– Королева не простит Роберту тайной женитьбы. – Мама лишь качала головой.

Она прекрасно помнила, чем закончилась для нее свадьба с Дадли:

– Почему он не спросит сначала позволения жениться на вдове Филиппа Сидни? Скажи он, что женится из жалости, Елизавета дала бы свое благословение.

Роберт, как обычно, поступил по-своему. Тайное венчание недолго держалось в секрете. Королеве быстро доложили о случившемся. Как мы и предполагали, она не стала сдерживать ярость. Мало кому из фаворитов тайные женитьбы сходили с рук.

– Ты не посчитал нужным посоветоваться со мной! – Елизавета не вела речь о чувствах. – Я бы нашла тебе пару поприличнее. Постаралась бы ради нашей дружбы. Роберт, с тобой считала бы за честь породниться принцесса. Ты сделал неправильный выбор!

Методы королевы не менялись с годами. Она прогнала Роберта со двора на некоторое время. Его назначение во Францию откладывалось на неопределенный срок. Ходили слухи, вместо лорда Уиллогби помогать Наварре отправится сэр Джон Норрис.

Жене Роберта вообще велели носа не показывать при дворе. Ее постигла мамина участь: уединенная жизнь и вечная немилость королевы.

Роберт нас удивлял. Он успевал везде. Ведь кроме постоянного ухаживания за королевой, начавшейся семейной жизни, он умудрился завести любовницу. Элизабет Саутвел была замужней дамой, но Роберта такая мелочь не смущала.

– Пусть в самом деле отправляется на войну, – ворчала Дороти. – Роберту не сидится на месте. Спокойная жизнь – не по нему. А о последствиях он не думает.

С сестрой мне трудно не согласиться. Роберт рисковал, вступая в открытое противостояние с королевой. К концу года он вернул себе ее расположение, забросав пылкими письмами. Иногда он советовался со мной, как лучше выразить ту или иную мысль. Я удивлялась, насколько противоречив его характер. Письма получались страстными и искренними, будто не было свадьбы и любовной связи с Элизабет.

– Ты всем так пишешь? – Я не удерживалась от колкостей.

Моя жизнь на тот момент не отличалась разнообразием: недавно родившийся младенец требовал внимания. А муж вновь атаковал мою спальню.

– Лучше послушай! – Роберт вставал во весь рост и декламировал строчки. – «Без вас, любовь моя, моя жизнь теряет смысл. Если вы не позволите мне жить, то я не буду противиться вашей воле. Вы – солнце на моем небосклоне. Вашу немилость я принимаю, смиренно преклонив колени». Ну как? – Брат явно был доволен собой.

– Нормально. Ты красноречив, Робин.

– Передай письмо, Пенелопа. Ты появляешься при дворе. Передай. Прозябать тут вечно я не смогу. Во Франции по-прежнему идет война. Я хочу вернуться к королеве и настаивать на моем назначении!

* * *

Порой я испытывала к королеве странную симпатию, даже скорее жалость. На ее плечах лежала ответственность за целую страну, за народ. Угрожали Англии со всех сторон. Католики не прекращали попыток обратить нас в свою веру. Единственный способ это сделать заключался в устранении Елизаветы. Попытки «правильно» выдать ее замуж проваливались одна за другой. Пожалуй, после «лягушонка» реальных претендентов на ее руку уже не предвиделось. Оставалось завоевать Англию и заставить королеву либо отречься от престола, либо начать проводить нужную политику.

Немолодая, одинокая женщина боролась почти со всем миром. Почему я считала ее одинокой? Я сравнивала с собой. Моя мать была жива, рядом оставались два брата и сестра. Кроме того, у меня был муж, которого я не любила, но с существованием которого смирилась и старалась как-то свыкнуться со своим положением. А главное, у меня родилось двое сыновей. Я искренне привязалась к малышам и часто проводила с ними время. У королевы из близких родственников не осталось никого. Даже любимый фаворит Дадли ушел в мир иной.

– Понимаешь, – говорила я Дороти, – когда ты один в мире – это ужасно! Мало того, ты за этот мир в ответе. Не хотела бы я себе такой доли!

– Так ты не королева и никогда ею не станешь, – смеялась надо мной сестра. – У королей все иначе. Они посланы Богом управлять нами, защищать народ против врагов.

– Не понятно. Один король воюет с другим. Какой народ правильнее защищать? Какую веру правильнее исповедовать? – Я задавала вопросы, от которых самой становилось страшно.

Сестра ответов на них не имела.

В конце года Роберту позволили вернуться ко двору. Естественно, милость королевы на Френсис не распространялась. Напротив, Елизавета еще раз строго-настрого запретила ей покидать пределы родного замка. А Роберт с нетерпением молодого, застоявшегося в конюшне скакуна, помчался в королевский дворец. Он оставил жену на попечении слуг. Прибыв в Ричмонд, Роберт обратился ко мне с просьбой:

– Пожалуйста, поезжай после Рождества к Френсис. Ей пора будет рожать. Нужно, чтоб кто-то из близких поддержал ее и помог.

– Роберт, именно тебе следовало бы остаться рядом с женой, – возразила я.

