Брови Марии изогнулись дугой.

— Но это еще не говорит о том, что с тобой все в порядке, что ты абсолютно здорова. Эти лабораторные анализы лишь показывают, что твой гемоглобин в норме, что количество эритроцитов в твоем организме в норме, количество лейкоцитов, — его пальцы коснулись вложенных в карту бежевых листов, — эти показывают, насколько мы можем сейчас судить, что в твоем организме нет инфекции.

Его рука замерла на последнем, фиолетовом, листе, на котором были написаны результаты анализа, который он провел сам, пока Мария одевалась.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Мне нужно задать тебе еще парочку вопросов, — доктор Вэйд немного понизил голос, — скажи мне, Мария, у тебя когда-либо были сексуальные отношения с мужчиной?

Ее брови взметнулись еще выше.

— Простите?

— Ты когда-либо занималась со своим молодым человеком сексом?

Мария бросила на него испуганный взгляд.

— Что вы, нет, доктор Вэйд.

— Ты уверена?

— Конечно, я уверена. Никогда.

Он несколько секунд изучал ее лицо.

— Мария, все, что ты говоришь в этом кабинете, будет известно только нам с тобой. Даже моя медсестра ничего не узнает. Более того, я даже не внесу этого в карте — С этими словами он закрыл папку и отложил ее в сторону. — Это строго между нами. Считай это обычным медицинским вопросом, как если бы я тебя спросил, удаляли ли тебе гланды.

Она бросила взгляд на карту и нахмурилась. Затем снова посмотрела на доктора Вэйда, взгляд ее был честным и вопросительным.

— Но, — она слегка пожала плечами, — я говорю правду, я никогда не была в постели с парнем.

— Г-м-м-м… — Джонас Вэйд сложил свои длинные тонкие пальцы домиком. Он покосился на фиолетовый листок, лежащий возле его локтя, и внимательно посмотрел на лицо девушки. — Знаешь, Мария, могло случиться так, что ты сделала это, но не поняла.

Она выдавила из себя слабенький смешок и почувствовала, как вспыхнули ее щеки.

— Я бы поняла это, доктор Вэйд. Я никогда даже не раздевалась перед Майком. Разве что, — она внезапно опустила глаза и уставилась на свои руки, — разве что до пояса. Ну, вы понимаете… Я никогда не позволяла ему трогать меня… там…

Она услышала, что доктор Вэйд зашелестел бумагами, и, подняв глаза, увидела, что он начал собирать разложенные по столу листы и вкладывать их в ее карту.

— Думаю, на сегодня все, Мария, — он лучезарно улыбнулся ей и заговорил более громким голосом. — Некоторые болезни обнаруживаются в анализах мочи и крови не сразу. Им нужно некоторое время, чтобы культивироваться. Мы вырастим бактерии и посмотрим, что с тобой не так. Пока мы не сделаем всех анализов, мы не узнаем причин твоего недомогания. А ты тем временем не волнуйся, пей больше жидкости, хорошо ешь и много спи. Хорошо?

— Хорошо.

— А я, когда получу окончательные результаты, позвоню тебе.

Глава 3

На следующее утро Марию вырвало, но она, невзирая на протесты матери, смогла уговорить отца отвезти ее в школу, где проводился отбор девочек в группу поддержки. Мария собралась с силами и выступила относительно неплохо, и судьи, зная, что она способна выступать намного лучше, оставили ее в команде. Днем она начала готовиться к экзаменам, после ужина вместе с семьей смотрела специальный выпуск новостей, посвященный проходящему в Ватикане конклаву.

Перед традиционным субботним свиданием с Майком она сходила в церковь на исповедь.

Опустившись на колени в маленькой каморке, Мария почувствовала приступ тошноты. Она извинилась перед отцом Криспином и объяснила ему, что у нее грипп. В качестве наказания за совершенные на прошедшей неделе прегрешения ей следовало пять раз прочесть молитву Деве Марии. В воскресенье после церкви Мария провела день у бассейна за чтением модного бестселлера «Корабль дураков», в то время как ее отец смотрел по телевизору баскетбол, мать возила трех монахинь из церкви Святого Себастьяна по делам, а Эми учила катехизис, готовясь к предстоящей конфирмации.


На следующее утро, в понедельник, Мария чувствовала себя не лучше, чем накануне, и по требовательному настоянию матери осталась дома. Днем позвонила медсестра из кабинета доктора Вэйда и попросила Марию зайти к ним утром следующего дня по дороге в школу и сдать еще одну порцию мочи. Марии велели не пить после семи вечера, обязательно сходить «по-маленькому» перед сном и попытаться воздержаться от похода в туалет утром и «донести» все это до клиники. Вечером семья Мак-Фарлендов собралась в гостиной, чтобы посмотреть по телевизору, как над Сикстинской капеллой поднимется черный дым.

Во вторник, чувствуя себя немного получше, Мария пошла в школу и по дороге зашла к доктору Вэйду, чтобы сдать анализ.


В среду, когда день уже клонился к закату, Мария выскочила из своей комнаты и подбежала к отцу, который минуту назад вышел в коридор и застегивал чистую рубашку.

