— Я вам покажу.

— Невероятно… — прошептал Тед несколько минут спустя, качая головой над диаграммой, которую набросал ему доктор Вэйд.

Люссиль, наклонившись вперед, молча изучала лист бумаги, на котором рукой доктора Вэйда было написано упрощенное генетическое уравнение с яйцеклеткой, помеченной буквой X и сперматозоидом, помеченным буквой Y. Вручив диаграммы родителям Марии, Джонас Вэйд откинулся на спинку дивана.

— Сперматозоиды определяют пол ребенка. В них содержатся Y-хромосомы, благодаря которым ребенок будет мужского пола. Поскольку в нашем случае сперматозоиды не участвовали в процессе зачатия, в яйцеклетке имеются только Х-хромосомы, женские, поэтому ребенок должен быть женского пола.

Наконец Люссиль оторвала взгляд от бумаг и подняла голову, ее голубые глаза были полны изумления.

Внешнее сходство Люссиль с Марией заставило Джонаса подумать, что так Мария будет выглядеть через двадцать лет. Затем он посмотрел на Марию и попытался представить, что творилось сейчас в голове этой девушки.

Она думала: «Он ошибается…»

— Доктор Вэйд, — произнесла Люссиль сдавленным голосом, — электричество, шок от короткого замыкания, вы считаете, что именно оно стало причиной этого?

— Да.

— А… — в ее глазах появилось смятение, на секунду Люссиль показалась ему моложе, более наивной и непосредственной, чем ее дочь, — у него есть душа?

Для Джонаса Вэйда, который мог с уверенностью и убежденностью говорить о научном аспекте этой ситуации, эта область была неведомой. Он замялся, не зная, что сказать, и машинально перевел взгляд на священника, ища у того поддержку и помощь.

Увидев выражение лица доктора, отец Криспин быстро отозвался.

— Люссиль, конечно у него есть душа!

— Но… ведь он был зачат не по-человечески.

— Ну и что, это живое существо, а все живое, что есть на этой земле, дарует нам Господь Бог. А как и когда, он выбирает сам, исходя из своих собственных таинственных причин, — отец Криспин вдруг спохватился и, моргнув, продолжил: — Я, конечно, не верю во всю эту ерунду, — поспешно добавил он, — но даже если бы это было правдой, этот ребенок все равно был бы дитем Божиим.

Священник замолчал. Поддержки от отца Криспина, на которую так рассчитывал Джонас, он так и не дождался.

— Миссис Мак-Фарленд, — начал он осторожно, — что касается наличия души, то здесь нет никаких причин для волнений. Через несколько недель я смогу сделать рентген и мы сможем взглянуть на плод. — Джонас Вэйд перевел взгляд на Марию, которая сидела неподвижно. — Тем не менее, — он шел на цыпочках по минному полю, — есть небольшая вероятность того, что может возникнуть одна проблема, поэтому в целях предосторожности…

— Проблема? — сказала Люссиль, — какая проблема?

— Пока не знаю. Я лишь хочу сказать, что это уникальный случай, который требует не менее уникального внимания. Поэтому в качестве меры предосторожности я бы хотел, с вашего позволения, разумеется, провести специальный тест.

— Что за тест? — спросил Тед.

— Он называется амниоцентез. Из тела женщины берется околоплодная жидкость и исследуется под микроскопом. Сейчас такие тесты проводятся с матерями, имеющими отрицательный резус-фактор, чтобы определить, не пострадает ли ребенок от антител матери. Благодаря этому тесту мы можем взглянуть на хромосомный набор ребенка (осторожно, Вэйд, не испугай их), чтобы убедиться, что он развивается правильно.

— Насколько надежен этот тест?

— Он считается пока экспериментальным, но…

Люссиль покачала головой.

— Никаких экспериментов над моей дочерью. Ей и так досталось.

— Миссис Мак-Фарленд, процедуру амниоцентеза ежегодно проходят сотни женщин. Ее проводят квалифицированные специалисты…

— Это безопасно?

— Простите?

— Существует ли какой-либо риск для матери или ребенка?

— Ну, отчасти да, но в вашем случае риск и так…

— Нет, доктор, никаких экспериментов над моей дочерью не будет.

Джонас Вэйд почувствовал себя загнанным в угол.

— Это ради блага вашей дочери, миссис Мак-Фарленд, — сдавленным голосом произнес он, — и ее ребенка.

Она подняла на него свои холодные глаза.

— А если у ребенка обнаружится какая-либо патология?

Он уставился на нее.

— Доктор Вэйд, — вступил в разговор Тед, — я думаю, моя жена хочет сказать, что если нет возможности что-то изменить, то зачем проводить опасные тесты? Я имею в виду, если обнаружится, что ребенок имеет патологию, ваше отношение к Марии не изменится?

Джонас поразмыслил над этим, принял во внимание настороженное выражение лица Люссиль.

— Нет.

— Доктор Вэйд, — все присутствующие, вздрогнув от неожиданности, посмотрели на Майка, на лице молодого человека было написано замешательство. — На кого он будет похож?

— Прошу прощения?

