Норман Богнер - Комплекс Мадонны

У Тедди возникло неприятное ощущение, что кто-то о нем все разузнал. Его лицо вспыхнуло, и он невольно заморгал глазами, пытаясь открыть дверь. Что-то с другой стороны мешало двери открыться. Тедди почему-то вспомнил о револьвере. Он приобрел его много лет назад, когда ему угрожал муж какой-то женщины, но Тедди не мог вспомнить, кто был этот мужчина и как выглядела женщина; несомненно, когда-то он переспал с ней, иначе, конечно же, никогда не обзавелся бы оружием, так как ложное обвинение снабдило бы его обостренным чувством невиновности, позволившим бы предотвратить угрозу мужа о мученической смерти уверенным кивком или презрительной усмешкой. Тедди так и не воспользовался револьвером, и оружие теперь, несомненно, пылилось в каком-нибудь ящике вместе с обносками, предназначавшимися для беженцев из Европы, которые уже давно выросли из них.

Двери мешали открыться два здоровенных телефонных справочника и россыпь рекламных проспектов, уговаривающих Тедди купить белье на состоявшейся в прошлом месяце распродаже в «Альтмане», повысить интеллект, подписавшись на Британскую энциклопедию, последовать за Христом туда, куда он ведет человечество в настоящее время, и начать поражать друзей знанием текущих событий, для чего достаточно было всего в течение семнадцати недель читать журнал «Тайм». Тедди решил, что ему нужно будет предупредить портье, чтобы тот прибрал и больше не заходил в квартиру. Тедди на мгновение задержался в дверях, глядя на пустые комнаты, встретившие его подобно протянутым для рукопожатия рукам, затем, раскрыв встроенный шкаф, достал оттуда телескоп и 60-кратный морской бинокль. Установив подставку-треногу у восточного окна, он закрепил телескоп и настроил его так, чтобы был хорошо виден вход в здание ООН. Взглянув на новые часы фирмы «Пьже» — по заверению продавца, самые точные в мире, — Тедди стал ждать появления Барбары.

Хотел бы он знать, смотрела ли на часы Барбара и думала ли она при этом о нем. Тедди подарил ей такие же часы неделю назад, сказав: «Просто помни, что каждый час, который они отсчитывают, — это еще один час, когда я люблю тебя». Барбара поцеловала его в обе щеки, как дальняя родственница, а когда он попытался обнять ее, увлекая на заднее сиденье автомобиля, чувствуя под тонким платьем упругость ее груди, Барбара оттолкнула его, словно постороннего, и ответила: «Не подгоняй меня, Тедди. Я сломаюсь, и ты уже не сможешь меня починить». А Тедди хотелось напомнить ей, что десятимесячное ухаживание никак не вписывается в рамки «подгонять».

Когда стрелки часов показали два тридцать, сердце Тедди учащенно забилось. Он прильнул к телескопу, но в последний момент решил воспользоваться биноклем.

Тедди был так поглощен наведением на резкость, что не заметил, как Барбара вышла из главного подъезда Генеральной Ассамблеи и направилась по аллее сада. Его взгляд метался из стороны в сторону в поисках молодой женщины, капли пота застилали глаза. Барбара успела дойти до статуи Августины, когда Тедди наконец нашел ее. Бросив сумочку, женщина опустилась на траву у подножия статуи, под оливковой ветвью, которую держала сидящая верхом на жеребце всадница. Барбара ждала кого-то, встречалась с кем-то. Очень умно с ее стороны — делать это средь бела дня, среди сотен гуляющих. Никто не обратит на нее внимание. Однако она не учла возможность того, что он будет следить за ней.

Внезапный порыв ветра со стороны реки поднял остриженные под мальчика волосы Барбары петушиным гребешком. Из-за ее волос Тедди был готов плакать. Не предупредив его, Барбара обрезала их месяц назад. Потребуется по меньшей мере два года, чтобы они отросли до прежней длины — до самой талии. Все мысли о том, чтобы разложить эти волосы на подушке красивыми геометрическими узорами, подобно икебане, придется отложить до тех пор, пока они снова не отрастут. А ведь волосы уже спускались почти до самых бедер, и в тайных грезах Тедди не раз поднимал их, целуя Барбару в затылок. Жизнь обманывает людей самыми различными способами, но нет среди них более потрясающего и вероломного, чем крушение мечты. Тедди купит парики всевозможных оттенков — черных, как вороново крыло, соломенно-белых, рыжих, — длинные, пышные парики. Но будет ли это тем же самым? Тедди уже прикасался к женским парикам, и от их жестких безжизненных прядей, состоящих в основном из конского волоса, ему становилось плохо. Это чем-то напоминало общение с проституткой — вместо ощущения тела ты получаешь контакт с алюминиевой фольгой.

Пригладив черные волосы тыльной стороной кисти, Барбара улыбнулась. Тедди повел биноклем и увидел высокого мужчину с густыми усами и солнечными очками в стиле Сент-Экзюпери, которые придавали ему загадочно-самовлюбленное выражение одного из тех безмозглых идиотов из нескончаемой вереницы заграничных фильмов, на которые его таскала Барбара, действующих на него подобно нокаутирующим ударам. Это был добрый старый Франсуа, разряженный в замшевый костюм и такие же замшевые туфли — третий секретарь кого-то там во французской делегации.

