Политика! Это беспокоило отца Криспина меньше всего; он сохранял полный нейтралитет, избегая впадать в крайности. Самым жарким «политическим» моментом, с которым он когда-либо в своей жизни сталкивался, был раздор между святым Петром и святым Павлом. У отца Криспина и без того хватало проблем, и они были более страшными, более безотлагательными, чем дебаты о том, могут ли цветные люди пить воду из того же фонтана, что и белые, или нет.

Оглядываясь назад, он понял, что это чувство — чувство ненужности — появилось у него давно, но стало по-настоящему его беспокоить лишь на днях. Дочь Мак-Фарлендов обострила это чувство, содрала защитный слой, которым он так старательно покрывал свои страхи, и обнажила неприятную правду… Отца Криспин был священником крайне бесполезным и никому не нужным.

Об этом он думал последние два дня своей жизни, за которые ему не удалось достучаться до католического сознания Марии. Вчера, злой из-за того, что она отказалась исповедаться, он навестил Холлендов, имел долгий и серьезный разговор с Натаном и пытался заставить Майка сознаться в грехе прелюбодеяния, чтобы Мария могла прекратить покрывать его, исповедаться и перестать приумножать свои смертные грехи. Бесполезно. Как и Мария, Майк отрицал свою причастность к этому делу, хотя до ее беременности он хвастался перед друзьями своими сексуальными приключениями с Марией.

Криспин ушел из дома Холлендов подавленным и сокрушенным. Весь оставшийся день и бессонную ночь он думал о том, что проблема с Марией Мак-Фарленд являлась лишь отражением, симптомом другой, более глобальной и серьезной проблемы. Если он не мог заставить исповедаться в одном общем грехе двух подростков, то какое же влияние он мог оказать на паству в целом? Отец Криспин мог сказать о себе лишь одну хорошую вещь: он великолепно организовывал благотворительные распродажи. Потом его злость усилилась еще больше после звонка доктора Вэйда. Он был уверен, что этот человек как-то связан с упрямым нежеланием Марии исповедаться, возможно, он даже поддерживал ее в этом.

Джонас Вэйд постучал и вошел в кабинет. Закрыв за собой дверь, он пару секунд постоял, давая глазам адаптироваться к интерьеру. Увидев, что представлял из себя кабинет священника, он попытался скрыть свое удивление. Складывалось впечатление, что священник выстроил анклав средневекового католицизма, чтобы оградить себя от наступающей современности. Боже, статуи и готические мадонны, распятия и свечи; неужели кто-то действительно верил во все эти атрибуты?

— Добрый день, доктор Вэйд, присаживайтесь, пожалуйста.

Джонас Вэйд устроился поудобнее, насколько это было возможно сделать в жестком, с прямой спинкой кресле, и поставил портфель на пол между ног.

— Я полагаю, вы приехали обсудить здоровье Марии Мак-Фарленд?

— У нас с вами, отец Криспин, возникла очень серьезная проблема. Я приехал, чтобы заручиться вашей помощью.

Джонас Вэйд внимательно посмотрел на лицо своего собеседника: на испещренные тоненькими кровяными сосудиками щеки, на маленькие глазки, сверкающие как две бусины из черного янтаря, на злое выражение — и понял, что разговор будет не из легких.

Он вкратце рассказал ему о визите Марии, о ее убежденности в том, что она зачала от святого. Закончив свой рассказ, он замолчал, ожидая реакции священника.

Отцу Криспину потребовалось несколько минут, чтобы переварить услышанное. Когда смысл сказанных доктором слов дошел до его сознания, он почувствовал новый прилив злости: очевидно, он был еще более бесполезным, чем он думал!

— Это не идет ни в какие ворота, доктор Вэйд. Я обязательно поговорю с девочкой.

— Мне кажется, мы должны взяться за это вместе, святой отец.

— Что вы имеете в виду?

— Я установил причину ее беременности, но она не хочет меня слушать. Я думаю, если она услышит это от вас…

— Извините, доктор Вэйд, я не понимаю, о чем вы говорите.

Джонас взял в руки портфель.

— Последние несколько месяцев, святой отец, я проводил очень тщательное исследование и нашел объяснение положения Марии.

Он открыл портфель и вытащил аккуратную пачку бумаг, скрепленных канцелярской скрепкой.


Когда эта пачка легла на край письменного стола отца Криспина, священник, почти что в ужасе, отпрянул от нее.

— Что это такое?

— Я говорю о партеногенезе, святой отец, о «непорочном зачатии».

— О чем?! — Глаза отца Криспина сверкнули огнем. — Вы только что сказали, что мы должны заставить девочку отказаться от этой навязчивой идеи, и теперь вы говорите, что поддерживаете ее?

— Я поддерживаю теорию не Марии, святой отец, а научную. Конечно же я не верю, что святой Себастьян «навестил» Марию во сне, но я точно верю в то, что ребенок, которого она носит, был зачат непорочно. Вот краткое изложение моих исследований…

— Доктор Вэйд, — отец Криспин подался вперед, глядя на врача исполненным уверенности взглядом, — Мария Анна Мак-Фарленд занималась сексом с молодым человеком. Это и было причиной ее беременности.

