Наконец она заставила себя вернуться к действительности.

Праздник был в разгаре.

Едва вереница детей с картой в руках исчезла в верхней, пиратской комнате, внизу, в помещении подсобки, раздался внушительный грохот. Впечатление сложилось такое, что рухнула гора пустых ящиков.

«Только бы пустых!» — мелькнуло у Ирины.

— Кто-то славно навернулся, — прокомментировал Стае Брылов и направился в сторону подсобки.

— Говорила же, уберите… Завтра, завтра! — проговорила Мария, демонстративно не трогаясь с места. Она терпеть не могла беспорядка.

Дети были наверху, а взоры взрослых обратились к двери подсобки, как к экрану телевизора. Вот сейчас откроется дверь и… что? Появится пьяный сторож? Грузчик, нечаянно наступивший на банановую кожуру? Продавщица, неудачно метнувшаяся за апельсинами?

Открылась дверь, и появилась цветастая клоунская физиономия в соломенной шляпе.

Дети выбежали на шум и, перевесившись через перила, стали наблюдать, как из недр подсобки выползает клоун — рыжий, в невообразимой шляпе, весь обшитый карманами. Причем из каждого кармана торчит цветок!

Рыжий в недоумении остановился посреди зала, щурясь от яркого света и удивленно озираясь. Ведь его вид так и вопрошал: «Куда я попал, господа?»

Дети россыпью скатились с лестницы, окружили рыжего плотным кольцом. Он, радуясь детям, вынимал из кармана цветы и раздавал их. Ребенок брал цветок, к которому была привязана ленточка, и тащил к себе, ленточка тянулась из кармана и казалась бесконечной. Дети вытягивали из Левы цветные атласные ленточки, а те все не кончались. Через минуту все кафе превратилось в сплошной визг детского восторга. Ирина не стала пробиваться к Леве со своими вопросами. Потом. А вопросы были. Их количество удвоилось, когда сквозь визг детей она уловила там, в подсобке, еще какую-то возню и смех. Стас Брылов явно с кем-то разговаривал, убирая ящики. Голоса были женские. Вот из темноты подсобки вынырнули еще две рожицы с розовыми поролоновыми носами, в блестящих колпачках на резиночках. За букетами цветов трудно было разглядеть лица, но Ирина уже узнала их.

— Лизка! — завопила она, забыв о приличиях, и, подпрыгнув, помчалась к подсобке.

Ну, Лева! Это же надо учудить такое! Просто кладезь сюрпризов.

— Потом обо всем поговорим, ага? — Лизаветины глаза пылали тысячей огней. — Мы с Полиной сегодня ночевать у тебя будем, можно? Ты не против?

— Я очень даже не против, — подтвердила Ирина и усадила гостей за свой стол.

Поговорить, хотя бы перекинуться парой слов не удалось — из кухни раздался гудок, все обернулись, на пороге высилась нарядная Брылова. С помощью Стаса она держала огромный торт со свечами. Свет погас, и торт, мерцая огнями, поплыл к столу именинника.

Дети окружили его плотным кольцом, в глазах отразился трепет свечей.

Захваченные торжественностью момента, они не услышали, как над входной дверью скромно звякнул колокольчик. Только Ирина — вся слух — мгновенно отозвалась на этот звук и сама побежала открывать. Из гостей это может быть только один. Она повернула ручку замка и распахнула дверь. За порогом, на мокрой от недавнего дождя площадке было пусто. Она вышла наружу, сбежала с крыльца. Наверняка он спрятался, чтобы сделать сюрприз. И сейчас вынырнет из темноты, налетит как ураган, и все. Больше ничего не нужно для счастья.

Машины в поле зрения не было. Ирина заглянула за кирпичный выступ, отделяющий кафе от магазина «Машенька». Пусто. Еще не готовая к столь откровенному разочарованию, она пошла вдоль дома, обогнула его, постояла в растерянности и вернулась. Только теперь она позволила себе засомневаться. Звонок мог ей померещиться, потому что она его сильно ждала. Слуховые галлюцинации. Впрочем, позвонить могли из озорства. Звякнуть и убежать. Но все это уже не важно. Его нет.

Ирина вошла в крохотный коридор кафе, закрыла за собой дверь и прислонилась лбом к прохладному стеклу. Она больше не пыталась сдержать слезы. В главном зале плескалось веселье. Торт был разрезан, клоуны раздавали шары и иголочки. Сейчас будет салют шаров в честь именинника. Потом танцы. Желающих пригласят в зал игровых автоматов.

Ирина глотала слезы. Она отгоняла от себя мрачные мысли, но они настойчиво лезли в голову.

С ним что-то случилось. Это уже было в ее жизни. Веселый праздник и долгое ожидание. И трагедия.

Тогда она сумела выстоять. Подняться и начать с чистого листа. Но теперь она не такая сильная. Теперь — нет. Это не должно повториться.

Ни успех, ни присутствие друзей, ни ребенок не могли сейчас для нее восполнить отсутствие одного-единствен-ного человека. Мука ожидания становилась невыносимой. В коридор выглянула Лизавета.

— Что стряслось?

— Лиза… Вот ключи от дома. Иван отвезет вас. Мне нужно уйти. Я тебе потом все объясню. Мне очень нужно, только ничего не спрашивай.

Лизавета молча взяла ключи, с интересом наблюдая за подругой.

Ирина схватила с вешалки плащ, нашарила в кармане мелочь. Ничего больше не объясняя, вылетела на воздух.

