ГЛАВА X

Косые лучи желто-пурпурного света пробили обширное пространство черного неба, осветив низкие холмы, проносившиеся мимо, подобно стае птиц, улетающих зимовать куда-то на юг. Рядом с Тедди дремал сын, подогнув упирающиеся в сиденье ноги, спала Элейн, укрытая плащом. Во сне оба выглядели по-детски, не способными на зло, застывшими в неуязвимой невинности. Тедди чувствовал себя усталым, но счастливым и удовлетворенным. Через границу они проскользнули, не вызвав подозрений, пограничник, не потрудившись взглянуть на спящего сзади мужчину, жестом пригласил их проезжать. Дорожный указатель известил Тедди, что до Монреаля осталось двадцать миль. Мотели, пансионаты, коттеджи, пестро раскрашенные, похожие на сараи гостиницы проплывали мимо бесконечным потоком, обещая чистоту, мягкие матрацы, души в кабинках и никем не нарушаемое уединение для совершения в этих белых дощатых заповедниках тайных актов предательства.

Было уже около пяти, и взгляд Тедди упал на вывеску коттеджа для автомобилистов, обещающую странникам ресторан, открытый для посетителей двадцать четыре часа в сутки. Он свернул с дороги. Машина затряслась по неровной щебенке. Первой проснулась Элейн, разбуженная прекращением движения.

— Где мы?

— Чуть к югу от Монреаля, — ответил Тедди.

Зашевелился Робби, потянулся и протер затуманенные глаза. Его тело ныло после долгих часов за рулем, и Тедди понял по удивленному выражению, застывшему на лице сына, что тот не совсем представлял, где находится и какова цель их приезда сюда. Робби непонимающе уставился перед собой.

— Как ты себя чувствуешь, па? — спросил он.

— Со мной все в порядке. Я просто хочу побриться, принять душ и — ну, сами увидите.

— Мне снилось, как мы вместе едем в лагерь.

Тедди улыбнулся этому воспоминанию. Общее прошлое показывало слияние чувств.

— Элейн, зарегистрироваться лучше вам с Робби. Если спросят насчет меня, скажите, что я просто привез вас сюда. И попробуйте снять коттедж с краю.

Тедди проехал вдоль ряда домиков. Расслабившись, он почувствовал, как он устал. Через несколько минут он увидел возвращавшихся Робби и Элейн. Они что-то с жаром обсуждали, но Тедди это не волновало.

— Все устроено, — сказал Робби. — Домик номер одиннадцать.

— Выигрышный номер.

— Разве? — спросил Робби.

Открыв заднюю дверцу, он достал две сумки. Элейн пошла первой и отперла дверь коттеджа. Внутри был влажный спертый воздух парилки с примесью соснового дезинфектанта; две кровати, столик с пластиковой крышкой и крохотная ванная комната со стоячим душем. К ночному столику была накрепко прикреплена металлическая лампа, похожая на голову гидры, а сам столик, в свою очередь, был зацементирован в пол — идеальная монастырская келья, безликая и нежилая, предназначенная для девиц легкого поведения с секундомерами и их измученных кошмарами кавалеров, ищущих только плотских удовольствий секса.

— Подумать только, ты дошел до этого, — обреченно произнес Робби.

— Возможно, именно к этому я всегда стремился, — ответил Тедди. — Я неплохо пожил на свои деньги. Теперь пора попробовать чего-то другого. Я собираюсь принять душ и побриться, а затем Элейн, наверное… — он протянул ей флаконы «Клариоля» и перекись водорода, — поможет мне.

Девушка взглянула на флаконы, словно убеждаясь, соответствуют ли они государственным стандартам, затем покачала головой.

— Ты ведь знаешь, как пользоваться этим?

— Да, конечно. Но… О Господи, да. — Ее глаза затуманились и, казалось, наполнились вселенской скорбью.

— Не из-за чего расстраиваться. Я стану блондином…

— Мне хочется разбить себе голову.

— О, заткнись, Робби, — сердито сказала Элейн.

— Я рассматривал эту же перспективу в автобусе, но судьба встала на моем пути.

— Какая судьба? О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, чтобы жить и страдать, родившись заново. Я никогда не видел все так отчетливо, как теперь. — Расстегнув рубашку, Тедди остановился в дверях. Его шея и руки были белыми, и некоторая синева заставляла думать о физической слабости.

— Должен быть какой-то способ оспорить все в суде.

— У вас будет пятнадцать минут, чтобы предложить какую-нибудь версию, исключающую невменяемость. Если предложите, я в ваших руках.

Тедди тщательно побрился, оставив, однако, полоску густой щетины под носом. Он никогда не отпускал усы, даже в качестве пробы. Изменился сам характер его лица, оно стало выглядеть старше и задумчивее и приобрело еще одну привлекающую внимание черту. Полоска была пока очень бледной, но через три дня, через неделю она уже приобретет надлежащий вид. Тедди не станет подравнивать усы; и неухоженность будет навевать мысли о безумии, лишая близкопосаженные серые глаза отчужденности и искры острого ума, который смущающе действовал на людей. Иголки воды в душе пришлись ему по душе, разбудив усталые мышцы, и Тедди манипулировал кранами холодной и горячей воды с ловкостью служащего вытрезвителя, подвергающего пьяницу воздействию водяного шока.

