Френсис старалась не отчаиваться, но ее положение в чем-то было хуже маминого. Неопределенность мучила всех. Однако Френсис знала о любовницах Роберта, которым вход в его дом не запрещался. Поэтому ее страдания усугубляла ревность.

– Как ты считаешь, когда Роберту позволят выходить из дома? – мама задавала вопрос, на который я и сама хотела бы узнать ответ.

Так как я оставалась единственным членом семьи, кого еще допускали к королеве, сроить догадки оставалось только мне.

– Надеюсь, скоро. Будем ждать. Хотя это не в характере Роберта. Он постоянно требует встречи с королевой, пишет ей письма.

– А его самочувствие? Улучшается?

– Роберт проводит в спальне почти весь день. Врачи советуют ему не волноваться, иначе его состояние будет лишь ухудшаться. Да разве возможно сейчас оставаться спокойным? – честно ответила я. – Друзья заходят к Роберту, спокойствия это ему не добавляет. Они настраивают его против королевы. Да-да, а зачем? Они ищут защиты у того, кому она необходима самому. Но все привыкли к сильному Роберту, который щедро угощает друзей вином, заступается за них, награждает. Понадобилась помощь ему, оказалось они не в силах поддержать, потому что в глазах королевы выглядят пустым местом, «праздными» рыцарями.

Мама вздохнула:

– Ладно, Пенелопа, расскажи как Чарльз? Скоро ли возвращается домой?

– Письма от него приходят редко. Королева довольна его действиями. Это сейчас главное. Иначе и на Чарльза может обрушиться гнев Ее Величества. Пока она относится к нему снисходительно: он исправляет ошибки Роберта и, может статься, заставит забыть о неудачном походе брата.

– А Рич?

– Муж делает вид, словно меня не существует. Мы редко видимся. Я этому очень рада. Общение с ним для меня ужасно! Детей он тоже видеть не желает. Странно, но поддерживает Роберта.

– Наверное, считает, что опала брата жены для него невыгодна, – отметила мама. – Отчасти так и есть. Предугадать невозможно.

– Чарльз просит развестись с Ричем. Только сейчас королеве не до того. Если я обращусь к ней с подобной просьбой, боюсь, это ухудшит ситуацию.

– Ты права. Разрешение на развод попросишь, когда Роберта освободят. Хотя я сомневаюсь, что тебе его дадут.

– От Чарльза тоже многое зависит. Если он сумеет сделать в Ирландии чудо и победит Тирона, то вернется в Англию героем. А героям прощают любые проступки.

Мы обе замолчали. Говорить не хотелось. Повторять одно и то же несколько раз на день нам то надоедало, то, напротив, слова сами просились наружу. Мама пользовалась моим пребыванием в ее доме и старалась высказаться. Кристофер редко теперь уезжал из Лондона. Он поддерживал Роберта, будучи его близким другом. Мама боялась и за мужа. Кристофер был прекрасным человеком, но слишком открытым и доверчивым. Он не любил придворных игр, часто высказывая вслух то, что было на душе. Судьба его часто переплеталась с судьбой Роберта. Брат искренне любил Кристофера, сопровождавшего его во всех военных походах.

Постоянно с Робертом находился и граф Саутгемптон. Он вновь попал в немилость у королевы, не успев выпросить прощения за предыдущие проступки. Впрочем, к графу относились снисходительно, считая его неспособным ни на предательство, ни на великие подвиги…

* * *

В конце августа Тайный Совет сообщил Роберту: он свободен, но ему, как и прежде, запрещается появляться при дворе. В ответ брат написал письмо, в котором повторял, что будет лишь рад вести уединенную жизнь в Оксфордшире. Однако он умолял членов Совета просить Ее Величество принять его перед отъездом.

Просьбу отклонили: слишком о великой чести, мол, просит граф Эссекс. Да, его свободу более не ограничивают, но возмущение королевы не утихло. Роберт должен понести наказание. И только его близкие могут общаться с ним, никто другой.

– Зачем ты добиваешься встречи с королевой? – спрашивала я Роберта. – Тебе предоставили свободу. Не нужно напоминать о своей персоне и лишний раз злить Ее Величество.

Я искренне не понимала. Переменчивый нрав был известен всем, а уж Роберту и подавно. Конечно, когда королева изволила в последний момент миловать приговоренного к казни, виновному оставалось только благодарить Господа за подобную милость. Но бывало наоборот. Прощенный вздыхал с облегчением, а королева меняла свое мнение из-за какой-нибудь мелочи, гневалась и велела казнить. В случае с Робертом я боялась именно этого. Ему разрешили покидать дом и вообще делать все, что заблагорассудится, кроме появления при дворе. Разве не такого поворота он желал для себя?

– Поцеловать напоследок ее руку – многого ли я хочу? – вопрошал высокопарно в ответ Роберт. – Да, я удалюсь в замок и проведу остаток дней возле жены, матери и детей. Прежде я хочу увидеть свою королеву, свою любовь, женщину, которой всегда буду предан! Я хочу в последний раз попросить у нее прощения и заверить в лучших побуждениях. Никогда не причинял я ей зла намеренно, а враги мои клевещут, не зная угрызений совести!

