— Ничего не делать. Я дам ему понять, что он мне не интересен, и все.

— Как тебе Альберт? — спросила Анька и улыбнулась.

— Нормальный, но, по-моему, он немного староват для тебя.

— Ничего не староват. В самый раз. А тебе Сергей понравился. Могу поспорить.

— Нечего спорить. Понравился. Даже очень, — сказала я и вздохнула.

— Ну и что ты вздыхаешь? Он тоже пялился на тебя. Вернее, на твою жопу.

— Ну да, он, наверное, смотрел, как все, и думал, как можно жить с такой жопой.

— Перестань! На свете, между прочим, есть и любители такой роскоши.

— Ты сама хоть в это веришь, Ань?

Анька задумалась.

— Ладно, ты об этом не думай. Ты думай о другом. Он мужик очень умный. Чем можно его взять, а?

— Умными беседами. Это и ежу понятно.

— Правильно. Вот я слышала, что они все сейчас обсуждают футбол. Ну, здешний, юаровский. Так вот, мотай быстро себе на ус. Команда называется «Бофана-Бофана».

— Врешь! — возразила я. — Не может нормальная футбольная команда носить такое смешное имя.

— Отвечаю. Так и называется: «Бофана-Бофана». Слушай дальше. Все футболисты черные. И вот в последней игре очень плохо играл какой-то Ханс. Запомнила?

— Ханс. Запомнила.

— Ну все, идем. На сегодня хватит. В следующий раз блеснешь еще чем-нибудь.

Мы вышли из дамской комнаты и увидели, что Гена с Альбертом стоят уже не одни — к ним подошли Сергей и Денис. Обсуждали они как раз футбол.

— Я вам говорю, если бы не этот козел Ханс, мы бы выиграли, — утверждал Альберт, обращаясь к Геннадию.

Генадий пожал плечами.

Тут я поняла, что пора блеснуть эрудицией, и сказала:

— Совершенно с тобой согласна. Он вообще… отвратительно играл. Да и какие ужасные передачи он давал. Ну, а с другой стороны, что ты хочешь от черного?

Все посмотрели на меня с явным недоумением. Даже Анька.

— Кто черный? — просил Геннадий.

— Ну этот, как его, Ханс…

Мужчины засмеялись, а Денис решил мне кое-что объяснить:

— Ханс Вонк не черный. А белый. Единственный в команде белый игрок. И он не играет на подачах. Он вратарь.

Я почувствовала, что залилась краской. Вся.

— Ты, наверное, перепутала Вонга с Бенни Маккарти. Тот действительно отвратительно играл и плохо подавал, — сказал Сергей и улыбнулся.

— Ага, перепутала, — сказала я тихо и чуть не разрыдалась.

Так опозориться! Это во всем Анька виновата. Сколько я себе говорю: не слушай никого и никогда не говори о том, о чем не имеешь никакого представления. Слава Всевышнему, футбольную тему сразу закрыли и перешли к разговору об Африке. Уж лучше так, подумала я и вздохнула с облегчением.

— Между прочим, милые дамы, а вы были в Кейптауне? — спросил Альберт.

— Нет, не были, — ответил за нас Денис. — Но мы в конце декабря все вместе туда полетим.

— Зачем ждать целых два месяца? Я лечу в Кейптаун в пятницу. На уикенд. У меня там есть небольшой домик Приглашаю вас, милые дамы, увидеть это чудо света.

— Ну, так ты всех тогда приглашай, — сказал Геннадий, — я тоже с удовольствием поеду. Особенно если есть где остановиться. Серега, давай и ты с нами.

— Меня никто не приглашал, — ответил Сергей.

— Да ладно! Тебе я всегда рад, — сказал Альберт, — ты же это знаешь. Так что, летим?

Сергей улыбнулся и кивнул.

В этот момент мое сердечко чуть не рухнуло на пол от счастья и не разбилось на мелкие осколочки. Счастью просто не было предела. Я даже забыла о своем футбольном позоре.

«Сегодня понедельник, нет, уже почти вторник, — подумала я, — еще среда, четверг и потом целые три дня с мужчиной моей мечты!»


Около полуночи мы были дома.

Анька сразу пошла спать, а я открыла свой ежедневник и написала:


У меня есть ровно три дня.

Мне надо:

1. Разлюбить Машкова.

2. Похудеть на 20 кг.

3. Написать гениальный рассказ, показать его Сергею и согласиться выйти за него замуж.


Минутой позже было написано:


1. Я уже не люблю Машкова.

2. Надо купить весы. Может, я уже похудела на 19 кг и даже и не догадываюсь об этом? А один килограмм я за три дня скину.

3. О чем бы таком написать???

МИСС КОППЕРФИЛЬД

— Послушай, Петрушкина Ульяна Игнатьевна, — следователь закинул ногу на ногу, закурил сигарету и посмотрел на допрашиваемую. — В твоем случае молчание не поможет.

Петрушкина тоже закинула ногу на ногу, улыбнулась и потянулась за сигаретами.

Следователь перехватил «ротманс» и крикнул:

— Ты что себе позволяешь? Куда ты дела Останкинскую башню, отвечай!

— Как вас зовут, напомните мне еще раз, — попросила Петрушкина.

— Фе-дор А-ки-мо-вич, — по слогам повторил следователь.