Брат меня не слушал. Его целью оставалась Франция, и он собирался добиваться ее любой ценой. Пока вместо Уоллогби туда выехал Норрис. Париж находился в руках католиков. Король Франции, как и прежде, не имел возможности въехать в столицу.

Последние новости в тот год пришли от мамы. Ее Роберт попросил принять у себя свою любовницу, леди Элизабет. Ей предстояло рожать чуть позже, чем Френсис. Ребенка Роберт признавал и собирался оказывать ему всяческую поддержку. Но замужняя дама не могла оставить в таком случае младенца у себя. Брат умолял маму после родов забрать ребенка у Элизабет, чтобы в дальнейшем воспитывать в своем доме.

Мама не противилась воле сына. Несмотря на удачное третье замужество, она чувствовала себя одинокой в отсутствие детей. Мы же с Дороти только покачали головами.

– Так делают многие, – попыталась я сказать что-то в защиту брата.

– Роберт для нас не «многие», – возразила Дороти. – Его дети, его жена – часть нашей семьи. Я не оправдываю его поступки. В итоге он опять флиртует с королевой, выпрашивая у нее милости. А жена и любовница готовятся родить ему детей.

– Такова наша судьба. – Я подумала о своей жизни: не успев родить второго сына, в декабре я опять почувствовала приступы тошноты и характерную боль в пояснице. В следующем году, видимо, на свет появится еще один младенец…

1591 год

Наверное, я слишком ругаю Роберта. Его характер не был совсем уж скверным. Мы все любили его, как и раньше. Просто жизнь при дворе меняла людей порой не в лучшую сторону. Друзья Роберта имели одну, а то и две любовницы. Рожденные вне брака дети стали обыкновенным явлением. Отцы старались обеспечить их будущее, наделяли титулами. И никого не удивляла подобная ситуация. Елизавета, которую окружали молодые фавориты, стремившиеся выделиться, красивых женщин терпеть не могла. Когда кто-то из фаворитов женился, его наказывали. После прощали. А вот жене приказывали более в королевском дворце не появляться. Исключения из этого правила встречались крайне редко.

Брат был открытым человеком, веселым и жизнерадостным. Он с трудом переносил интриги двора. И может оттого так и стремился на войну – сбежать от лжи и фальши. Роберт тоже лгал, ухаживая за королевой? Не уверена.

– Она напоминает мне маму, – признавался Роберт. – Я вспоминаю детство, разговоры у камина. С Елизаветой интересно. Она очень образованная и умная женщина.

Пожалуй, проблемой Роберта было то, что он хотел оставаться открытым и откровенным с королевой тоже. Он не желал изворачиваться, притворяясь и играя чужую роль. С одной стороны, королеве эти черты характера Роберта нравились. С другой, она считала, он часто переходила границы дозволенного. И, наверное, с этим мнением приходилось согласиться.

* * *

В начале года я, как обещала, уехала в замок в Стретфортшире, взяв с собой детей. Френсис готовилась стать матерью во второй раз. Но если в первый рядом с ней находился любимый муж, то во второй – лишь слуги да я. Френсис, правда, очень обрадовалась моему приезду. Лучше сестра мужа, чем вообще никого. Тем не менее я видела, как с каждым днем разочарование на ее лице становилось все отчетливее: Френсис надеялась, что Роберт к родам приедет домой.

Хозяйкой она была никудышной. Слуги слонялись без дела по замку, в котором царило запустение. За припасами еды и вина никто не следил, за дровами тоже. В некоторых комнатах холодно было, как на улице. И не из-за недостатка средств. Роберт, получив от королевы монополию на вина, мог достойно содержать семью.

– Я не справляюсь, – жаловалась Френсис, еле передвигая ноги. – Видишь, какой у меня живот. Стараюсь лишний раз из комнаты не выходить.

Спорить я не стала. Пришлось погонять слуг, взяв дело в свои руки. Первые недели собственной беременности протекали у меня так же легко, как и две предыдущие. Мне казалось, я естественнее себя чувствую беременной – так привыкла носить кого-то под сердцем.

Одиннадцатого января я стала свидетельницей рождения своего племянника. Френсис родила сына! Роберту в Лондон отправили гонца с письмом. Суета в замке стояла страшная. Слуги бегали, выполняя мои указания: мне пришлось взять на себя управление всем хозяйством. А Френсис пока была слишком слаба, чтобы встать с постели.

– Ты думаешь, Роберт приедет? – спрашивала она меня с надеждой.

Как лучше ответить, я не знала. Но мне хотелось верить, получив вести о рождении сына, брат тут же поедет в замок навестить жену и ребенка.

От мамы вестей ждать было рано. Второй ребенок ожидался примерно через месяц.

Вместо Роберта вскоре пришло письмо. Он выражал благодарность жене за сына, давал полное согласие назвать ребенка в честь него Робертом. Далее он писал:

«К сожалению, дорогие Френсис и Пенелопа, приехать навестить вас я сейчас не могу. Возле королевы держат меня дела государственной важности. Френсис, тебя я полностью вверяю под опеку своей сестры. Тебе, Пенелопа, признателен за помощь моей жене…»