– Лучший способ заслужить окончательное прощение – тихо удалиться в тень, – возразила я. – Дело забудется. Королева заскучает по тебе и сама вызовет в свои покои. Настаивая на встрече, ты не даешь ей затосковать и раздражаешь упрямством, которое королева порой весьма плохо переносит в своих подданных.

Чудилось, комнаты Эссекс-хауса подстраивались под хозяина. Окна не открывались по нескольку дней. Плотные занавеси закрывали стекла от яркого летнего солнца. Оттого внутри постоянно было сыро, промозгло и темно. Если приходили гости, Роберт спускался из спальни, кутаясь в халат, и велел зажигать свечи. Слугу отправляли в ближайшую лавку за пирогами, приносили из погреба вино. В гостиной становилось чуть оживленнее. Но голос Роберта не звучал, заглушая голоса друзей. Он сидел в кресле внушительных размеров, а не возвышался посреди комнаты над остальными.

Бледность Роберта в комнате, тонувшей в полумраке, сильнее становилась заметна. Глаза поблескивали из-под густых бровей. На столе, который стоял возле кресла, теперь всегда лежали бумага и перо. Роберт стал часто писать письма.

– Ты же не только королеве пишешь, – задала я давно интересовавший меня вопрос. – Кто твои адресаты? Мама и Френсис ничего от тебя не получают.

Роберту явно вопрос не понравился. Он откашлялся, отводя взор.

– Мне не позволяли им писать. Какой прок марать бумагу, если письма им все равно не доставляли бы.

– Сейчас тебя освободили. Ты бы смог даже к ним поехать, а не сидеть в Лондоне без дела.

– С чего ты взяла, что я сижу без дела? – вспылил брат. – Я же сказал, я жду позволения встретиться с королевой! Письма напишу, обещаю, – чуть спокойнее добавил он. – Кроме того, я переписываюсь с друзьями и Чарльзом в том числе.

– С Чарльзом?

– Представь. У него завязалась переписка с Яковом, королем Шотландии. Мы обсуждаем с ним некоторые важные вопросы. Только умоляю, не болтай про это. Ни Дороти, ни маме, ни Френсис. Никому!

– Мало тебе неприятностей, – меня поразило услышанное. – Твои письма наверняка перехватывают и Тайный Совет точно в курсе, кому и куда ты пишешь!

– Нет, если ты не проговоришься, – ехидно заметил Роберт. – Я их отправляю с помощью близких друзей.

– То есть маме ты не можешь написать и передать письмо с помощью близких друзей, а в Шотландию и Чарльзу можешь? – не удержалась я.

– Пенелопа, не лезь куда не просят! Жалею, что сказал тебе. Дело государственной важности. Оставаться в стороне нельзя.

– Тебя только освободили, Роберт! Как ты не понимаешь? Малейшая оплошность – и ты окажешься под арестом. В Тауэре, а не в собственном доме, – я отчаялась объяснить брату, насколько его поступки противоречили здравому смыслу, да и его собственным заверениям в желании отдохнуть от проблем. – Что вас связывает с Яковом? Ты же не король. Ты – один из подданных королевы, причем не в милости.

– Во мне течет королевская кровь. Ты забыла?

О, Боже! Роберт вспомнил о легенде, которую рассказывала мама нам в детстве. Якобы наша бабушка была незаконнорожденной дочерью короля Генриха Восьмого. Ведь одно время Мэри Болейн, сестра Анны Болейн, которая приходилась королеве Елизавете матерью, являлась любовницей Генриха. Ее двое детей, по слухам, зачаты именно от него. Впрочем, сама Летиция всегда повторяла: слухи есть слухи, не стоит обращать на них особого внимания.

– Даже если это – правда, то какую роль тут играет шотландский король?

– Получается, он тоже наш родственник. Значит, мы можем рассчитывать на его помощь. Я обещаю ему трон, он присылает сюда войска, чтобы свергнуть королеву. Затем я предъявляю свои права на корону.

Меня охватил ужас.

– А почему сюда замешан Чарльз? Почему он тебе помогает? – Я искренне не понимала: Чарльз, всегда спокойный, осторожный и рассудительный, вдруг помогает Роберту связываться с королем Шотландии.

– Я его друг, разве нет? Чарльзу проще вести переписку. Он пишет из Ирландии – там за ним следить некому. И когда я передаю письма в Ирландию для Чарльза, их не перехватывают.

– Ты уверен?

– Да, нас поддерживают кое-какие люди. Они перевозят сообщения, не вызывая подозрений. – Роберт неожиданно стал выглядеть куда бодрее, чем вначале моего визита.

– Как твое здоровье? Ты чувствуешь себя лучше?

– Немного. Меня утешает мысль о том, что я не бездействую.

– То есть ты находишься в Лондоне не оттого, что хочешь увидеть перед отъездом королеву. Ты тут плетешь заговор.

– Не совсем. Если Ее Величество примет меня и я добьюсь прощения, то надобность в Якове отпадет.

– Понятно. Уезжать отсюда ты не собираешься. Вовсе не мечтаешь вести размеренную жизнь вдали от двора, интриг и завистников, – печально покачала я головой.

– Есть еще одна причина, – помолчав, тихо произнес Роберт. – Первого октября у меня заканчивается лицензия на продажу сладких вин.

– И?..

– Ее необходимо продлить. Я в любом случае подожду октября. Мой доход целиком зависит от этой лицензии. Посмотрим, как поступит королева.