— Пап, привет! Когда ты пришел домой?

Они обменялись поцелуями и пошли по коридору, обняв друг друга за талию.

— Где-то пятнадцать минут назад. У тебя так громко играло радио, что ты даже не услышала, как я пришел. Кстати, кто, черт возьми, этот Том Дули[9]?

— Ну, папа! — Она игриво сжала отца за талию и почувствовала под рубашкой крепкие мышцы. Ей это понравилось. Она была рада, что он взял себе за привычку ходить каждую среду в тренажерный зал. Этим он выгодно отличался от многих других отцов — своих ровесников, — которые позволили себе располнеть и обрюзгнуть.

— Тебе лучше, котенок?

— Намного! Думаю, я полностью поправилась.

— Как дела в школе?

— Потрясающе! Получила пятерку за свое выступление. И… — она лучезарно улыбнулась ему, в глазах блеснул огонек.

— И что?

— И самая потрясающая новость из всех потрясающих! Отец Майка решил не уезжать в Бостон! Они останутся на лето здесь!

Тед Мак-Фарленд тихо рассмеялся.

— Ну, не знаю, котенок, так ли это потрясающе. Тебе виднее.

— Теперь мы с Майком сможем каждый день ездить в Малибу вместе с другими ребятами!

Мария с отцом вошли в столовую, где уже сидела Эми, а Люссиль ставила на стол последние тарелки. Тед отпустил дочь.

— Я так полагаю, теперь ты начнешь выклянчивать у меня новый купальник?

Мария, обходя стол, бросила на отца озорной взгляд.

— Ты читаешь мои мысли, папа.

— Только не один из этих непристойных, — пробурчала Люссиль, отодвигая стул и садясь.

— Ой, ну мама, — произнесла Эми нараспев. — Крохотный-прекрохотный в желтенький горошек…

Мария, проходя мимо младшей сестры, дернула ее за волосы.

После того как все уселись, Тед прочитал молитву и начал разделывать жареное мясо.

— Только представьте, — восторженно сказала Мария, — целых двенадцать недель на пляже с Майком! Боже, я вне себя от счастья!

— Я надеюсь, ты сможешь найти в своем забитом расписании время для меня. Мне нужно превратить весь тот креп, что дала мне Ширли Томас, в платья, — сказала Люссиль, раскладывая по тарелкам девочек брокколи.

— О, конечно! — сказала Мария. — Я помню об этом. Они давно договорились, что летом будут шить вместе; у них было достаточно ткани, чтобы сшить несколько одинаковых костюмов.

Люссиль отбросила с лица рыжую прядь.

— Ну и жара сегодня. Говорят, что все лето будет таким.

Мария посмотрела на раскрасневшиеся щеки Люссиль. Много лет назад она завидовала природному румянцу матери, который избавлял ее от необходимости накладывать на щеки румяна, как делали другие женщины, пока в один прекрасный день, когда ей было четырнадцать лет, она не узнала, что столь чудесный оттенок щечек дарила ее матери не матушка-природа, а несколько послеобеденных коктейлей.

По средам они всегда ужинали в пять тридцать, так как Теду нужно было уходить в тренажерный зал, а Люссиль на собрание церковного общества. Для Эми это время также подходило идеально, так как вечером у нее были занятия с сестрой Агатой, которая готовила ее к конфирмации.


— Встречаешься сегодня с Майком? — спросил Тед.

Мария энергично закивала головой.

— Пойдем в кино на новый фильм.

— Как у тебя дела с катехизисом, Эми? Нужна помощь?

— Не-а. — Двенадцатилетняя девочка покачала головой, размахивая каштановыми волосами. — Сестра Агата отвечает на все мои вопросы. Все то же самое, как перед причастием, ничего нового.

Тед улыбнулся и кивнул головой. На мгновение он вспомнил о тех днях, когда он сам посещал занятия по катехизису в Чикаго, готовясь стать священником. Но потом разразилась война. В 1941 Тед Мак-Фарленд оставил семинарию и пошел воевать. Спустя три года службы желание стать священником пропало. В результате он стал биржевым маклером, и иногда, когда память, как сейчас, возвращала его к тем далеким дням, он задумывался о том, как бы сложилась его жизнь, не прими он тогда этого решения.

— Однако я все равно считаю, что так поступать с младенцами несправедливо.

Он взглянул на Эми, которая снова болтала ногами так, что все ее тело ходило ходуном.

— Что ты сказала? — спросил он.

— Я сказала, что так поступать с младенцами несправедливо.

— А как с ними поступают?

— Папа, ты не слушал, что я говорила! Сестра Агата рассказала нам о Чистилище для некрещеных младенцев. Я считаю, что Господь поступает по отношению к этим детям несправедливо, так как они ни в чем не виноваты.

— Понимаешь, Эми, — медленно сказал Тед, — если человек некрещеный, то на его душе лежит первородный грех. А ты знаешь, что никто не может попасть на небеса, имея на своей душе первородный грех, поэтому нас при рождении крестят.

— И поэтому, — тихо вставила Мария, — врачи спасли ребенка миссис Франчимони, а самой миссис Франчимони позволили умереть.