Донна была дочерью обедневшего английского офицера, служившего в Индии, и жизнь не особенно ее баловала. После смерти отца ей ничего не оставалось, как пойти в гувернантки. В лице четырнадцатилетней Антонии она нашла родственную душу и очень быстро привязалась к девочке.

Из-за деревьев действительно торчали замысловатые трубы.

— Господи! — воскликнула Антония. — Да это же Доувер-хаус! Я совсем про него забыла! Там жила двоюродная сестра отца, но они были в ссоре, и я там никогда не бывала. Тетя Анна давно умерла.

— Значит, этот дом тоже твой?

— Должно быть… — неуверенно ответила Антония. Неожиданно ее осенило: — Мебель! Может быть, там осталась мебель!

— Если ее не продал твой отец.

— Навряд ли. Они с сестрой были в плохих отношениях…

— Так сходи и посмотри.

Антония подошла к дому со стороны заднего входа. Открыв покосившиеся ворота, она вошла в мощеный двор, в середине которого располагался колодец. Первоначально дом был обычной фермой, но впоследствии его надстроили до трех этажей. Два крыла примыкали по обеим сторонам. Строение было скрыто черепицей.

Девушка подошла к низкой двери и хотела войти, но дверь оказалась запертой. Видимо, придется захватить с собой Джема и взломать ее, подумала она и уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг обнаружила, что на перекладине крыльца на крючке висит большой ржавый ключ, который, судя по размерам, был явно не от этой двери. Повертев ключ в руках, Антония решила попытать счастья с парадным входом. Обшитая дубом дверь на фасаде открылась на удивление быстро, хотя и со скрипом.

Холл был мрачным, все выходившие в него двери были распахнуты и зияли темными провалами. Непрошеные воспоминания о прочитанных в детстве страшных сказках о привидениях вдруг нахлынули на нее. Антония стояла на пороге, не решаясь войти, готовая в любую минуту обратиться в бегство. Но в следующее мгновение она опомнилась: ее страхи просто смехотворны. Взрослая женщина боится войти в собственный дом средь бела дня! Что она скажет Донне? Что испугалась привидений и не стала искать мебель, которая была им так нужна? Она решительно переступила через порог, но дверь все же оставила открытой.

Ее юбки вздымали клубы пыли по мере того, как она переходила из комнаты в комнату. В доме было сухо и все так, как было при жизни тети Анны. Отношения отца с сестрой были, очевидно, настолько плохими, что отец приказал после ее смерти заколотить дом и никогда больше сюда не наведывался. Девушка осмелела и стала более внимательно все осматривать, приподнимая чехлы, ощупывая шторы, проводя ладонями по прочной старинной мебели темного дерева.

Широкая пологая лестница шла наверх в галерею, откуда вели двери в спальни. Антония как раз была в одной из них, когда ей показалось, что в холле заскрипели половицы. С бьющимся сердцем она замерла. Внизу кто-то был — она явственно слышала шаги. Панический страх погнал ее прочь. Подхватив юбки, она на цыпочках пробежала галерею, потом какой-то проход и оказалась возле узкой витой лестницы. Она побежала вниз, но внезапно споткнулась и уперлась во что-то большое, твердое… и живое.

— Попалась! — Сильные руки схватили ее за плечи и встряхнули. Ничего не видя в темноте, Антония закричала. Кто-то так крепко сжал ее, что ей стало больно и на глаза навернулись слезы. Сердце громко стучало, она чувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

Звать на помощь было бесполезно — никто не услышит. Она постаралась освободиться из железных объятий, одновременно пиная носками башмаков жесткие кожаные сапоги.

Но тут ее вдруг отпустили, и она чуть не упала. Те же руки снова ее подхватили и протащили вниз до конца лестницы, а потом на кухню.

— Дай-ка посмотреть на тебя, девчонка. Собиралась что-нибудь украсть, а? — Свет упал на лицо Антонии, и ее преследователь, чертыхнувшись, отпустил ее. — Опять вы!

Вся дрожа от гнева, Антония глянула в удивленное лицо Маркуса Эллингтона. Когда к ней вернулся дар речи, она возмутилась:

— Как вы смеете нападать на меня в моем собственном доме? — Девушка была в ярости, но вместе с тем чувствовала облегчение оттого, что это оказался Маркус.

— Я решил, что сюда забрался взломщик: входная дверь была открыта и я слышал, что в доме кто-то есть. Что я должен был делать? Позволить, чтобы дом ограбили?

У Антонии неожиданно подкосились ноги, и ей пришлось опереться на кухонный стол, чтобы не упасть.

— Я думала, что вы… я думала…

— Вы думали, что я какой-нибудь бродяга, который собрался напасть на вас?

— Нет… — Голос Антонии задрожал. — Я думала, что вы привидение!

— Привидение? Да вы что, мисс Дейн! Антония… простите меня, — сказал он, заметив, что ее глаза наполнились слезами. — Идите сюда.

Он притянул ее к себе и прижал к груди. Антония почувствовала, что не может сдержать слез, и разрыдалась. А он нежно гладил ее по волосам и бормотал слова утешения. Как давно никто не обнимал ее, не утешал…

Наконец слезы высохли, но девушка не спешила освободиться от объятий Маркуса. Она прижалась щекой к его жилету, прислушиваясь к ровному биению сердца. Инстинктивное желание ласки сменилось сознанием того, что ситуация не совсем обычная. Она пошевелилась, и он перестал ее гладить, словно испуганную птичку, и, немного отстранив, поднял за подбородок ее лицо.

