Наталия Доманчук - Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры

— К сожалению. Но ты знаешь, он согласился со мной. И потом добавил, что я права, что нам надо получше друг друга узнать и всякое такое. И поцеловал. Так нежно! Так сладко!

— То есть ты теперь в полном порядке и больше не будешь вздрагивать при упоминании мистера Дугласа.

— Тут совершенно разные вещи, — вздохнула Анька. — Альберт — это любовь, а Дуглас — это страсть. Улавливаешь разницу?

— Логически — да, но вот на примере нет. Получается, что ты любишь Альберта, но ты его не хочешь?

— Хочу. Но не могу.

— Почему не можешь? — не поняла я.

— Потому что обещание дала, — объяснила Анька.

— Так… а Дугласа ты хочешь и можешь? — попробовала я разобраться в ее теории о любви и страсти.

— Да. Точно, — согласилась Анька.

— А как же обещание?

Анька посмотрела в потолок.

— Как бы тебе объяснить… — начала она.

— Да уже объясни как-нибудь. Я все-таки женщина. Пойму тебя.

— Когда знаешь, что нельзя, страсть разгорается сильнее, и уже становится все равно. Поняла?

— Да, конечно. Получается так, что Альберта ты любишь и хочешь, но хочешь так, что можешь потерпеть. А вот мистера Дугласа ты не любишь, а только хочешь, да так, что терпеть просто нет сил.

— Какая ты умничка! Все правильно. — От радости, что ее поняли, Анька даже захлопала в ладоши.

— Я только не могу понять одного. Если ты дала обещание, то должна его выполнить в любом случае. Даже если тебе очень хочется секса. Разве не так?

— Так. Теоретически. А в жизни получается по-другому. Слушай, ты ведь моя лучшая подруга. Так? — прищурилась Анька.

Я сразу поняла, что ей что-то от меня нужно.

— Давай сразу. Говори, что нужно.

Анька засмущалась, замолчала, но потом решилась:

— Я… заметила, что ты понравилась Дугласу. Правда ведь?

Я решила успокоить подругу:

— Ань, мне на него плевать. С самой высокой колокольни. Ну честное слово.

Анька по-прежнему смущалась и пыталась найти нужные слова:

— Ты ведь сделаешь это для меня, правда?

— Что я должна сделать?

— Ну… ты… просто пригласи его к нам домой.

— Кого? — не поняла я. — Дугласа?

— Ну да.

— Зачем?

— Понимаешь, я думаю, что он меня просто не разглядел. Ему надо ко мне хорошенько присмотреться. А потом он в меня влюбится. Я в этом уверена на сто процентов.

— А при чем тут я? — Я все еще не понимала ее плана.

— Ну пока ему нравишься ты. Вот ты и должна его пригласить домой, а потом… сославшись на важные дела, слиняешь, и я возьму пульт управления в свои руки.

— Ань, ты головой сегодня нигде не стукнулась? — спросила я и с удивлением посмотрела на нее.

— Когда я тебя в последний раз о чем-то просила? А? Вспомни. Неужели так трудно выполнить одну маленькую просьбу подруги? Я тебя сегодня, можно сказать, спасла от верной гибели. А ты? — Она встала и начала вышагивать по комнате, делая вид, что оскорблена и нервничает.

Я подумала, что мне действительно ничего не стоит сделать такую мелочь, и согласилась:

— Да без проблем. Если тебя это сделает счастливой — я с удовольствием выполню твою просьбу.

— Отлично. Тогда завтра после занятий ты идешь и приглашаешь его на ужин. Потом берешь машину и сматываешься в соседний ресторан, а уж я использую всю свою смекалку и обаяние, чтобы завоевать его. Договорились?

— Да, — согласилась я.

— Вот и отлично. Я есть хочу. Тебе принести что-нибудь? — спросила Анька и направилась в кухню.

— Да, мне два куска торта, белый хлеб и килограмм халвы.

Анька показалась из кухни с пакетом молока. На лице у нее красовался один большой вопрос, который она сразу озвучила:

— А обещание?

— Разве не ты мне только что сказала, что если хочешь так, что сил нет, — то тогда можно.

Анька почесала левое ухо.

— Теоретически — да.

— Тоже мне, теоретик нашелся! Я пошутила. Я сильная и выдержу все испытания! Не ходи возле меня с бутербродом! — накричала я на подругу, и она, испугавшись, убежала на кухню доедать сандвич.

Анька еще долго копошилась на кухне, потом выключила везде свет, пожелала мне спокойной ночи и пошла спасть.

Мне не спалось, и я взялась за сочинительство рассказов.

Я надевала пальто в прихожей. С кухни раздался грохот разбившейся посуды.

— Вась, горе мое, что ты опять разбил?

