– Любовь здесь, конечно, играет определенную роль. Даже не исключено, одну из главных. Но не так играет, как мы видим со стороны. В любом случае Роберту стоит быть поосторожнее. Печально, но мой совет бесполезен. Твой брат словно выясняет, до каких пор его будут терпеть, что он может себе позволить. Когда он это выяснит, станет слишком поздно.

Слова Чарльза звучали как зловещее предсказание. И хотелось бы не верить, да не получалось. Тучи собирались на небосклоне, заслоняя яркое солнце, пытавшееся изо всех сил освещать грешную землю. Я молилась, понимая: Роберт испрашивать прощения не станет ни у королевы, ни у Господа Бога.

– Иди и повесься сам, – резкие слова колокольным звоном отдавались в ушах.

Роберт выполняет приказ – готовит веревку, готовит эшафот. Его голова в его руках, но он снимает ее с плеч и спокойно отдает на растерзание толпы. Оставалось надеяться на одно: на перстень, что подарила ему королева. В последний час он передаст кольцо, и она вновь помилует своего непутевого фаворита…

Не только мы с Чарльзом волновались за судьбу Роберта. Один из друзей писал ему, уговаривая не терять времени и просить прощения у обиженной им королевы. Роберт ответил с присущей ему прямотой. Но письмо было вежливым и полностью соответствовало этикету. Видимо, брат остыл и не стал на бумаге выражать свои мысли так, как мог бы выразить их вслух. Прежде чем отправить адресату, письмо Роберт мне зачитал при встрече:

«Вы пишете, я должен сдаться. Я не могу признаться в вине, которую не чувствую, я должен быть справедливым. Я слишком много должен правде и не могу признать неискренность правдой или правдой вранье. Явился ли я причиной ссоры, спрашиваете вы, причиной скандала, который учинил? Я не явился причиной, по крайней мере, в той степени, в которой гнев обрушился на мою голову. Я терпеливо сношу все и тонко чувствую все, что получил в результате скандала. Не более. Когда несправедливость вершится надо мной, требует ли Господь, чтобы я просил прощения? Почему я не могу не делать этого? Разве земная власть является безусловным законом? Разве к подданным не относятся порой несправедливо? Разве всегда правы короли? Простите меня, простите, но я никогда не смогу принять эти принципы. Пусть те, кто хочет получить выгоду от королей и королев, показывают, что у них отсутствуют чувства и они не обижаются на оскорбления. Пусть они признают абсолютную власть на земле. Это не значит, что существует абсолютная власть на небесах. Что касается меня, ко мне отнеслись несправедливо и я ощущаю это. Причины моего поведения – исключительно благонамеренные. Я уверен! И что бы ни случилось, власть имущие на земле никогда не смогут показать бо́льшую силу, чем я показываю в страданиях, которые могу перенести»[2].

Другие друзья, я и Чарльз, даже мой муж и мама, которая и сама находилась не в самом лучшем положении, умоляли Роберта вновь появиться во дворце и просить у королевы прощения. Ее Величество понимала, как обидела Роберта, и замечала его отсутствие. В итоге она отправила к брату его друзей, велев передать, что сэр Джордж отправляется в Ирландию, а наш дядя, сэр Нолис, вовсе не желает этого назначения и остается к услугам племянника.

Как бывало ранее, Роберт внял мольбам и просьбам. Он явился во дворец. Я видела, более королева не относится к нему как к любимому фавориту. Скорее она смотрит на него с опасением, как на угрозу трону. Былое взаимопонимание восстановить не удалось…

* * *

Смерть лорда Берли не застала нас врасплох. Старейший советник королевы болел, но никогда не показывал, насколько плохо себя чувствует. Незадолго до кончины он продолжал споры с Робертом. В основном они касались Испании. Роберт настаивал на военных действиях против Филиппа. Лорд Берли, напротив, считал, что власть Филиппа сама по себе идет к концу и можно заключить честный мир благородно и не подвергаясь опасности. Лорда Берли утомляли долгие и бесплодные споры с Робертом, который жаждал военной славы.

Последним достижением лорда Берли не стало заключение выгодного мира с Испанией, против которого выступали слишком многие, кто поддерживал стремление графа Эссекса продолжать войну. Нет, лорд Берли сумел сделать другое: он договорился с Голландией о выплате тех сумм, которые королева одалживала гёзам. Также королева более не выплачивала им ежегодную сумму на оборону.

Устав от государственных дел, в семьдесят восемь лет лорд Берли скончался. Он служил королеве около сорока лет. Его всегда отличало здравомыслие и спокойный характер. Лорд Берли не менял своих взглядов, веры и мнения. Когда умерла жена лорда, он заметно погрустнел. И уверена, ее смерть ускорила его кончину. Несмотря на разногласия, он всегда старался поддержать Роберта, не предавая сына своего умершего друга, стараясь помочь ему в трудных ситуациях, возникавших при дворе.