— Лорд Эллингтон…

— С паутиной в волосах вы просто восхитительны. Похожи на котенка, который решил обследовать незнакомый ему мир. — Голос его был чуть хрипловатым, но ласковым.

— Я не думаю… не думаю… — запинаясь, начала Антония. Ей так не хотелось, чтобы он отпускал ее, хотя она понимала, что ведет себя неприлично.

— Вот и не думайте, — пробормотал он, нежно касаясь губами ее рта. Она непроизвольно прижалась к нему, когда поцелуй стал более настойчивым, более глубоким. От незнакомого ощущения у нее закружилась голова и из груди вырвался легкий стон.

Маркус поднял голову и, заглянув в ее глаза, сказал:

— Я отвезу вас домой.

— Домой? — Ей вдруг захотелось, чтобы этим домом был Брайтсхилл и он отнес бы ее туда на руках.

— Ваша компаньонка уже, наверно, беспокоится. Где ваша лошадь? — спросил он, распахивая перед ней входную дверь.

Резкий переход от ласкового тона к деловому привел девушку в чувство: как она могла вести себя так неприлично! Кровь прилила к лицу.

— Я пришла пешком… Милорд, забудьте о моей слабости. Я была напугана, а потом, когда увидела, что это вы, почувствовала облегчение… Обычно я…

— Я все понимаю, — холодно ответил он. — Обычно вы не боитесь привидений.

Маркус запер дверь, отдал ей ключ, и их пальцы на мгновение соприкоснулись.

Лошадь, привязанная к изгороди, стояла неподалеку.

— Я пройдусь с вами до Рай-Энд-холла, — объявил он, взяв лошадь за поводья.

Антонию обуревали разноречивые чувства. Она, видимо, обидела его, сказав, что единственной причиной, по которой она ответила на его поцелуй, была слабость. Однако ему вообще не следовало ее целовать. Он уже во второй раз позволяет себе вольности по отношению к ней, и она не собирается оправдываться.

— Вам совсем не обязательно меня сопровождать, лорд Эллингтон, — сухо заметила она.

— Я так не считаю. В лесу, конечно, привидения не водятся, а вот подозрительные личности могут быть. Ведь ваша земля никем не охраняется.

— Прекратите все время напоминать мне о моем нелепом поведении, милорд, — отрезала она. — Разве вы никогда не читали сказок и не пугались от скрипа половиц среди ночи?

— У меня нет времени на такую чепуху.

Антония, не зная, что ответить на столь откровенный выпад, промолчала.

Так, молча, они дошли до ворот Рай-Энд-холла.

— До свидания, лорд Эллингтон, и спасибо за заботу, — сказала она вежливо, но сдержанно и протянула руку.

— Если к вам вернулось самообладание, я хотел бы обсудить с вами один вопрос.

— Я его потеряла исключительно по вашей вине, милорд.

— Тем не менее, не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего внимания?

— Хорошо, милорд. До дома еще минут пять.

— Мне бы хотелось, чтобы вы называли меня Маркусом. Мы ведь соседи, в конце концов. Если только вы решили здесь остаться.

— Я не собираюсь уезжать… Маркус. Ведь это мой дом, дом моей семьи.

Рассеянным взглядом он окинул некогда великолепный, а ныне запущенный парк.

— Надо быть очень привязанным к этому дому, чтобы при данных обстоятельствах здесь оставаться.

— Что вы имеете в виду под обстоятельствами?

— Друзей у вас здесь нет, дом в плачевном состоянии, земля не приносит никакого дохода… Простите за откровенность, но разве этого недостаточно, чтобы бежать отсюда?

— Дом совсем не так плох. Немного отсырел, но это поправимо.

— Значит, вы не обставляете дом мебелью из-за сырости?

— А откуда вы знаете, что с моей мебелью, сэр?

— Слухами земля полнится, особенно в деревне. Давайте говорить начистоту: в финансовом отношении вы на мели. Если хотите позаботиться о своих арендаторах, да и о себе тоже, вам надо иметь хоть какой-то доход.

— А какое вам до всего этого дело, позвольте узнать?

— Я все-таки сосед. Более того, я в состоянии облегчить ваше положение.

Антония не могла скрыть свое изумление. Неужели Маркус Эллингтон предлагает ей выйти за него замуж? Как еще истолковать его слова… особенно после поцелуя?..

— М-Маркус… — сказала она с запинкой, — это так неожиданно! Мы едва знакомы… — Она осеклась, заметив выражение удивления на его лице, и поняла, что совершила ужасный промах. Запылав от унижения, она выпалила: — То есть я хочу сказать… крайне любезно с вашей стороны предложить мне помощь, если учесть, что мы почти незнакомы.

— Наши семьи были соседями на протяжении нескольких веков. — Голос Маркуса звучал ровно, но его попытка быть тактичным показалась ей еще более унизительной. — Несколько лет тому назад я купил. у вашего отца часть земли. Я бы дал вам хорошую цену за поля и лес. Вам останется парк, а когда вы отремонтируете дом, то сможете продать все поместье какому-нибудь лондонскому купцу, которому нужен загородный дом. Таких сейчас немало.