— Ребенок, на кого он будет похож?

— Ну, — Джонас нервно заерзал в кресле, гадая о том, что было на уме у молодого человека, — хромосомы Марии сначала поделились, затем снова слились воедино. А так как сперматозоиды в этом процессе не участвовали и не привнесли новых клеток, то ребенок будет иметь полное сходство с Марией.

Майк медленно повернул голову, взгляд его серых глаз был затуманен, и посмотрел на Марию.

— То есть будет ее копией? — спросил он.

— Да… Мария, по сути, родит саму себя. — Где-то на задворках сознания Джонаса Вэйда прозвучал голос: «Все эти лягушки не потомки Примуса. Они и есть Примус…»

Через раздвижные стеклянные двери в комнату пробивались длинные полосы солнечного света; лучи, в которых плавала летняя пыль, рассеиваясь, придавали помещению неземное, таинственное сияние. Неуверенные и озадаченные, люди продолжали переваривать услышанное, за исключением Марии, которая сидела с умиротворенным выражением лица, защищавшим ее от суровой реальности.

Терзания отца Криспина были самыми тяжелыми, так как в отличие от остальных, которые искали в своих сердцах силы, чтобы принять научную теорию Вэйда, священник делал обратное.

— Теперь вы знаете, — сказал после некоторой паузы Джонас, — что никакого проступка не было совершено. Мария говорила правду.

Люссиль благодарно посмотрела на доктора, но заставить себя посмотреть на дочь она по-прежнему не могла. Затем она попыталась улыбнуться Теду, признание этой теории принесло всем некоторое облегчение.

— Когда ребенок родится, — сказал Джонас, собирая бумаги, — я смогу подтвердить все это парой простых диагностических тестов…

— Нет, доктор.

— Эти тесты не опасны, миссис Мак-Фарленд. Я всего лишь возьму на анализ кровь, чтобы изучить генетический состав крови ребенка, и образец кожи, чтобы пересадить его от младенца к…

— Дело не в опасности или безопасности тестов, доктор Вэйд, — сказала Люссиль, вставая, — мы решили не оставлять ребенка.

Джонас уставился на нее.

— Мы все тщательно взвесили и обсудили, доктор Вэйд, — сказал Тед, также вставая, — и решили, что будет лучше для самой Марии отдать ребенка на усыновление.

Джонас посмотрел на Марию, чье лицо сохраняло поразительную невозмутимость, затем снова перевел взгляд на Люссиль. Он ощутил, как в нем поднимается чувство паники, и быстро подавил это чувство.

— Вы точно решили? Еще очень рано. Отлучение от матери может нанести ребенку психологическую травму…

— Я вынужден согласиться с Тедом и Люссиль, — сказал отец Криспин, — Марии всего лишь семнадцать лет, какая из нее мать, если она даже школу еще не закончила? Ребенку будет гораздо лучше в приемной семье, где его воспитают в любящей и здоровой атмосфере.

Джонас начал судорожно искать аргумент, чтобы отговорить Мак-Фарлендов от этого шага, но не смог найти ничего, кроме истинной причины — истины, которую он не мог озвучить: он не сможет закончить свое исследование и написать статью, если они отдадут ребенка на усыновление. Чтобы закончить статью и опубликовать свою теорию, ему нужны будут результаты генетических тестов и пересадки кожи. Усыновление ребенка разрушит все его планы. К тому же, если ребенка отдадут в другую семью, будет крайне неэтично обнародовать имя настоящей матери или странные обстоятельства его рождения. Он уже договорился с доктором Норбертом, пластическим хирургом, о проведении пересадки кожи.

— Что ж, — сказал он, застегивая портфель и вставая, — у вас еще будет время подумать. Уверен, вы измените свое решение. — Он бросил взгляд на девушку, сидевшую на оттоманке. — Я не думаю, что Мария захочет расстаться со своим ребенком. — Он с надеждой взглянул на нее, но она, казалось, не слышала его слов. — Как бы там ни было, через несколько недель я сделаю рентген и буду продолжать внимательно следить за ее состоянием.

Они подошли к входной двери и шагнули в полуденный зной. Натан Холленд, радостный от того, что с его плеч свалилось бремя ответственности, пожал руку Теду, а Майк, все еще раздумывая над услышанным, обнаружил, что не может смотреть на Марию. Вместо любви и искренней преданности, которую он когда-то испытывал к ней, Майк чувствовал странный благоговейный трепет, любопытство, смешанное с долей страха. И хотя он не мог позволить себе даже подумать о Марии как о «природной аномалии», Майк Холленд вдруг осознал, что больше не испытывает к Марии Анне Мак-Фарленд влечения.

Отец Криспин ушел ужасно рассерженный, и на то было две причины: во-первых, все поверили Вэйду, а во-вторых, у доктора было больше влияния, чем у него, священника. Еще один симптом…

Когда закрылась дверь, гости разъехались по домам, а Мария ушла к себе в комнату, Люссиль прильнула к мужу и положила голову ему на грудь.

— Ох, Тед, даже не знаю, что мне делать: радоваться или пугаться еще больше.

Глава 15