— У нас впереди двойной праздник, — сказала Элейн, мысленно рисуя себя невестой и подружкой невесты, если у Барбары нет лучшей подруги, которая удостоится подобной чести.

— Надеюсь.

— Должно быть, вы рады.

— Да, просто… — она повергла Тедди в трепет, взяв его за руку —…я сомневалась в том, что это самый подходящий момент для нашего заявления. Вы были первыми…

— Я говорил тебе, она обо всем думает, — вставил Тедди.

— Робби, я хочу чтобы вы знали, что я действительно пыталась сдержать вашего отца до тех пор, пока вы не устроитесь.

— Рад, что вам это не удалось.

— И вот мы теперь — две настоящие невесты вместе со своими парнями.

— С моей прической все в порядке? — прошептала Элейн.

— Да. В лучшем виде.

— По вашему взгляду я решила, что она сбилась.

— Нет, вы выглядите просто лапочкой.

— А чувствую я себя неважно.

— Барбара, я хочу спросить у тебя что-то важное, — сказал Тедди, обращаясь к молодой женщине как к члену совета директоров.

— Ладно, не будем жить среди тайн.

— Можно, мы перед ужином напьемся?

Робби нервно засмеялся, а Элейн, подняв бокал, сказала:

— Я провозглашаю Робби тамадой.

— Окажи нам честь, Роб.

Робби прочистил горло.

— Будучи непривычным к произнесению речей, я все-таки хочу предложить нашим дамам тост: «Пусть на ваших лозах созреют нежные гроздья».

Элейн стиснула его руку.

— Эй, Роб, это что, непристойность?

— Нет, это из рекламы вина.

— Я никогда, — доверительно сообщила Барбаре Элейн, — не знаю, когда он становится совершенно несносным.

Дамы сели, а мужчины, приблизившись к ним, чокнулись бокалами.

— Можно, следующий скажу я? — спросила Барбара.

Ее встретили аплодисментами, которыми приветствуют примадонну.

— Я хотела сказать, как я счастлива оттого, что скоро стану членом вашей семьи.

— А мы — оттого, что ты будешь с нами, — сказал Тедди, хватаясь за спинку кресла Барбары, чтобы удержать равновесие.

Была подана пища для души, а точнее, то, что южане считают и поэтому называют пищей для души: дымящиеся румяные свиные ребрышки, жаренные по-южному цыплята, ямс, черные глазки гороха, капуста и стручки фасоли появились на столе, принесенные женой Джорджа, Рут, маленькой мулаткой, которая провела всю жизнь в закусочных и грязных столовых и теперь смотрела на все с ненавистью. Она была привержена черной силе и с радостью отравила бы всех присутствующих, если бы не надежда на солидный взнос в Фонд освобождения Элайя со стороны Тедди, чьи выплаты во всевозможные лотереи и благотворительные пожертвования отличались фантастическими суммами. Тедди давал деньги всем и вся, если только ему не говорили, на что их тратят. Во всяком случае, все это запросто списывалось.

За ужином последовал беспорядочный и неумелый роббер бриджа, в продолжение которого Тедди непрерывно зевал. Извинившись, он хмуро хлебнул «Б и Б», словно виски содержало какие-то волшебные добавки, и оставил молодую троицу исследовать таинственную общественную иерархию Бостона, извращенцев Центрального парка и убийство Кеннеди, которое, как успел услышать Тедди, было устроено нефтяными дельцами Техаса. Когда он с затуманенным взором поднимался по лестнице, его охватил эмоциональный подъем: таким счастливым до этого он не был никогда в жизни и теперь не знал, как и кому поведать об этом.

Осоловевшая, но совершенно уверенная в Робби, Элейн силилась держать глаза открытыми, и тут Барбара предложила Робби сыграть партию в шахматы. Элейн не понимала этой игры и в настоящий момент не испытывала желания выслушивать объяснения; расстегнув боковую молнию у юбки и чмокнув Робби в губы, она скрылась в спальне с холодными розовыми стенами, расположенной в одном крыле запутанного беспорядочного особняка.

— Как правило, большинство женщин не играет в шахматы, — сказал Робби.

— Я играю.

— Для развлечения или серьезно?

— Серьезно. Меня волнует каждый ход, — резко добавила она.

Убрав вычурные резные фигуры из слоновой кости, Барбара открыла ящик стола и достала стандартный набор.

— Когда играю, я не выношу эти аляповатые фигуры.

— Мне все равно.

Робби развеселила ее серьезность, и он решил разгромить молодую женщину. В Лоренсвилле он был чемпионом школы, но теперь играл лишь время от времени и не встречал сильного сопротивления. Взяв белую и черную пешки, он помешал их за спиной и, зажав в кулаки, протянул Барбаре.

— Если не возражаете, я буду играть черными, — сказала она.

— Как вам угодно. — Робби расслабился, но его ум обострился; хотелось поставить Барбару на место. — Мы будем объявлять гарде и ж’адуб[26]?

— Как хотите. Но если это только ради меня, то не обязательно.

Робби решил начать ходом ферзевой пешки, Барбара ответила новоиндийской защитой, которая из-за своей сложности и точности требовала большого опыта, гибкости и хорошей теоретической подготовки.

