нет никакой неясности – она действительно любит Марка. И эта уверенность не позволит ей впутаться в историю с Беном. Потому что до этого у нее временами возникало такое опасение – было в Бене нечто особенное, что ей очень нравилось.