Джонас с удивлением, которое он, впрочем, быстро подавил, взглянул на человека, сидящего перед ним.

— Я понимаю, что это может звучать несколько странно, но если вы прочтете то, что я…

— Доктор Вэйд, я не собираюсь это читать.

Джонас уставился на священника.

— Вы просите, чтобы я потворствовал Марии в ее заблуждении. Вы хотите, чтобы я поддержал ее идею, что она зачала от святого и стала второй Девой Марией. Вы, верно, шутите!

— Отец Криспин, то, что я здесь написал, не имеет ничего общего со святостью или Вторым пришествием. Это всего лишь научное объяснение того, почему яйцеклетка Марии начала делиться и сама по себе развилась в эмбрион.

— То есть вы настаиваете на том, что она девственница?

— Да, настаиваю.

— Доктор Вэйд, — отец Криспин встал, чтобы иметь возможность смотреть на своего собеседника свысока, сутана, натянувшись на животе, затрещала, — этим вы только усложняете мне работу.

— Напротив, святой отец, я ее упрощаю. Если бы вы прочитали…

— И почему яйцеклетка начала делиться?

— Я полагаю, что причиной этого стал электрический шок.

— Понятно. — Священник подошел к окну, выходящему в сад, и повернулся к доктору спиной. — Значит, ребенок, растущий во чреве Марии Анны Мак-Фарленд, является плодом… чудачества организма.

— Да.

— Значит, следуя вашей логике, — отец Криспин повернулся, его лицо было грозным и серьезным, — Деву Марию, мать нашего Господа, постигла та же участь, и Иисус Христос был всего лишь плодом чудачества организма?

Джонас молчал.

— Доктор Вэйд, если то, что вы говорите, правда, что девственница может забеременеть от шоковой встряски организма, то как же быть с Пресвятой Девой? — Отец Криспин тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Доктор Вэйд, — устало произнес он, — за кого вы меня принимаете?

Теперь настала очередь Джонаса злиться и проявлять нетерпение, но он сдержал себя.

— Отец Криспин, я пришел сюда не для того, чтобы рассуждать с вами о теологии, а для того, чтобы рассказать вам об очень серьезной проблеме, которая у нас возникла. Вне зависимости от того, верите вы мне или нет, я уполномочен следить за здоровьем Марии, и поскольку мне известно, как этот ребенок был зачат, я знаю, какие опасности это может таить. Поэтому я пришел к вам, чтобы ввести вас в курс дела, предупредить о том, с какой проблемой мы можем столкнуться.

— И какой?

— Отец Криспин, есть вероятность, очень высокая вероятность, что ребенок будет иметь серьезную патологию, будет уродом, проще говоря. Также есть вероятность, что во время родов жизни Марии будет угрожать опасность. Прав я или нет, покажет рентген, однако полностью полагаться на него тоже нельзя. Все, что я хочу сказать, отец Криспин, — это то, что плод, растущий внутри Марии Анны Мак-Фарленд, крайне необычен и посему может привести к большим проблемам. Вот о чем, я хочу, чтобы вы подумали.

Маленькие глазки отца Криспина внимательно изучали лицо доктора. Он молчал.

— Возможно, святой отец, вам придется принимать важное решение, — продолжил Джонас, — и я хотел всего лишь предупредить вас об этом.

Джонас Вэйд потянулся за своими бумагами.

— Вы должны понять, доктор, что как священник я не могу принять вашу партеногенетическую теорию. Думаю, вы прекрасно осознаете, что она подрывает основы католицизма.

— Отец Криспин, я рос вне какого-либо вероисповедания и поэтому не особо знаком с основами религии. Мои родители были атеистами, я тоже атеист. Я верю в то, что находится здесь, — его палец постучал по скрепленной стопке бумаг, — научное доказательство причины ее состояния. Я не хотел нападать на вашу религию, святой отец, я пришел сюда исключительно ради блага Марии.

В блестящих маленьких глазках священника промелькнула заинтересованность: они быстро скользнули по лежащим на столе бумагам, затем сосредоточились на лице доктора. Голос отца Криспина был таким же ледяным, как и его взгляд.

— Я готов выслушать, доктор, только один пункт вашего исследования, тот, что касается возможного уродства ребенка. Что же до всего остального, то я не намерен сидеть и слушать ваши богохульные предположения. Вы врач девочки, и если вы заявляете, что беременность угрожает ее здоровью, а то и жизни, мне не остается ничего иного, как прислушаться к вашим советам. Вы уверены, что ребенок имеет патологию?

— Нет. Пока это всего лишь предположение. Отец Криспин, Мария Мак-Фарленд должна находиться под постоянным медицинским контролем; я должен тщательно следить за развитием плода. Однако с этим ее новым заблуждением, втемяшившемся ей в голову, я утратил контроль над ней. Она решила, что святой Себастьян позаботится о ней и ее ребенке и что я ей больше не нужен. Мне необходима ваша помощь, святой отец, убедите ее в обратном.