Шаг, еще шаг… И в следующий миг они уперлись в глухую стену. Только сквозь извилистую трещину, шириной примерно в пол-аршина, уходящую куда-то вверх, к сводам пещеры, пробиваются лучи света. Саша остановился в нерешительности. Неужели это все, тупик?

Он обернулся к Конни.

— Ну что, рискнем? — спросил он шепотом. — Или… Может, лучше вернуться назад?

Девушка решительно покачала головой и первая шагнула в проход.

Стена будто расступились перед ними, и лучи нестерпимо яркого света, переливающегося всеми цветами радуги, на миг ослепили обоих.

В следующий миг они оказались в странном помещении, похожем на храм. Пол, вымощенный разноцветными мозаичными плитками, стены из белого мрамора, уходящие ввысь стрельчатые окна… Все это явно было создано человеческими руками!

Но главное — прямо перед собой Саша увидел огромную фигуру из белоснежного камня. Полуженщина-полузмея, до пояса покрытая гладкой и плотной чешуей, возвышалась над ними. Ее прекрасное лицо было торжественно и строго. В руке она держала сверкающий драгоценный камень, подвешенный на длинной цепочке. Он-то и был источником света, так заворожившего их.

— Апи-змеедева… — прошептал Саша. Именно такой он и представлял себе величественную и грозную богиню скифов, легендарную праматерь царского рода! Неужели им удалось отыскать ее тайное святилище?

Камень сам собой раскачивался, словно маятник. Разноцветные лучи, переливаясь всеми цветами радуги, двигались словно живые, сплетались в прихотливые, ежесекундно меняющиеся узоры, отражались от стен…

Саша пристальнее вгляделся в кристалл — и перед глазами стали возникать смутные картины. Он видел дворцы и храмы, кровавые битвы и пышные праздники, людей, облаченных в рубища и шитые золотом одежды… На секунду мелькнуло видение какого-то огромного мрачного сооружения из серого гранита, медленно проваливающегося внутрь себя, — и радуга над ним в темном ночном небе.

Видения появлялись и исчезали, сменяя друг друга, как в калейдоскопе, словно сверкающий камень был средоточием многих миров, отражающихся в нем!

В одной из граней мелькнуло что-то знакомое. Да, так и есть — Саша увидел очертания Золотого города, ставшие уже привычными для него. Сколько раз он любовался им… Пожалуй, каждую улицу, каждый дом мог бы найти с закрытыми глазами! Но на этот раз его взгляду предстала совсем иная картина.

Город освещало зловещее багровое зарево. Орды кочевников, одетых в звериные шкуры, верхом на низкорослых косматых лошадках осадили его со всех сторон. Каменистый морской берег уже усеян трупами, отовсюду слышны стоны раненых, свист стрел и бряцание железа. Кони храпят, роняя на землю клочья розоватой пены. Воины Золотого города (Саше казалось, что многих из них он уже видел раньше) сражаются храбро, но их слишком мало…

А варвары подступают все ближе и ближе. Город не сдается, кажется, все, кто способен держать оружие, вышли на стены. Саше показалось даже, что среди защитников мелькают женские фигуры. Да, так и есть! Сейчас на них нет украшений и нарядных платьев, многие — в мужской одежде, но решимость и отвага делают их прекрасными, как никогда раньше.

Саша смотрел на них с восхищением. Все-таки не зря некоторые из древних историков считали, что скифы ведут свое происхождение от амазонок! Вот и сейчас воинственный дух возродился в женах и девах, что готовы умереть — но не сдаться на милость победителя.

Вот летят стрелы, обмотанные подожженной паклей, рассыпая вокруг огненные искры, и вот уже пожар начался в самой высокой сторожевой башне. Языки пламени поднимаются все выше и выше. Даже солнца почти не видно сквозь густую дымовую завесу, застилающую все вокруг.

И, заливаясь кровью, надают защитники города. Тараны бьют по воротам, и нападающие карабкаются на высокие зубчатые стены… Еще немного — и все будет кончено.

А высоко над городом в затянутом дымом небе горит огромный глаз — багровый, страшный, с узкой черной щелкой зрачка. Ему показалось на миг, что какое-то существо — чуждое, неподвластное человеческому разумению — с любопытством глядит с высоты, наблюдая за тем, как люди убивают друг друга, как все, что создавалось долгие годы, даже века, кропотливым и любовным трудом, превращается в ничто, в пепел, в пыль, как целая цивилизация уходит в небытие…

Почему-то это было гораздо страшнее, чем сама битва. Злобная воля неведомого, но могущественного существа, изливающаяся на землю, наполнила сердце таким тяжелым, темным ужасом, что хотелось бежать прочь куда глаза глядят, исчезнуть, не быть… Лишь бы не видеть этот взгляд, не чувствовать его на себе.


Максим отложил тетрадь. По телу пробежала холодная волна озноба, лоб покрылся противным липким потом, и руки дрожат… «Вот этого еще не хватало! Неужели заболеваю?»

