«На других местах, которые можно себе вообразить», — думала Нерисса, прогуливаясь, и закатывала глаза к небу.

Строгости в одежде мучили ее тем более, что она получала бархатные шляпки и меха в подарок от кавалеров, проводивших время в домах Малипьеро. Здесь они выпивали, шутили и исчезали в комнатах с женщинами. Наверху они все раздевались догола. Но почему в других местах она не должна выглядеть так же ослепительно, как здесь?

Она задала этот вопрос острослову по имени Грациано ди Пезаро, лежавшему однажды ночью с ней в ее комнате. Его шляпа со страусовым пером свисала со столбика кровати, а его бархатные рукава с прорезями, сквозь которые проглядывал красный шелк его рубашки, валялись на полу.

— Вижу, ты восхищена моим снаряжением, — громко сказал он, соперничая со смехом, раздающимся снизу, и с пронзительными криками попугая в комнате Джованны рядом. — Ты восхищаешься моим снаряжением? — Он подмигнул Нериссе и, не дождавшись ответа, продолжал: — Моим мужским снаряжением, я имею в виду, ну и одеждой тоже! Камзол из Франции, жабо, — он махнул в сторону желтого воротника, свисающего с ручки двери, — из Мадрида. Конечно, они не сами перелетели через Средиземное море, нет, нет! — Он рассмеялся. — Их доставили с большим трудом.

— Чьим трудом? — спросила Нерисса. — Сомневаюсь, что твоим.

— Ткачей, что толкают свои челноки, и кораблей, которые везут эти товары, преодолевая встречный ветер, так же как и мне приходится напрягаться, чтобы бросить…

— Игральные кости? — сострила Нерисса, но Грациано продолжал болтать, будто ничего не слышал. Он рассказывал о своих новых шелковых панталонах, и об отвратительно большом количестве иностранных рабочих в Венеции, и о везении в карты, что позволило ему возместить часть потерь, от которых он пострадал во время предприятия с кораблями, оно неудачно завершилось в Константинополе. Она повернулась на бок, думая, что его болтовня усыпит ее, но только она задремала, как в никчемной болтовне Грациано пробилось нечто важное.

— …мой хороший друг Лоренцо ди Скиммиа, — говорил Грациано. — Кардинал был недоволен, когда он отказался поступать в семинарию, после того как его отец приложил столько усилий, чтобы его приняли, и после того, как сам кардинал пообещал Лоренцо, что, возможно, он получит епископат. Кардинал Гримани даже заверил Лоренцо лично, что сан священника не запрещает флиртовать с женщинами, пока этих дам принимают тайно, что у него самого такое правило…

Нерисса села и сказала:

— Что такое ты говоришь? — чем поразила синьора ди Пезаро, не привыкшего к тому, чтобы люди прислушивались к его словам. — Лоренцо ди Скиммиа — епископ! — Она засмеялась. — Какая глупость!

— Ты его знаешь?

— Это тот длиннорукий любовник, который в прошлом году почти взобрался на стену, чтобы посетить мою госпожу в гетто, но его отправили вниз, вылив ему на голову ведро отходов!

— Что? Джессика окрестила Лоренцо…

— Не Джессика. Ее отец!

— Еврей Шайлох!

— Друзья зовут его Шейлок, но это тот самый человек. И Лоренцо отказывается от епископского сана, потому что чахнет по его дочери!

— Ну, сейчас Лоренцо здесь, внизу!

— Он там?

— Или в какой-нибудь из комнат наверху.

— Больше похоже на это. Но давайте не будем говорить о нем, синьор. Расскажите мне лучше об этом любвеобильном кардинале!


Знакомство кардинала Гримани с Нериссой д’Орокуоре организовал Лоренцо, чтобы в некоторой степени отблагодарить великого человека за бесплодные усилия, потраченные тем ради него — самого молодого представителя мужского рода ди Скиммиа. Нерисса же радостно согласилась передавать записки между Лоренцо ди Скиммиа и Джессикой Бен Гоцан — эта была ее доля участия в сделке. Нерисса встречалась с Лоренцо в домах Малипьеро или, когда кардинал поместил ее в роскошном доме, в своих новых апартаментах недалеко от Ка Д’Оро. Она встречала Джессику на площади, или на набережной Большого канала и канала ди Каннареджио, или в церкви Сан-Марко у статуи Магдалины.

Теперь Нерисса одевалась в меховые плащи, и широкие плоеные воротники, и высокие, украшенные драгоценными камнями головные уборы, не так, как проститутки, которые ходили по городу скромно одетые в простые платья, без драгоценностей на пальцах и в ушах или на других местах, которые можно себе вообразить.

С глазами, подведенными углем, с волосами, заколотыми серебряными гребнями, с глубоко вырезанным корсажем и в серебряных туфельках Нерисса выглядела как венецианская дама.

Она не испытывала глубокой умопомрачительной страсти к кардиналу, но он ей достаточно нравился. Он был добрый, хотя и не мог, как оказалось, следовать закону церкви относительно священников и женщин. Его собственное требование к Нериссе было совсем простое. Он — человек занятой, фаворит папы Григория и часто ездит в Рим. Ему изредка требуется ее общество в его Дворце. В другое время она может наслаждаться роскошью апартаментов, предоставленных ей в Ка Д’Оро: пять комнат, слуги, бархатные диваны и портьеры из дамаста, на стенах картины кисти Тициана и Караваджо. Все — ее, а взамен от нее требуется лишь одно. Нерисса не должна использовать это место для встреч с другими мужчинами.