Так же предан он был и Елизавете. При жизни графа Лейстера Берли делил с ним влияние и власть. Враждебность, порой возникавшая между ними, не мешала Берли вести дела. Поговаривали, лорд Берли всегда пользовался своим положением и брал деньги из казны, чтобы положить их в собственный карман. Прекрасный дворец, выстроенный им возле Лондона, привлекал внимание завистников. Тем не менее никто не сумел уличить лорда Берли в краже. Он скрупулезно записывал свои расходы и доходы, будучи всегда готов предъявить любому необходимые бумаги. Свою репутацию он берег как зеницу ока, приучив так же относиться к этому вопросу и сына.

Когда лорд Берли умер, многие искренне горевали, называя его лучшим советником королевы. Что уж говорить о настоящем горе Ее Величества! Пожалуй, после смерти Дадли этот удар стал вторым в жизни королевы. Умер не просто ее подданный и советчик, умер друг, поддерживающий Елизавету и всегда стоявший на ее стороне. Как и после смерти графа Лейстера, она много плакала, что совсем не было на нее похоже. Королева удалилась в свои покои и не показывалась несколько дней. Некому было взломать дверь в ее комнату, как когда-то сделал это лорд Берли. Она сама вышла из спальни. Но никогда до конца своей жизни не могла произносить имя Берли без слез…

Я вспоминаю, что он был единственным человеком, которого королева в последние годы заставляла сидеть в ее присутствии.

– Мы пользуемся вашей головой, но не должны пользоваться вашими больными ногами, – объясняла она свою настойчивость.

В грустном настроении лорд Берли часто просил позволить ему уйти с государственной службы. Королева писала ему веселые, добрые письма и возвращала во дворец. Она категорически отказывалась принимать его отставку, даже после того как в последние два-три года Берли одолели болезни. Если уж лорд Берли вынужден был оставаться в постели, королева постоянно навещала его. В отличие от Роберта, лорд Берли не появлялся при дворе, лишь когда в самом деле тяжело болел.

Четвертого августа лорда Берли не стало, и обычное летнее радостное настроение придворных сменилось печалью и скорбью. Некоторые в душе ощущали облегчение от того, что столь влиятельный советник королевы более воздействовать на нее не сможет. Правда, его сын, Сесил, успел завоевать расположение Ее Величества. Однако влияние его не могло сравниться с могуществом отца.

Роберт желал тут же продолжить переговоры по поводу войны с Испанией. Останавливала брата лишь скорбь королевы. Она на время удалилась от дел, отдавшись печали.

– Мир изменится, – вздыхал Чарльз. – Если кто и был способен удерживать весы в равновесии, так то был лорд Берли. Без него две враждующие стороны вообще не будут приходить к согласию.

– Почему ты думаешь, они не договорятся? – не понимала я до конца мысли любимого.

– Королева никому не доверяет. Берли был последним из ее доверенных лиц. Возле нее почти не осталось старых друзей. Среди молодых она выделяет Сесила и Роберта. А они борются не за интересы Англии и короны. Они отстаивают свою позицию в собственных интересах. Друзья их, не задумываясь, бросаются на выручку. Также не размышляя о чем-то ином, кроме личной выгоды.

– Ужасно, Чарльз, ужасно! – слезы навернулись мне на глаза. – Неужели к былому нет возврата?

– Нет. Грядут иные времена. Изменений не избежать. Умер последний. Точнее, предпоследний.

– Кто будет последним? – спросила я и тут же догадалась сама: – Елизавета?

Чарльз оставил вопрос без ответа. Говорить о таких вещах, даже будучи уверенным, что никто тебя не подслушивает, опасно. Мы замолчали. Каждого мучили свои мысли. Наше будущее зависело не только от нас самих. Мы вспомнили о своем грешном, незаконном положении, о рожденных детях. Пока мой муж не обращал на нас внимания. Помня его характер, я понимала: это лишь до тех пор, пока Роберт пользуется благосклонностью королевы. Или пока жива сама королева. Все-таки она ко мне относилась с симпатией.

Я подумала и о маме. Какая разная у нас всех получилась жизнь… Помнишь, мы говорили, с чего все началось. Началось все со смерти. Умер отец, и наша семья никогда уже не была прежней. Много позже откроется правда. Мы ведь никогда не знаем, с чего все начинается на самом деле…

* * *

Затишье, вызванное смертью лорда Берли, длилось недолго. Точнее, около двух недель двор молчал, осторожно проходя по коридорам Гринвича. Никаких праздников, фейерверков вечерами над Темзой. Никаких спектаклей, восторженных стихотворений, балов. Затихли все, включая Роберта. Тишину должен был кто-то нарушить, и этим кем-то стал вернувшийся из Франции граф Саутгемптон.

За несколько месяцев о нем немного подзабыли. В чем, в общем-то, и заключалась цель его отъезда. Роберт переписывался с другом, сообщал ему новости, но до определенного момента в срочном возвращении в Англию надобности не существовало.

Посольство Сесила давно находилось дома. Союз Франции с Испанией перестал сильно волновать королеву. Заключенный между ними мир пока на отношения с Генрихом не повлиял: он заверял Ее Величество в искренней дружбе, а мир с Испанией называл вынужденной мерой. Граф во Франции лишь развлекался. Поручений ему не давали, понимая, что политик из него выходит никудышный. Лучше всего у Саутгемптона получалось дружить с поэтами и ухаживать за женщинами. Последнее его и подвело.