В прихожей появился мой благоверный и, как обычно пожимая плечами, протянул осколки моей любимой тарелки.

— Сил моих больше нет! — запричитала я. — Да что же ты такой у меня непутевый!

Васька опять пожал плечами и спрятал осколки за спиной.

— Ну вот скажи мне, — не унималась я, — вот посоветуй: что мне с тобой делать?

— Слушай, продай меня, а? — предложил Василий.

Эта идея мне сразу понравилась, и я скомандовала:

— Одевайся. Только живей. Базар через час закрывается.

Нацепив на рубашку супруга табличку «Продается муж», я стала ждать предложений.

Первая кандидатка появилась через пять минут:

— Деньги домой приносит? — спросила она.

Я пожала плечами:

— Раз в месяц, как обычно.

Дамочка уставилась на меня, потом опять на Ваську и спросила:

— И сколько приносишь?

Васька засмущался и тихо сказал:

— Две тыщи рэ.

— Ищи дураков, — ответила дамочка и скрылась.

Еще минут через пять к нам подошла полная женщина лет сорока, с коротко постриженными волосами. Ресницы были накрашены чересчур, тени на веках светились разноцветными блестками, а румяна на щеках вызывали жгучее желание дать ей тряпочку и мыло. От женщины пахло духами и сигаретами.

— Скока просишь? — спросила она у меня.

Васька, вероятно испугавшись, что она его купит, выпятил грудь вперед и гордо ответил:

— Мильён.

— Сумасшедший, — испугалась женщина, плюнула и гордой походкой удалилась.

Простояли мы еще минут двадцать, пока к нам не подошла наша соседка Нюра, которая работает на базаре и продает косметику.

— Долго стоишь? — спросила она.

— Да уже с полчаса, — ответила я и шмыгнула носом.

— Ладно, помогу тебе, — на ухо прошептала она мне, взяла за рукав моего Ваську и закричала на весь базар своим писклявым голосом:

— Продается многофункциональный бытовой прибор многоразового использования под названием «Лучший в мире муж». Функции. Утром он будет для вас подушкой, мягкой, пушистой, шелковой. Когда вы захотите себя привести в порядок, он превратится в расческу и уложит ваши волосы так, что никакая погода не испортит вашу прическу. Если вам захочется пройтись по магазинам, он превратится в толстый кошелек. И не пытайтесь потратить все деньги за один день — вам это не удастся. Когда вечером вы придете домой, уставшая от магазинных прогулок, вас будет ждать кухонный комбайн, который приготовит очень вкусную, но диетическую пищу. Потому что он является еще и вашим доктором и знает, что вам лишние килограммы не нужны. Вечером, когда ваши веки сомкнутся от просмотра очередного сериала, он превратится в бальзам, который мягко ляжет на ваши прелестные губы. Вы ощутите полную гармонию души и тела. Ваши губы, аромат помады и их слияние придадут вам энергии на следующий день, и вы наконец поймете, что вы — самая счастливая женщина на свете. Покупайте, и вы никогда не пожалеете об этой покупке!

Я уставилась на Ваську. Он на меня. Собралась куча народу, и все стали выкрикивать свою цену.

— Даю десять тысяч, — доносился голос слева.

— А я двадцать даю, — слышали мы справа.

Потом к нам подошла одна милая бабулька и спросила:

— Он что, импотент?

— Нет, — ответили мы с Васькой хором.

— А зачем тогда продаешь? — улыбнулась она лукаво.

И действительно, зачем я все это затеяла? Я посмотрела на Василия. В его глазах стояли слезы. Я взяла его за руку, сказала «Пошли», и мы отправились домой.

Пришли мы с Васькой, уселись на диван и разревелись.

— Я так тебя люблю, — впервые за тридцать лет совместной жизни сказал мне Василий.

— И я тебя, — тоже впервые призналась я ему.

Уснули мы на том же диванчике, и снилась мне помада, от которой я ощутила полную гармонию души и тела, а наутро я поняла, что я обладательница самого замечательного бытового прибора под названием «Лучший в мире муж» и самая счастливая женщина на свете!

Уснула я в гостиной у телевизора. Проснулась от того, что Анька меня тормошила:

— Вставай быстрей! Мы уже опаздываем.

В школу английского языка мы опоздали на десять минут.

В приемную к Линде даже не заглянули и вообще решили ее игнорировать.

Как только мы зашли в аудиторию, Эрика встала и приветствовала нас стоя, как будто не она учитель, а мы.

Все остальные ученики с уважением посмотрели на нас, и их глаза выражали благодарность, что они имеют честь учиться с нами в одном классе.

Анька подняла руку, как Гитлер, и приветствовала своих одногруппников фразой «Гуд монинг», потом, когда мы сели за свой стол, она опять подняла руку и, обращаясь к Эрике, сказала: «Комон».