— Джул?

— Добрый вечер, дорогая сестра. Должен сказать, ты знаешь, как выбирать их.

Резкий, язвительный тон подтолкнул ее к Гидеону. Если Филипп воплощал сильнейшее раздражение и неудовольствие, Джул, ее озорной импульсивный младший брат, источал яд, с которым она никогда прежде не сталкивалась. Ярость Стерлинга была грубой и примитивной в сравнении с острым как бритва языком Джула и четкой отточенной злобой.

Плечом к плечу ее братья с грозным видом стояли перед ней. Белла никогда не думала, что они, такие разные по характеру, действуют в паре. И то, что сегодня они здесь вдвоем, не предвещало ничего хорошего.

— Полагаю, Стирлинга нет в резиденции, — произнес Филипп.

— Вообще-то вы с ним разминулись всего на несколько минут. Он сегодня пораньше удалился к себе. — Лицо Филиппа приняло озадаченное выражение. Поделом ему. — Разумеется, его нет, Филипп.

— Мне следовало бы радоваться, что ты в этот раз демонстрируешь чуть больше благоразумия. Но я не рад. Ни в малейшей степени. Интересно почему?

Ожидает ли Филипп какого-то ответа? Мускул, дергавшийся на его сильной челюсти, был громким «нет». Ужасное чувство вины нахлынуло на нее. Оно легло ей на плечи и казалось таким знакомым, словно никогда и не покидало ее. Но в этот раз не будет никаких попыток извинений. Она не раскаивается в том, что обрела с Гидеоном, чего Филипп пытался лишить ее.

— Отведи ее к ней в комнату. Нам с мистером Роуздейлом надо поговорить, — проговорил Филипп с угрозой в голосе.

Джул кивнул и направился к ней.

— Нет. Вы не вправе мне приказывать. — Не сдавая позиций, она сверлила Филиппа гневным взглядом.

Но Гидеон пошевелился, потянув ее за руку, подталкивая к Джулу. Рука его стала вялой, и взгляд ее отчаянно метнулся к нему, но он не смотрел на нее. Его ничего не выражающие глаза были устремлены на Филиппа.

В этот момент он был далек от нее. Чужой и незнакомый. Это настолько потрясло ее, что, когда Джул взял ее за руку и оттащил от Гидеона, она не сопротивлялась.

— У вас передо мной преимущество, сэр.

— Вы будете обращаться ко мне «ваше сиятельство». Я граф Мейбурн, брат леди Стирлинг, и вы нежеланны в этом доме. Больше не приезжайте сюда. Не пытайтесь связаться с леди Стирлинг. В ваших услугах, — он выплюнул это слово, — больше не нуждаются.

Гидеон с непроницаемым лицом кивнул. Мейбурн знает. Нет смысла пытаться скрыть это. Возражения лишь навлекут больше позора на Беллу.

Последние несколько дней были блаженством. Идиллическим раем. Кусочком настоящего счастья. Он знал, что это не может длиться долго, но не ожидал, что его оторвут от Беллы так скоро. С величайшим усилием он сдержал желание завыть от горя.

— Вы позаботитесь о ней?

Он не думал, что это возможно, но ответный взгляд мужчины стал еще более грозным. Глупо было о чем-то просить графа, но он должен быть уверен, что брат позаботится о Белле. Ему не хочется оставлять ее одну. Еще слишком рано. Она еще слишком слаба, слишком ранима, слишком хрупка.

Гидеон сунул руку в карман своего темно-синего сюртука, вытащил обернутый в бумагу сверток и протянул Мейбурну.

— Пожалуйста, верните это леди Стирлинг. Это принадлежит ей. Я собирался отдать ей… — Он не договорил, отведя глаза. Граф смотрел на него так, словно он выполз из сточной канавы.

Он почувствовал, как сверток покинул его руку.

Дело сделано.

Эти банкноты все время лежали у него в кармане, были с ним с тех пор, как он уехал из Лондона. Много раз он был на грани того, чтобы вытащить их и отдать Белле. Но он сдерживался, не желая расстраивать ее. Не желая напоминать о том, кем он был ей. Раньше был.

Здесь для него нет места. Никогда не было. Приехали братья Беллы. Теперь они позаботятся о ней и, конечно, смогут защитить ее гораздо лучше, чем он.

Ему следует быть благодарным, что пришлось иметь дело с этим братом. Ибо они явно братья. У них одинаковые сине-зеленые глаза и одинаковые властные манеры — этот врожденный показатель благородного происхождения, знатности, превосходства. Второй, младший, излучает смертельную угрозу. Угрозу, говорящую о том, что он может убить и не раскаяться. Если бы Гидеону пришлось иметь дело с тем братом, он сильно сомневался, что ему удалось бы выйти из этой комнаты.

Хотя уходить от Беллы — это хуже, чем смерть. В сущности, в данный момент он думал, что предпочел бы смерть, был бы рад ей.

Послышался легкий стук в дверь.

— Войдите. — Отрывистый приказ графа рассек напряженную тишину.

— Ваше сиятельство, лошадь готова.

Мейбурн не повернулся к слуге.

— Всего доброго, мистер Роуздейл.

Гидеон спокойно прошел мимо Мейбурна и вышел из гостиной, в которой они проводили время с Беллой. Граф шел за ним следом, намереваясь удостовериться, что он покинул дом. Дворецкий стоял на своем обычном месте — охранял вход в Боухилл. На лице старика играла довольная, надменная ухмылка.