К тому моменту, как он оделся, усталость исчезла, и он позвал Элейн. Она вошла, держа в руках флаконы. Сев на табурет, Тедди положил голову на край раковины.

— Мы оставим это только на двадцать минут, — сказала Элейн.

— Это сложная процедура?

— Нет, надо только следить за часами. Вы не купили ваты, да?

— Она нужна?

— Я воспользуюсь полотенцем.

— Как часто мне придется повторять это?

— Когда почернеют корни. Вероятно, каждые три или четыре недели.

— Что сказал Робби?

— Он вообще против всего этого. Он хочет, чтобы вы вернулись и попробовали рискнуть.

— Что думаешь ты?

Элейн намазала ему виски и макушку раствором, а затем покачала головой — свидетельница несчастного случая.

— Как Барбара могла так поступить с вами?

— Что? Сообщить в полицию?

— Не только это. Обманывать вас. Пользоваться вами.

— Я вынудил ее к этому, а она была слишком слаба, чтобы надлежаще защищаться. Ты не права, говоря, что она обманывала меня. Я подтолкнул ее к этому. Думал, что моей любви хватит на двоих.

— Похоже, вы не очень огорчены.

— Барбара дала мне то, что я хотел. Я — живой человек, Элейн, и правда в том, что сейчас я люблю ее больше, чем раньше. Я не могу взваливать на нее вину за свои действия. Она — невиновная зрительница. У нее были тайны, которые она не могла сообщить мне, но я отказался уважительно относиться к ее секретам. Я сожалею о смерти портье, но должен был узнать все.

Тедди не смог поверить, что, расчесав волосы, он остался прежним. Преображение произвело внезапный неожиданный эффект смертельной болезни, застигнувшей жертву врасплох, столкнувшей ее с неизвестностью, заставившей потерять себя. Его лицо было изменено усами и сливочно-желтым цветом высветленных волос. Глаза стали мягче, а крепкий орлиный нос стал менее броским, придавая лицу смутнонеуверенное выражение, словно оно потеряло часть своих функций, подобно гитаре с порванной струной. Это было преображение, и Тедди ухватился за него, надеясь, что этот мягкий, слабый человек сольется с его личностью. Когда он появился в спальне, Робби отвернулся, неспособный взглянуть на возникшее перед ним явление.

— Ты заплатил за комнату? — спросил Тедди.

— Здесь по-другому нельзя, — угрюмо ответил Робби.

— Наверное, они знают свою клиентуру.

— Давай уберем мои вещи и сходим пообедать.

Проходящее мимо домика шоссе жило потоком легковых машин и громыхающих дальнобойных грузовиков, направляющихся в Монреаль и Торонто. Воздух раннего утра шевелился медленным шелестящим холодным ветром, но небо было прозрачным, как янтарь.

— Роб, сначала войдем мы с Элейн.

Тедди зачесал челку на лоб, прикрывая рану, которая, к его удивлению, откликнулась на антисептическую мазь, покрывшись сухой белой коркой. Ресторан был забит водителями грузовиков, весело кричащих на двух пожилых официанток в заляпанных фартуках, носившихся взад и вперед к раздаче с подносами, умело заставленными тарелками с ветчиной, яйцами, сосисками и блинчиками. Элейн нашла столик у двери, а Тедди настороженно взглянул на газетный автомат, ожидая увидеть свою фотографию на первой странице; но свежий выпуск еще не был доставлен, и с громким вздохом облегчения Тедди опустился на холодный стул из красного пластика. У прилавка два офицера канадской дорожной патрульной службы трудились над кофе с булочками. Тедди не заметил полицейской машины; затем, увидев дверь, ведущую на стоянку позади ресторана, он предположил, что их машина стоит там. Вошедший Робби увидел полицейских и неловко замер в дверях, испуганно моргая. Тедди замахал рукой, подзывая его к столику. Наконец Робби ответил на сигнал отца и подошел к ним.

— Я решил…

— Если ты будешь вести себя, как виновный, люди подумают, что это действительно так, — сказала Элейн.

— По-моему, Элейн, ты создана для преступной жизни, — добродушно заметил Тедди.

— Отличная шутка.

— Чем ты встревожен, Роб? Ты ведь ничего не сделал, правда?

Робби испытал мгновение страха, гадая, знает ли Тедди о том, что произошло между Барбарой и им. Не выдала ли она его? Если Тедди обвинит его, он откажется от всего и использует это обвинение как доказательство, подтверждающее больной рассудок Барбары и ее намерение уничтожить всю семью. Однако всего несколько дней назад они вдвоем собирались предать его отца. Все настоящие заговоры, решил Робби, замышляются мужчинами и женщинами ради любви. Он спрятал свою вину под широкой улыбкой, на которую Тедди ответил, не догадываясь, что складки на лице сына скрыли стыд невыполненного предательства.