Она старалась. Целых две недели она тщательно избегала манящих взглядов мужчин на площадях, в церкви Сан-Марко, на Мерчерии. Но на третью неделю не устояла перед мягким взглядом рабочего, везущего на тележке камни и доски к мосту Риальто, и его мускулистыми ногами, напомнившими эскиз к статуе Давида, выполненной флорентийским скульптором, который она видела во дворце кардинала. После этого первого вечера, когда было нарушено обещание, показалось уже не столь страшно открывать свои апартаменты для других друзей, если даже, временами, только для того, чтобы выпить с ними вина и поговорить. Она знала, что в один прекрасный день кардинал узнает о ее проступке. Но возможно, если она попросит его о прощении, он позволит ей остаться.

Однако в течение месяца произошло событие, которое позволило ей не беспокоиться о том, что скажет кардинал.

Она спускалась по ступеням церкви Сан-Марко после вечерни, размышляя над тем, какую путаницу она устроила из своей исповеди.

— Я лжесвидетельствовала, — сказала она священнику через решетку.

— Кому?

— Мужчине, которому я обязана.

— Он ваш муж?

— Нет.

— Он ваш любовник?

— Да.

— Почему он на вас не женится?

— Ах, синьор священник, думаю, этот вопрос нужно оставить до его исповеди.

— Вы полагаете, что можете объяснять мне мой духовный долг, женщина?

— Послушайте, отец, я только хочу признаться, что обманула доверие.

— Вы развратничаете с мужчиной, который вам не муж. Я считаю это большим грехом, чем… Погоди, женщина! — сердито прошептал священник, когда Нерисса поднялась, вздохнула и покинула исповедальню.

— Христос, прости меня за то, что ты считаешь самым дурным в моем поведении, — пробормотала она, глядя на резную фигуру на распятии, висящем над высоким алтарем. Если правила церкви действительно запрещают ей наслаждаться радостями любви, может быть, что-то неправильно в этих правилах. Хотя, может быть, и нет.

— Ш-ш-ш, — произнес голос у ее локтя, когда она спускалась по церковным ступеням.

Она посмотрела в ту сторону, откуда раздался голос, и увидела стройного молодого человека, одетого в одеяние и шапочку церковного служки. Голос у него был приятный, хотя возраст юноши по голосу определить было трудно. Его синие глаза сияли.

— Я слышал вашу исповедь, — сказал он.

— Вы — что?

— Я притаился в трансепте.

— Это против правил!

— Нет, не против. Это в правилах. Можете назвать мне отрывок из канонического права, который запрещает мне притаиться в трансепте и слушать то, что я услышу?

Нерисса ошеломленно уставилась на него и ничего не ответила.

— Я так и думал. Не можете. Я немного изучал это.

— Почему?

— Меня интересует закон.

— Почему вы заговорили со мной?

— Потому что мне понравился ваш ответ священнику. Мне хотелось бы подробнее обсудить этот вопрос. — Молодой человек пошел рядом с ней по площади.

— Разве у вас нет обязанностей? — спросила Нерисса. — Что вы за церковный служка?

— Скажу вам правду: я вообще не церковный служка.

— Так кто же вы такой, черт возьми?

— Я мог бы стать правоведом, если бы я мог отрастить… Нет. Не здесь. Отведите меня куда-нибудь, где мы были бы одни, и я вам все откровенно расскажу.

Нерисса остановилась и подозрительно посмотрела на парня. Она привыкла к таким приемам, но этот парнишка выглядел необычно молодым для такого красноречия, и что-то в его лице заставляло предполагать — он ищет не просто любовных объятий, если вообще их ищет.

— Сколько вам лет? — спросила она.

— Двадцать шесть.

— Двадцать шесть! Но ваш голос… — Нерисса внимательно посмотрела в лицо юноши. — Вы не…

— Не здесь! — Юноша схватил Нериссу за локоть и повел ее к краю площади. Пешеходы искоса смотрели на странную парочку: хорошо одетая красавица быстро шагает по плитам площади с алтарным мальчиком, схватившим ее за руку.

— Он ведет девушку к матери, которая ее выпорет, — заметила одна женщина, обращаясь к своей подруге. — Брат и сестра.

— Больше похоже на сестру с сестрой! — засмеялся фальшивый служка, заталкивая Нериссу в боковую улицу.

В ее апартаментах в Ка д’Оро церковное облачение и шапочка были сняты, и прямые золотистые волосы упали на плечи юноши. Это была, без сомнения, женщина, и самая странная, какую только встречала Нерисса. Кроме волос, ничего красивого в ней не было: квадратный подбородок, хриплый голос «От курения табака, привезенного на судне из Нового Света», — объяснила она. А фигура — тощая и мускулистая, совсем не такая пышная и мягкая, как у самой Нериссы. Расставив ноги, как будто чувствуя себя свободно в панталонах, надетых под одеянием служки, она раскинулась на диванчике, где два дня спустя юная Джессика, утром сбежавшая из отцовского дома, будет пить некошерное вино и с волнением ждать новостей о Лоренцо.