— Кто научил вас играть?

— Мой отец.

— Вы когда-нибудь играли с моим отцом?

* * *

— Мы сыграли с ним три партии.

— И как он?

— Я разгромила его.

— Мне придется спасать фамильную честь.

Он попробовал устроить ловушку, предлагая пешку в надежде получить сильное позиционное преимущество. Барбара не приняла жертвы, и его уважение к ней возросло.

— Вы знали, что я играю, не так ли?

— Ваш отец говорил мне.

Робби сделал конем неосмотрительный ход, и ферзевой фланг оказался незащищенным. Барбара максимально воспользовалась этим, связав коня и ферзя черными слонами.

— Вам понравилась Элейн?

— Очень. — Барбара подняла взгляд от доски и стала смотреть, как Робби внимательно изучал возможность угрозы с ее стороны. — А я вам понравилась?

— Это важно?

— Очень. Я хочу стать вашим другом.

— Вы скоро станете моей мачехой.

— Не говорите подобных глупостей.

— Я — ваш пасынок или скоро буду им. От этого мне немного не по себе. Как-то странно думать о вас в этом качестве.

— Тогда к чему беспокоиться?

— Это — жизнь, юридически оформленная действительность.

— Не говорите, словно школьник. Вы что, думаете, что я стану понукать, давать советы или урежу ваше содержание?

— Шах, — сказал Робби.

— Это ошибка.

Барбара аккуратно передвинула коня, сделав вилку слону и ферзю. Робби отдал слона, но его позиция улучшилась.

— Не думаю, что вы станете делать какие-либо глупости, — сказал он.

— Это что, должно означать, что я — хитрая аферистка, имеющая какой-то стратегический план?

— Этому я не судья.

— Ладно, вы усилили натиск.

— Но вы забрали моего слона. Я действительно не знаю, что сказать, Барбара. Я в каком-то смятении.

— Вы хороший актер.

— Я очень люблю своего отца и не хотел бы, чтобы он испытывал неудобства.

— Что ж, значит, мы на одной стороне.

— Надеюсь.

Барбара сама зажгла сигарету, отмахнувшись от предложенной зажигалки.

— Вы не хотите быть моим другом?

— И что я должен сказать на это? Нам ничего друг о друге не известно. Возможно, наши темпераменты нельзя совместить.

— Вы хотите это выяснить?

— Разумеется, хочу.

— О чем вы думаете? — Она продолжила до того, как он успел ответить. — Приблизительно вот так: я готов все сложить в сумку — Элейн, ее семью, свою карьеру, деньги; если мне не понравится то, что я увижу, я смогу смыться, как только сочту нужным.

Она ослабила внимание, и Робби отыграл пешку.

— Это лишь одна из точек зрения, да?

— Вы стоите на ней?

— В настоящее время я только стараюсь выиграть партию, это простая задача. Мне кажется, что меня загнали в угол.

— В шахматах?

— Да, в шахматах, — с непроницаемым лицом ответил он.

Барбара сердито смахнула фигуры с доски, и Робби, побледневший и напряженный, поднялся из-за стола.

— Как бы вы себя повели, если бы стали проигрывать, ударили бы меня подсвечником? Послушайте, не надо так решительно наступать на незнакомого человека. Дайте мне время, хорошо? Я же знаком с вами без году неделя. Мне что, полагается любить вас?

Барбаре захотелось расплакаться, но она сдержалась.

— Вы правы. Прошу прощения. Я вела себя, как идиотка.

Он ничего не ответил, что еще больше взбесило ее.

— Я сказала, что сожалею.

Робби печально покачал головой и стал собирать с пола фигуры.

— Почему бы вам не лечь спать? — сказал он. — Вас это сильно утомило. Мне это хорошо видно.

— Это первая фраза понимания, которую вы мне сказали. Знаете, мне было очень неприятно. Ваш отец последние несколько недель вел себя, словно лунатик.

— Не говорите о нем так.

— Мне необходимо кому-то выговориться.

— Ну только не мне. Я полагаю, что вы — поразительно красивая женщина, несомненно умная, чертовски сильны в шахматах, и надеюсь, что вы оба будете очень счастливы.

— А, черт. Я кончена…

Барбара расплакалась и выбежала из комнаты. Робби замер — каменное изваяние. Его тело ныло от нервного напряжения. За ужином Робби вел себя, как на торжественном приеме по случаю вручения академических премий, вежливо выслушивал все, о чем говорила Барбара, даже ее речь о вине, которая длилась десять минут и напоминала рассказы некоторых разочарованных, эмоционально нестабильных женщин о своих пуделях. Барбара говорила на пяти различных языках, но Робби уловил только несколько французских слов, лишь половину из которых он понял. И в завершение всего, неизвестно почему, именно в эту минуту, возможно, сам особняк, морской воздух, а может быть, радостные и игривые звуки, доносившиеся из ванной комнаты, пробудили у Робби такое желание обладать Элейн, что его колени обмякли. Опустив плечи, он с трудом потащился в свою спальню. Принять душ, а затем спать допоздна.