— А как ва-ша фа-ми-ли-я? — передразнивая, опять спросила Петрушкина.

Следователь покраснел, привстал и, опершись руками о стол, тихо прошептал:

— Не ваше дело! Для вас я Федор Акимович. Вы на вопрос отвечать будете?

— А фамилия ваша — Укропчик. Только не могу понять, почему вы ее так стесняетесь? Я, например, тоже из семейства сельдерейных, и очень горжусь этим!

— Семейство зонтичных, — слегка прокашлявшись, добавил следователь.

— Молодец, Акимыч! Уважаю людей, которые интересуются своим происхождением. Так что ты там хотел у меня спросить?

Следователь замешкался, похлопал себя по карманам, как будто что-то искал в них, и тихо спросил:

— Пропала Останкинская башня. В ней находилось более семи тысяч человек. Точные данные сейчас уточняются. В этом преступлении обвиняешься ты, Петрушкина. Потому что именно ты собрала вокруг телебашни толпу и предложила посмотреть фокусы. У меня, между прочим, свидетели есть! — сказал он и поднял указательный палец вверх.

— Ну и что же я делала?

— Ты просто развела руками, дунула, и… телебашня исчезла.

— Недоказуемо!

— Из-за вас, Петрушкина, временно прекращена трансляция телерадиовещания на всю страну, да что там на страну — на весь мир! А вы знаете, что подумают об этом иностранные государства в связи с последними событиями? Они подумают, что совершился государственный переворот или еще что-то похуже!

Ульяна Игнатьевна закусила губу и отвернулась к окну В это время в комнату зашел пожилой человек в форме. Старший лейтенант Укропчик вытянулся в струну и громко закричал:

— Товарищ генерал-майор, разрешите доложить. Идет допрос подозреваемой Петрушкиной. О результатах сообщу через час в письменном виде.

Генерал-майор подошел ближе к допрашиваемой и посмотрел ей в глаза.

— У меня дочь… единственная…. на канале РТР работает. Я без нее…. Она для меня все, — тихо сказал он и смахнул слезу.

— А у меня никогда не было отца. Верней, он, конечно, где-то есть, только я его никогда не видела, — таким же страдальческим тоном продолжила беседу Петрушкина.

— Ну зачем тебе эта башня? — включился Укропчик. — Новый год на носу, голубой огонек, концерты Галкина… Ну сдалось тебе это Останкино? Если б я таким даром обладал, как ты, я бы Центральный банк «испарил».

— А разве в деньгах счастье? — спросила Петрушкина.

— А в чем же еще? — удивленно уставился на нее Укропчик.

— В банке ведь тоже чьи-то родные, единственные дочки работают. И кто-то их ждет каждый день. Не в деньгах счастье. Точно вам говорю, — вздохнула Петрушкина.

— Тогда в чем оно? — спросил Укропчик.

— Счастье — это когда тебя ждут.

— А вот теперь представь себе, Петрушкина, сколько человек из-за тебя стали несчастными! У всех этих семи тысяч есть родные люди, которые их ждут. А ты…

— А я… — Петрушкина заглянула в глаза Укропчику так проникновенно, так значительно, что он не выдержал и отвел взгляд. — Я хотела познакомиться с вами поближе. Как с человеком и, возможно, даже как с мужчиной. Но, к сожалению, вы меня разочаровали, Укропчик, совершенно разочаровали… — Петрушкина еще раз вздохнула и картинно взмахнула рукавом, как Царевна-лягушка на балу.

Тотчас же в кабинет к следователю Укропчику ворвались два человека.

— Появилась! Появилась башня! — закричал один. — Все люди живы, здоровы и даже не заметили никаких изменений. Все очень удивлены.

А второй добавил:

— Товарищ генерал-майор, ваша дочь звонила. Просила передать, что с ней все в порядке.

Укропчик мысленно поздравил себя с успешно проведенным расследованием, а вслух продолжил:

— Но это еще не значит, Петрушкина, что все это вот так просто сойдет вам с рук! Петрушкина?.. Петрушкина!!!

Но Петрушкиной в кабинете не было. Не было ее и во всем здании, хотя охрана клялась и божилась (и позднее это было подтверждено просмотром видеозаписи с внутренних камер), что никого похожего из здания не выпускали.

А Петрушкина в этот момент как ни в чем не бывало стояла на остановке и листала ежедневник. Добравшись до нужной страницы, она нашла в списке фамилию Укропчика, провела по ней длинную волнистую черту и начала читать дальше:

— Кинза Ашот Давыдович, гурман и ценитель оперы — оставлю на вечер. Пастернак Евгений Валерьевич, музейный работник и гид, при этом действительно правнучатый племянник — на воскресенье. Огуреев Леонид, тренер юношеской сборной, — занятия понедельник-среда-пятница — временно отпадает. Патиссон Семен Иосифович, доцент университета Патриса Лумумбы — что-то нет настроения. Морква Иван Кузьмич, капитан дальнего плавания — все еще в рейсе. Бузинов-Киеводядькин Антон Денисович, рядовой банковский работник… — Тут Петрушкина задумалась, примерила на себя фамилию — Ульяна Игнатьевна Бузинова-Киеводядькина — и повела пальчиком в конец строчки, где был записан телефон. — Ну что ж, сегодня еще вполне успею навестить Центробанк! — сказала она решительно и захлопнула ежедневник.