Чистейшим усилием воли Гидеон подавил порыв оглянуться через плечо, на верх лестницы, и, не останавливаясь, вышел через парадную дверь к ожидавшей его лошади.

Он взял у грума поводья, вскочил в седло и покинул Боухилл, оставив брата Беллы стоять наверху каменных ступеней, сжимая сверток с деньгами — его плату от Беллы — в большом кулаке.

— Жиголо, Белла? О чем ты думала? Развлекаться со слугами — это одно, но нанять мужчину? Не могу поверить, что ты заплатила ему. Стирлинг знает, на что пошли его деньги, которые он выдает тебе на булавки?

Белла вздрогнула. Не из-за жестокости произнесенных слов, но из-за того, что она не поспевала за Джулом и он больно дергал ее за руку, и казалось, рука больше никогда не встанет на место. Она силилась идти с ним в ногу, когда он тащил ее в комнату, но с каждым шагом усиливалась слабость, усиливалась боль.

По мере того как росло расстояние, отделявшее её от Гидеона, этот покров покоя и уюта, который дал ей сил противостоять братьям, рассеивался. Боль вернулась. Каждый шаг отдавался в позвоночнике, в каждом наполовину зажившем синяке на спине.

К тому времени, когда Джул дошел до ее гостиной, болел каждый дюйм тела. Он захлопнул дверь, отпустил ее руку и повернулся к ней. Она отшатнулась, прижавшись к двери от гримасы презрения, исказившей его лицо.

— Ты хоть себе представляешь, каких трудов стоило Филиппу найти для тебя Стирлинга? — бросил он. — Но граф недостаточно хорош для тебя. Нет, они слишком хороши для тебя, не так ли, Белла? Тебе нравится вытаскивать их из сточных канав — чем ниже, чем лучше. Филипп мог бы избавить себя от затрат на твое приданое и просто отдать тебя тому конюху. Как будто у него без того мало проблем, ему пришлось все бросить и мчаться в Шотландию. Так ты отплатила Филиппу за все, что он сделал для тебя?

Она мотала головой, пока он обстреливал ее словами. Они были больнее, чем кулаки Стирлинга.

— Мы мчались прямиком сюда, не останавливаясь даже, чтобы сменить лошадей, сходя с ума от беспокойства. И нашли тебя проводящий спокойный вечер со своим жиголо. Иисусе, ты же полуодета. Ты выглядишь так, словно только что выползла из постели. Он того стоил, Белла? Ты не даром потратила свои деньги? — презрительно скривился он.

Белла поплотнее запахнула пеньюар.

— Нет, Джул. Я не… не платила ему, чтобы он приехал в Боухилл, — заикаясь, пробормотала она, обретя наконец дар речи.

— Ой, не смеши, — бросил он с издевательской снисходительностью. — Расскажи это кому-нибудь другому. Я знаю, кто он.

— Нет, все не так. В этот раз я даже не посылала за ним. Ты не понимаешь. Я ему не безразлична.

— Ему небезразличны твои деньги. Плевать ему на тебя, и если ты ему веришь, значит, ты дура.

— Нет. — Она бросила на него гневный взгляд. Джул зашел слишком далеко. Она не позволит своему младшему брату говорить так о Гидеоне.

— Ему нужно было увидеть меня. Ты не понимаешь. Я люблю его. И я дорога Гидеону. Он нуждается во мне так же, как я нуждаюсь…

Слова застряли у нее в горле. Белла вздрогнула, глаза ее округлились. Стук лошадиных копыт по гравию проскрежетал по каждому дюйму ее кожи, словно эти копыта прошлись по ней. Затаив дыхание, она напрягла слух. Удаляющийся стук копыт одной лошади.

Только одной.

— Нет! Он не может. Филипп не может! — Она повернулась и распахнула дверь гостиной с такой силой, что та ударилась о стену. Сзади до нее донеслись протесты Джула. Рука ухватила ее за пояс халата. Выкрутив плечи, она завела руки назад, выскальзывая из пеньюара, ускользая от брата. На полпути вниз по лестнице она снова почувствовала его руку, но уютному ношеному ситцу было не тягаться с ее скоростью. С громким треском разрывающейся ткани она снова вырвалась, сосредоточив взгляд на одиноком широком силуэте Филиппа, обрамленном открытой передней дверью.

Охваченная отчаянием, она пронеслась по переднему холлу, выскочила в открытую дверь, но была схвачена сильными руками.

— Гидеон!

— Изабелла, прекрати! — приказал Филипп.

— Нет. Нет! Ты не можешь. Филипп, мне нужен… Гидеон! — закричала она, вырываясь из своих пут.

— Изабелла, он уехал. Он никогда не вернется.

Паника от угрозы потерять Гидеона затмила все, кроме потребности добраться до него. Но от неумолимых слов Филиппа боль во всем теле вернулась с такой пугающей силой, что переполнила все ее существо, затопила все чувства. Используя последний запас сил, она вырвалась из железных рук, сжимавших ее покрытую синяками спину, и рухнула на колени.

— Нет, нет, нет! — завывала она снова и снова.

Филипп прогнал его, точно так как прогонял всех от нее. Физическая боль — ничто, всего лишь булавочный укол в сравнении с осознанием, что она больше никогда не увидит Гидеона.

— Проклятие, Филипп, не стой ты так. Сделай что-нибудь, — сказал Джулиан.