В автобусе она постепенно пришла в себя. Вот и знакомая пятиэтажка с библиотекой внизу. Ирина выскочила из автобуса, стремительно пересекла дорогу и вошла во двор, где жил Свечников.

Пестреющая рекламой спортивная «восьмерка» бросилась в глаза, словно обрывок бумаги на мокрой ночной дороге. При виде машины сердце Ирины ухнуло вниз, потом мгновенно подпрыгнуло кверху, некстати застряв в горле. Новый рой мыслей устремился в ее и без того разгоряченную голову. Он здесь, он вернулся! Но почему он до сих пор не с ней? Почему не поехал сразу в кафе? Как он может еще заезжать домой, когда она…

Ирина поднялась на площадку второго этажа и остановилась. Сердце беспокойно прыгало, не находя себе места. Голова кружилась. Ноги отказывались идти дальше.

Ирина поняла, что боится. А если… Если он не испытывает того нетерпения встречи, которого она ждет от него? Если он будет удивлен, недостаточно рад ее неожиданному появлению? Что тогда? А если он не один? Если все обстоит иначе, нежели она ожидает? Сможет ли он принять жизнь такой, какая она есть? Ирина в изнеможении опустилась на ступеньки. На нее навалилась усталость. Ей показалось, что еще немного — и она не сможет сделать ни шага. Через силу поднялась и побрела наверх. Что бы там ни было — она больше не выдержит неизвестности. Дверь квартиры Сергея оказалась незапертой.

Ирина остановилась в прихожей, пытаясь справиться с волнением. Из ванной доносился шум и плеск воды. В комнате работал телевизор.

Ирина сбросила туфли и прошла в комнату. Кругом были разбросаны вещи Свечникова. На полу стояла раскрытая спортивная сумка с одеждой, рядом валялся серый гоночный комбинезон, поверх пледа лежали темно-коричневый выходной костюм прямо с вешалкой и несколько рубашек. Увидев эту картину, Ирина отчего-то мигом успокоилась. На нее разом снизошло умиротворение. Она забралась с ногами в кресло и накрыла ступни и колени его свитером — ноги были ледяные.

Итак, он приехал. С ним все в порядке, и, судя по всему, он собирается к ней.

Она улыбнулась, взяла с соседнего кресла пульт и выключила телевизор. Наступившая тишина колыхнулась в пространстве предчувствием встречи.

Дверь в ванной скрипнула, и в проеме показался Свечников — лицо его было ровно наполовину намылено пеной для бритья.

Увидев Ирину, он удивленно заморгал. Побритая половина лица обнажила улыбку. Ирина чуть шевельнулась в своем кресле.

В два прыжка Свечников очутился у ее ног, сел на пол и молча ткнулся намыленным лицом ей в живот. Мыльная пена целиком осталась на ее бирюзовом костюме.

— Вот спасибо! — поблагодарила она, отстраняя его лицо, чтобы разглядеть его, глянуть в глаза. И не смогла удержаться от смеха. Теперь на месте пены выступила трехдневная щетина, тогда как другая половина лица была гладко выбрита. Ирина провела ладонью по небритой щеке и прерывисто вздохнула.

— Ты нарочно не дождалась моего приезда, чтобы посмеяться надо мной?

Свечников поцеловал ее ладони.

— Конечно, — подтвердила Ирина. — И еще чтобы ты испортил мой новый костюм…

Костюм на животе был белый от пены и, конечно, насквозь промок. Мокрой стала и юбка.

Свечников устроил подбородок на ее коленях и стал смотреть на нее снизу.

— Ты приехала сама… Значит, соскучилась, — констатировал он, не отрывая глаз от ее лица.

— Ничего подобного, — в тон ему ответила Ирина. — Просто хотела застать тебя в неофициальной обстановке. Без косметики.

— Ну и как я тебе?

— Ты ужасен. Особенно твоя левая половина лица.

Ирина наклонилась и поцеловала его заросшую щетиной щеку.

Свечников шевельнулся и обнаружил, что ноги ее укрыты его свитером.

— Ты замерзла, — догадался он и вскочил на ноги.

— Нет-нет! — живо возразила Ирина, потому что не хотела, чтобы Свечников отходил от нее даже на минуту. Даже для того, чтобы добрить лицо. Но он уже метнулся куда-то на кухню и минуту спустя вернулся с большим целлофановым пакетом.

Он взял его за углы, тряхнул хорошенько, и у ног Ирины вздохнул ворох искристого, совсем живого меха. Она охнула. Свечников поднял этот ворох, расправил и укрыл Ирину целиком, до глаз. Это была легкая, непонятного меха шуба под цвет ее волос.

— Ну и ну! — выдохнула Ирина. К такому она не была готова. А Свечников сел на корточки и обнял ее ноги.

— Хочу, чтобы ты, мерзлячка, полюбила зиму, — повторил он свою давнюю фразу.

— Я ее уже люблю. Очень.

На улице было совсем темно. Густоту сумерек чуть разбавляли блики уличных фонарей. Последние листья носились по асфальту в поисках приюта. За дорогой шумел своей вечерней жизнью спальный мегаполис. В его желтых бессонных глазах творилась жизнь. Сотни историй кипели в этих сотах человеческого улья. Тысячи судеб пересекались невидимыми, до предела натянутыми нитями и напряженно звенели в извечном своем стремлении к счастью. А где-то далеко, в космической колыбели уже готовился к жизни новый век, сладко чмокая во сне губами.