— Ах, не все христиане плохи, — сказала Нерисса, внезапно становясь серьезной. — Твой отец думает всегда об одном и том же, всегда. А что касается того, что он думает обо мне…

— Но я-то так не думаю, — прервала ее Джессика. Она взяла Нериссу за руку, затянутую в перчатку, и потащила вдоль канала. Зеленоватая вода стояла высоко и облизывала их туфли. — Давай уйдем от воды. Пойдем на Мерчерию. Ты должна сказать мне, передала ли ты мою записку Лоренцо ди Скиммиа.

— Ты уверена, что тебе нужен именно он? — спросила Нерисса. — Скажу тебе честно: я видела его с другими женщинами, и не только в домах Малипьеро, среди куртизанок. Все благородные кавалеры ходят туда. Но я видела его на площади с дочерью дворянина. Одного из Десяти, из Синьории[37].

Джессика немного помолчала. Потом сказала низким, сердитым голосом:

— Ему нужно ее богатство.

— В этом нет никакого сомнения. Но ты считаешь, от тебя ему нужно что-то еще?

— Да! — пылко заявила Джессика. — Я видела, как он смотрел на мое…

— Тело, — спокойно произнесла Нерисса. — Ну, возможно, ты знаешь, чего хочешь. Я только хочу сказать: отец девицы шел с ними вниз по лестнице Сан-Марко, и твоего Лоренцо, кажется, больше интересовала золотая цепь с драгоценными камнями на самом синьоре, чем его дорогая доченька.

— А она? — взволнованно спросила Джессика.

— Ее, кажется, совсем не интересовала болтовня Лоренцо, хотя отец так закутал ее в покрывала, что трудно было сказать, куда направлены ее глаза и уши. Но даже если она и жаждет заполучить твоего избранника, то лорд Брабантио ди Паоло из Синьории не отдаст свою дочь за младшего сына человека, лишившегося своего состояния. Думаю, тут ты можешь быть спокойна. — Она улыбнулась. — Но, Джессика, тебя не должны видеть со мной на улице. У меня новые апартаменты на Большом канале. Нет, не бойся, не рядом с Риальто! И не в простом борделе, где я начинала и где нам запрещали носить драгоценности и кольца. — Она поиграла бриллиантом на пальце. — Как тебе вот это?

— Кардинал? — спросила Джессика, восхищаясь, но не одобряя.

— А вот это? — Нерисса наклонила голову, и Джессика увидела серебряный гребень в ее головном уборе. — Да, да, кардинал! Ну, идем!

* * *

Джессика громко рассмеялась при виде нового жилья Нериссы: недалеко от Ка Д’Оро она увидела пол из белой и черной мраморной плитки в холле и картину маслом работы Тициана, висящую на стене.

— Портрет кардинала! — гордо сообщила Нерисса, указывая на картину.

В комнату, увешанную бархатными драпировками, она приказала принести прохладительные напитки и велела Джессике положить ноги на скамеечку для ног. Джессика так и сделала, она постаралась расслабиться, хотя боялась, как бы отец не узнал о ее сегодняшней эскападе, да и кровь у нее закипала, когда она представляла себе Лоренцо ди Скиммиа, прогуливающегося и смеющегося рядом с аристократкой. Эта девица — христианка, хотя и под вуалью, наверняка носила на шее великолепный крест.

— Я отдала Лоренцо твою записку, когда он пришел сюда со своими друзьями-олухами, — сказала Нерисса.

— Ну?.. — Джессика подалась вперед.

Он поцеловал бумагу.

— Ах!

— И сказал, что украдет красную шляпу и проскользнет мимо стражников у ворот гетто в ближайший четверг.

Джессика захлопала в ладоши.

Нерисса с жалостью посмотрела на нее:

— Ты в это веришь?

— Не совсем, но, может, и получится. — Джессика молитвенно сложила руки, как у статуи Пресвятой Девы в соборе. — Однажды он уже приходил и взобрался до половины стены, на высоту второго этажа, но мой отец распахнул ставни и вылил…

— На него горшок, — рассмеялась Нерисса. — Есть в твоем отце что-то, что мне нравится, хотя он и сбросил меня с лестницы. Всегда знаешь, чего от него ждать.

— О, я ненавижу его, — сказала Джессика сердито. — И мне не нравится то, чего можно от него ждать, и я не хочу там оставаться, я хочу улететь и никогда не возвращаться, я хочу…

— Жить в раю с золотым Лоренцо, — заметила Нерисса, зевая.

— С веснушчатым Лоренцо, — уточнила Джессика. — Я пыталась было подцепить одного или двух золотых, но, оказывается, даже деньги моего отца слишком мелкая наживка для аристократов, у которых денег и так уже достаточно. — В голосе у нее звучала мрачная безнадежность. — Во всяком случае, недостаточная для того, чтобы рисковать, пятная свою прекрасную родословную кровью жены-еврейки. Хотя они на меня поглядывают!

Нерисса смотрела на нее с симпатией и пониманием.

— Поглядывают, говоришь? Ну, играй в эту игру сама. Возможно, ты выбрала правильный путь, если в конце концов тебе удастся войти в их серебряное общество. Не стоит влюбляться в мужчину, который женится на тебе ради твоих денег.

— Я тоже так думаю.

— М-м-м, — пробормотала Нерисса, отпивая глоток вина. — Несмотря на все неудачи его семьи, у него есть состоятельные друзья и имя, которое откроет перед тобой все двери. Если ты ухитришься получить достаточно денег от своего отца, какой-нибудь аристократ предоставит Лоренцо хороший пост. И пока у него будет возможность пить каждую ночь и не марать свои руки работой, он будет чувствовать себя превосходно. А мы с тобой, — Нерисса схватила подругу за руку, — сможем носиться целый день по Мерчерии или резвиться в каком-нибудь большом поместье в провинции, Терра Фирма, например…

— Что ты говоришь! — воскликнула Джессика, глядя на бокал вина, который принес ей слуга. Вино было некошерное, но она заставила замолчать внутренний голос, который сказал ей об этом, с вызовом взяла бокал и сделала глоток. Жидкость была приятная и сладкая. Она улыбнулась словам Нериссы. — Ты с ума сошла, девочка, — сказала она. — Мы можем гулять по Мерчерии, но ты никогда не станешь сельской аристократкой в Терра Фирма.

— Ах, не стану? — возмутилась Нерисса. — Птичка, ты не все знаешь. — Она сняла свой тяжелый от драгоценных камней головной убор, и ее красновато-золотистая грива кудрями рассыпалась по плечам. Она отпила вина, подняла руки и взъерошила волосы. — Эта штука царапает меня! Ладно, Джессика, я сделаю все, что смогу… насчет Лоренцо. Он может поклясться, что придет на тайное свидание, но это ничего не значит, он должен быть уверен, что будет с этого что-нибудь иметь, поэтому я пообещаю ему…

— Что пообещаешь? — спросила Джессика испуганно.

— …первый платеж от того, что однажды он получит сполна, но только если женится на тебе. Ты должна будешь дать ему немного больше, чем поцелуй.

— Но только не многим больше, — предусмотрительно сказала Джессика. — Это может нарушить все мои планы. Я ведь не шлюха.

— О, — бросила Нерисса. Голос ее слегка похолодел.

— Извини меня, — быстро произнесла Джессика, касаясь руки подруги.

Нерисса улыбнулась со своей обычной теплотой.

— Пустяки. Во всяком случае, ты права. Стоит ему только попробовать наживку на вкус, и твоя форель на крючке. Играй ею. — Нерисса немного посидела молча, катая в ладонях ножку бокала. — «Моя очаровательная язычница», — так он называет тебя. Тебе нравится?

— Он будет называть меня по-другому, когда я стану христианкой.

Нерисса резко отставила бокал.

— Ну, дай Бог ему мудрости и милосердия. Сейчас он дурак, как и все они.

— Кто?

— Мужчины в этом городе.

Что-то заставило Джессику сказать, будто оправдываясь:

— Мой отец не дурак.

Нерисса проницательно взглянула на нее и кивнула.

— Нет, — согласилась она. — Он — не дурак. Так что будь осторожна.

* * *

Когда повернулся ключ в замке двери, ведущей к их комнатам наверху, Джессика спокойно сидела на скамье, читая стих из Торы, в котором обещалось, что Господь будет очищать детей Левия, как золото и серебро. Она встала и неохотно приветствовала отца, скрыв недовольную гримасу при виде его длинной бороды.

Размотав тюрбан с густых каштановых волос, Шейлок снял свой черный габардиновый плащ и положил на стол молитвенник, который по привычке носил с собой. Даже без знаков отличия, которые Венеция заставляла его демонстрировать, он все равно не был похож на других горожан, с которыми вел дела. Он выглядел даже не так, как многие евреи, большинство из которых, не считая предписанной законом одежды, стремились как можно больше походить на своих сограждан-христиан.

Но, за исключением деловых отношений, ее отец избегал общества неверных и был рад, что отличается от них.

Стол был накрыт. Явившись домой после двух, Джессика, стараясь выполнить свои обязанности, которыми пренебрегла этим утром, накрыла на стол к ужину: мясное блюдо, не испорченное сыром, к которому подала миску с луком и спаржей. Ланселот Гоббо этим утром сносно выполнил свою работу, и она была рада, что не воспользовалась его услугами, выходя за пределы гетто. Им пришлось бы больше суетиться во второй половине дня, если бы она взяла его с собой.

Отец кивнул ей, моя руки в тазике. На лестнице у него за спиной послышались голоса, и она вздохнула, узнав голос раввина Амоса Мадены, который теперь будет долго распространяться насчет Торы.

— Нас трое, — сказал отец, улыбка оживила его темнобородое лицо. — Троица.

* * *

Против своей воли Джессика была втянута в беседу с гостем отца, человеком по имени Бенджамин Ха-Леви из Амстердама. Он торговал шелком и прибыл в Венецию присмотреть за торговлей. Такой же высокий, как и Шейлок, только гораздо светлее и, что было необычно, с голубыми глазами. Он был тадеско, еврей польского происхождения, более крупный и светлый, чем любой из евреев с севера, живущих в гетто. На хорошем итальянском он обменивался с отцом мнением о ценах и объемах сделок, а раввин Мадена слушал, смеялся и говорил, что Шейлоку Бен Гоцану нужно было бы изучать с ним каббалу, потому что все их головокружительные цифры звучат более мистически, чем его собственная система цифровых символов.