За Франсуа Тедди был спокоен; когда тот мог позволить себе изысканный обед, то всегда приглашал Барбару в кафе «Шоврон», говорил о фамильных виноградниках и семейной собственности, делал предложение, получал отказ и неизменно возвращался к двум девицам из Африканского балета. Через управляющего своим парижским отделением Тедди проверил состояние дел Франсуа: никаких виноградников не было, а единственная собственность состояла из квартиры на авеню Фош, принадлежащей отцу Франсуа, мелкому служащему Министерства экономики. Несколько месяцев назад Франсуа здорово попортил Тедди нервы, пригласив Барбару в гостиницу нестрогих правил на Плац, но все непристойности закончились посещением бара в Палм Корт. Барбара, радостно заметил Тедди, заказала там томатный сок, положив конец всем надеждам француза напоить ее и затащить в комнату, которую он снял под вымышленным именем.

Сегодня они отправились не в «Шоврон», а «Трактир с часами», где было гораздо дешевле, хотя атмосфера нисколько не способствовала обольщению. Франсуа приходилось потуже затягивать пояс, чтобы заплатить за пятидесятидолларовый обед и в результате получать лишь любезную беседу. «Трактир с часами» находился как раз под Тедди, и тот минуту колебался: не следует ли ему спуститься туда? Как он объяснит свое присутствие, если Барбара увидит его? «Я просто заскочил пропустить коктейль». Она сразу же поймет, что он следит за ней, ей это не понравится, и, возможно, она накажет его, лишив на несколько дней свиданий. Этим Тедди не мог рисковать. Наверное, лучше придерживаться первоначального плана: обставить квартиру и показать ее Барбаре после завершения отделочных работ. Ее тронет этот жест. Как она выразит свою признательность? Тедди с минуту размышлял над этим, чувствуя, как по его коже бежит трепетная дрожь. Скажет ли она когда-нибудь: «Тедди, я люблю тебя. Я хочу выйти за тебя замуж»? Когда он оставался один после свиданий с ней, он повторял себе эти слова, подражая прозрачному звону ее голоса, но с его уст срывался лишь визгливый фальцет, подобный, вероятно, крику агонизирующего Христа с картины Руо, висящей у изголовья кровати Тедди и напоминающей ему о скрытых удовольствиях мазохизма.

Убрав телескоп и морской бинокль в шкаф, Тедди запер входную дверь на два замка. Если оставить в стороне размер комнат и вид на Ист-ривер и здание ООН — что хоть как-то компенсировало сумму в сто двадцать одну тысячу долларов, выложенную за квартиру, не считая расценок за услуги, доходившие до пятизначных цифр, — площадь Объединенных Наций сверкала всеми красотами морга. Даже лифтеры и портье имели пепельно-серые лица людей, постоянно общающихся с едкими химическими реактивами.

— К кому мне следует обратиться, чтобы в мою квартиру больше никого не пускали?

— К старейшему портье, — ответил лифтер, пока кабина неслась вниз к вестибюлю. — Если хотите, я могу передать ему вашу просьбу.

— Будьте добры, — сказал Тедди, протягивая доллар. — Франклин, квартира тридцать один.

— Уже обставляетесь, сэр?

— Нет, еще не начал.

Помимо своей воли Тедди прошел мимо «Трактира с часами» и быстро проскользнул на заднее сиденье автомобиля до того, как водитель успел оторваться от рулевого колеса.

— Поедем назад в контору, Фрэнк.

Тедди откинулся на мягкую обволакивающую кожу сиденья. Его «Серебряной тени» было уже около года, но кожа все еще обладала сильным, свежим и слегка терпким запахом, напоминающим дующий с реки ветер. Это был хороший запах; кроме него, были и другие: сосновый бор, зелень поля для гольфа, выдержанное виски, дым лесного костра — и, конечно же, Барбара, которая сочетала все эти запахи и заставляла Тедди испытывать физическое наслаждение от самого процесса дыхания. Тедди взглянул на часы: сейчас Барбара, вероятно, доканчивает кофе, а Франсуа, прикидывая в уме счет, играет ее пальцами, в который раз описывая прелести древнего родового замка и запутанную внутреннюю политику винодельческой провинции Медок. Но, разговаривая, француз ведь касался Барбары; выделения из его пор проникали в ее тело, отравляя ее. Тедди жил в постоянном страхе быть отравленным, словно вращался в кругах, чьими частыми гостями были наследники Борджиа, единственный смысл жизни которых заключался в том, чтобы подсыпать какой-нибудь таинственный и смертоносный дурман в суп с креветками, который нес для Тедди официант. Ненормальный страх получить внезапно сильную дозу яда уходил корнями в глубокое детство, когда Тедди съел окорок, в котором завелись черви, единственным следствием чего явились промывание желудка в ближайшей больнице и двадцатичетырехчасовые боли в животе — в основном, результат самовнушения. Тогда Тедди было семь, но и теперь, сорок лет спустя, от одной мысли об окороке у него перед глазами начинали неистово плясать круги. Сняв трубку телефона, Тедди набрал номер станции.