Нет, дело совсем не в этом. Эти безжалостные ало-багровые глаза с узкими черными зрачками он сам видел когда-то! И сколько потом ни старался их забыть, долго еще просыпался с криком среди ночи, весь в холодном поту, с лихорадочно бьющимся сердцем. В последние год-полтора это случалось с ним все реже и реже, и Максим уже начал надеяться, что скоро совсем успокоится и забудет…

Неужели теперь — опять? Нет, невозможно! Надо поскорее спрятать подальше эту чертову тетрадку (совсем хорошо будет, если она потеряется при переезде!), принять шипучего аспирина и даже, пожалуй, маленькую белую таблетку из тех, что держит он в верхнем ящике стола и старается не прибегать к ним без особой надобности…

Максим достал сигарету из смятой пачки, но даже прикурить сразу не смог — так дрожали руки. Тогда, пять лет назад, в те времена, которые он называл про себя Тяжелым периодом (именно так, с большой буквы!), он совсем измучился — почти перестал спать по ночам, а если и получалось задремать ненадолго, снилось такое, что нередко он будил криком весь дом. И чаще всего он видел именно это — нечеловеческие глаза в небе над разоренным, горящим городом.

Проходили недели, кончилось лето, и в воздухе закружились осенние листья, а он все не мог прийти в себя, хоть и старался изо всех сил не подавать виду. На все расспросы Наташи и Верочки отвечал что-то невразумительное — мол, устал, переработал, подхватил простуду, магнитная буря началась…

Уже в конце сентября, когда зарядили промозглые осенние дожди, приятель Леха зашел в гости. Когда-то они с Максимом учились вместе в институте, потом надолго потеряли друг друга, а когда снова встретились — Леха активно занимался бизнесом, пригоняя подержанные иномарки из Германии.

В своих начинаниях Леха оказался удачлив не в пример многим. Теперь он — владелец крупного процветающего автосалона, уважаемый человек, дружит и с властями, и с бандитами, милицейским начальникам продает иномарки по смешным ценам, а с «братками» ходит в сауну. «Не имей сто рублей (все равно не хватит!), а имей сто друзей», — любит повторять он, и, надо признаться, этот девиз его никогда не подводит. В глубине души Максим подозревал, что он — единственный человек, с кем Леха общается просто так, для души, а не по делу.

Вот и тогда зашел в гости без всякой цели, просто посидеть и потрепаться «за жизнь». Увидев его бледную физиономию и круги под глазами, Леха укоризненно покачал головой:

— Ну ты даешь! Краше в гроб кладут. Заболел, что ли? Или перебрал вчера?

— Да нет… Работаю много.

Максим кривил душой. Уже который день он не подходил к компьютеру и, если звонили из редакции, отвечал вежливо, но уклончиво: «Да, конечно, работаю! Обдумываю сюжет, подбираю материал… Будет книга, будет непременно!»

Потом вешал трубку с тяжелым вздохом, пытался набрасывать какие-то заметки в блокноте, чего раньше никогда не делал, но получалась такая чушь, что, перечитывая написанное, он краснел от стыда и, чертыхаясь себе под нос, рвал исписанные листки на мелкие кусочки.

Печальная истина состояла в том, что писать он тоже не мог, и это только усугубляло депрессию. Воображение, что позволяло ему создавать на бумаге новые миры, заставлять тысячи людей сочувствовать выдуманным героям, плакать и смеяться вместе с ними, обернулось не даром, а проклятием. Ведь все неприятности начались именно из-за этого! И теперь, каждый раз подходя к компьютеру, он чувствовал, как все сжимается внутри, и пытался найти любой предлог, чтобы отложить работу на день или два. Так ребенок боится уколов или взрослый человек откладывает визит к зубному врачу — да, да, понимаю, что нужно… но пожалуйста, только не сегодня!

Леха подумал еще немного, насупив брови и барабаня пальцами по краю стола, и решительно сказал:

— Ты вот что, Ромен Роллан. Как говорят в Одессе — кончайте этих глупостей! Переработал… Так и в дурку попасть недолго!

Максим только плечами пожал. Он давно свыкся с привычкой приятеля называть его именем классика французской литературы и даже завидовал иногда Лехиному неиссякаемому жизнелюбию и оптимизму.

Но сейчас он говорил очень серьезно:

— У меня тут доктор есть знакомый, очень хороший. Как раз для таких, как ты. — Он выразительно покрутил пальцем у виска.

— Хочешь сказать, бизнесмены к психиатрам ходят? — удивился Максим.

— А то! Ходят, конечно… Только не рассказывают никому об этом. Не принято, знаешь ли. Все равно как к венерологу идти — стыдно, а надо! Он и берет — дай боже… За конфиденциальность.

В голосе приятеля звучала такая искренняя озабоченность и желание помочь, что, неожиданно для самого себя, Максим согласился.

Доктор был как из чеховских рассказов — пожилой, с добрым усталым лицом и внимательными черными глазами. Даже его седоватая, аккуратно подстриженная бородка, видимо, должна была внушать пациентам доверие, но Максим все же чувствовал себя неловко. Рассказать все о том, что произошло с ним прошедшим летом, было бы совершенно невозможно! Чистая шизофрения. А потому он сидел, неловко сгорбившись на стуле, и бормотал какие-то незначащие слова: