— Знаешь что, — неожиданно сказал он. — Мне тут надо кое с кем поговорить минутку — иди на выставку, я тебя там найду.

Она послушно пошла по направлению к арке со «страж­никами», но на входе не выдержала и обернулась. Он сто­ял у колонны и разговаривал с каким-то мужчиной — седым, невысоким и коренастым.

Подумала: «Не с женщиной...», вспомнила вопрос ре­портера о причине конфликта... И внезапно, на какую-то долю секунды, эта самая «причина» словно наяву возник­ла перед ее глазами — стройная, элегантная и неотрази­мая, с золотыми волосами и серебристым смехом.

«Не надо об этом думать! — приказала Нэнси самой себе. — Мы на балу, ее здесь нет... Ее здесь нет... Нет...» Вещей на выставке было немного: несколько картин; небольшая мраморная скульптура, изображающая обнажен­ных юношу и девушку; еще две скульптуры — бронзовые «охотничьи сцены»; лампа от Тиффани; китайская ваза и ваза «Лалик» из перламутрового стекла. Кроме того, вдоль одной из стен зала тянулась застекленная витрина с жен­скими украшениями и мелкими безделушками.

Сначала Нэнси подошла посмотреть поближе на кра­сивый старинный натюрморт с цветами. Подумала, что в ее гостиной он смотрелся бы неплохо, случайно броси­ла взгляд на этикетку: «Голландский натюрморт семна­дцатого века. Начальная цена — 200 000. Разрешается на­бавлять не менее 5000» — и тихонько хихикнула: весь ее дом стоил куда меньше.

Перешла к соседней картине, с корабликом, решив принципиально не смотреть на этикетки. К натюрморту тут же подошли две женщины, оживленно беседующие между собой, и Нэнси услышала обрывок их разговора: «...Ну ты же знаешь — сначала она буквально бегала за ним — а потом глупо тянула со свадьбой!.. — Да, я тоже слышала, он под конец просто не знал, как от нее избавиться!..» Говорили они почти не понижая голоса. О ком идет речь, Нэнси не знала, но все равно стало неприятно. Наверное, что-то подобное сплетничали и про нее с Эриком...

Она решительно направилась в противоположный угол зала, по дороге остановилась на минутку полюбовать­ся на лампу — и, дойдя до витрины, стала разглядывать выставленные там безделушки.

Последовательно осмотрев старинную табакерку с вы­ложенным сапфирами вензелем и эмалевой картинкой внутри, большую брошь с темно-лиловыми аметистами и золотые карманные часы, которым, судя по виду, было лет пятьсот, Нэнси подумала, что «минутка» Ника что-то че­ресчур затянулась. Сделала маленький шажок, чтобы пе­рейти к следующему лоту, — и тут, случайно бросив взгляд в сторону, увидела в самом конце витрины нечто совер­шенно потрясающее.

На черной бархатной подставке стояла шкатулка. Не­большая, всего дюймов восемь в длину, сделанная из слег­ка пожелтевшей от времени слоновой кости, она со всех сторон была покрыта резьбой. На каждой грани изобра­жалась сценка из жизни джунглей: волки, охотящиеся на оленя; павлин, распускающий хвост перед самками; пара слонов, а на крышке — тигр, гордо выпрямившийся с под­нятой головой и не замечающий, что с дерева маленькая обезьянка уже готовится запустить в него орехом.

Нэнси взглянула на этикетку. «Ларец, Индия, начало девятнадцатого века. Слоновая кость, сапфиры, рубины, хризобериллы. Начальная цена — 8000». Попыталась по­нять, где же там сапфиры и рубины, и только теперь раз­глядела, что глаза у тигра красные, а в хвосте павлина свер­кают синие и зеленые искорки. И в цветочном орнамен­те, обрамлявшем картинку...

— Что, нравится?

Она выпрямилась. Ник стоял рядом, довольный, с ис­крящимися весельем глазами и с бокалом в руке.

— Интересно, что там сзади нарисовано? — спросила Нэнси вместо ответа.

— Давай купим и посмотрим! — рассмеялся он.

— Да ну, я серьезно!

— Я тоже серьезно. Возьми вот, я тебе шампанское принес! — сунул ей бокал. — А как тебе вон то ожерелье? — Сделал пару шагов в сторону и кивнул на лежащее в витрине украшение.

Нэнси подошла и взглянула.

Что и говорить, ожерелье было великолепным. Круп­ные темные каплевидные камни, окруженные бриллиантами, переливались всеми цветами радуги.

— Это опалы. Черные, из Австралии, — пояснил Ник, не дожидаясь вопросов.

— Красиво... — согласилась Нэнси.

Глотнула из фужера не очень холодного, кисленького и полувыдохшегося шампанского — в самый раз, чтобы утолить жажду, — вздрогнула, услышав громкий звук, похожий на звон гонга.

— Начинают уже... — сказал Ник. — Пойдем?

За каждым столом в банкетном зале сидело по шесть человек. Четвертая сторона стола, обращенная к подиу­му, оставалась свободной, чтобы сидящие лучше могли ви­деть аукциониста.

Им с Ником в соседи достались: мистер и миссис Хенли (пара лет сорока), миссис Хенли-старшая, чья седина была вызывающе покрашена в светло-лиловый цвет, а три ряда великолепного жемчуга на шее отвлекали внимание от избытка косметики на лице, и мистер Ламберт — не­высокий, часто улыбающийся человечек с большой лы­синой, судя по всему, близкий друг миссис Хенли-старшей.

После обычных приветствий и представлений: «Здрав­ствуйте, как поживаете... Очень рады знакомству... Вы впер­вые в наших краях?..» — все расселись на места. На подиу­ме появился пожилой импозантный мужчина с великолеп­ной седой шевелюрой — его встретили аплодисментами и приветственными возгласами.

— Это Брайан Ратледж — директор-распорядитель фон­да. Внук того самого... — шепотом объяснил Ник.

Кивками и улыбками ответив на приветствия, Ратледж пощелкал по микрофону и, дождавшись тишины, начал вступительную речь.

Нэнси не слишком прислушивалась — ей было инте­реснее просто незаметно смотреть по сторонам.

— ...У вас осталось меньше часа, чтобы решить, за ка­кой лот вы будете бороться! — закончил Ратледж. — Кра­сочные каталоги на столах помогут вам в этом! А сейчас: приятного аппетита!

Его проводили аплодисментами — и официанты нача­ли разносить первые блюда.

Во время обеда Хенли попробовал втянуть Ника в светскую беседу. Тот отделывался вежливыми коротки­ми репликами, не заинтересовался ни гольфом, ни бейс­болом, а на вопрос, собираются ли они с Нэнси прини­мать участие в торгах, ответил: «Возможно. Пара вещиц нам там приглянулась», не уточняя, о каких именно пред­метах идет речь. На этом разговор увял.

За десертом миссис Хенли-старшая решила внести в общение свою лепту: спросила у Нэнси, бывала ли та в Чикаго, после чего пустилась в подробный рассказ об истории бала-аукциона Ратледжа. Оказывается, она впер­вые посетила это мероприятие еще при президенте Эй­зенхауэре, с тех пор не пропустив ни одного. И жемчу­га — вот эти самые! — покойный муж купил ей именно здесь в 1958-м... нет, в 59-м году!

Монолог, разбавляемый дополнениями мистера Лам­берта — тоже здешнего «старожила», — продолжался до тех пор, пока на столах не появился кофе, а на подиуме — молодой человек в белом смокинге.

Раздавшиеся аплодисменты были куда громче, чем те, которыми встретили Ратледжа.

— Это Барри Пауэлл, наш аукционист, — прокоммен­тировала сбоку старшая миссис Хенли. — Раньше аукцио­ны вел Трейс Мерридью — вот это, я скажу вам, мастер был!

— Ну что вы, мама! — впервые подала голос миссис Хенли-младшая. — Барри значительно лучше! Мерридью под конец плохо видел и все путал! Вы представляете, — по­вернулась она к Нэнси, — он как-то перепутал порядок ло­тов и, показывая на картину с двумя болонками, заявил: «Перед вами портрет очаровательной юной девушки»!

— Леди и джентльмены! — начал аукционист. — Насту­пил момент, которого все так ждали! Мы начинаем сего­дняшний аукцион!!!

Он взмахнул руками, и невидимый оркестр грянул туш. Снова раздались аплодисменты. Из-за кулис появился слу­га в камзоле и парике, подняв над головой, показал всем присутствующим первый предмет торгов — картину с ко­рабликом — и положил ее на стол аукциониста.

— Итак, перед вами первый лот. Прекрасная картина...

Картина с корабликом ушла за триста двадцать тысяч долларов, понравившийся Нэнси натюрморт — за четы­реста сорок.

Аукционист мгновенно реагировал на выкрикиваемые из разных концов зала цены, при этом успевал еще рас­писывать в красочных выражениях достоинства каждо­го лота, шутить и подбадривать торгующихся. Нэнси было интересно наблюдать за этим. Несколько раз она даже за­ключала с самой собой пари, кто из наиболее рьяно сра­жающихся за очередной лот победит, — но угадала всего дважды.

Миссис Хенли-старшая периодически отпускала корот­кие язвительные реплики, касающиеся того или иного из присутствующих в зале, казалось, она здесь знает всех. «Монти Тернер, конечно, пожмотничает и дальше ста пя­тидесяти не пойдет. А вот Франклин, тот до последнего будет биться — если жена на двадцать лет моложе, мужчи­на носом землю роет, чтобы победителем выглядеть!»

Ник по-прежнему сидел молча. Откинувшись на спин­ку стула и держа в руке рюмку коньяка, он смотрел в сто­рону подиума, но думал о чем-то своем. На столе аукциониста появлялись все новые и новые вещи. После картин пришел черед скульптур, затем ваз — следующей в каталоге шла та самая индийская шкатулка.

Лакей внес ее и показал публике.

— Перед вами — великолепнейший образец искусства индийских мастеров! — объявил аукционист. — Эту шка­тулку сделали почти двести лет назад — и посмотрите, ее сохранность просто идеальная! Стартовая цена — двена­дцать тысяч долларов! Кто заплатит двенадцать тысяч?!

— Двенадцать тысяч! — донеслось сбоку. — Двенадцать с половиной! — откуда-то сзади...

— Ну что? — очнулся от своих размышлений Ник и обернулся. — Давай торговаться?!

Нэнси удивленно уставилась на него. Его «купим — по­смотрим» тогда показалось ей шуткой — но, похоже, он вовсе не шутил!

— Вы собираетесь купить эту шкатулку, мистер Райан? — встряла неугомонная миссис Хенли-старшая.

— Совершенно верно, — кивнул Ник.