Ник стоял перед ней в одних трусах, но вполне про­снувшийся, и даже, судя по мокрым волосам, уже успел умыться. Увидев, что она открыла глаза, заявил:

— Вставай, доспишь в самолете. Сейчас попьем кофе — завтракать тоже будем в самолете. Подумай — ты ничего не забыла? Платье, туфли, что там еще?

Нэнси медленно, как улитка, начала выползать из-под одеяла. Чемодан со всем необходимым она упаковала еще с вечера, так что об этом можно было не беспокоиться.

Платье ей все-таки удалось купить — именно такое, как хотелось. Шелковое, темно-голубое, хорошо подчеркива­ющее главные достоинства ее фигуры — тонкую талию и длинные ноги. С глубоким вырезом сзади, прикрытым тончайшим шифоновым шарфом. Шарф серебристый, полупрозрачный, с чуть заметными розоватыми и голу­боватыми разводами, пристегивается на плечах двумя брошками — цветками с острыми лепестками. А к пла­тью — заколки в волосы, такие же, как брошки, и сереб­ристая вечерняя сумочка...

Теплая вода стряхнула остатки сна, и в столовую Нэн­си вышла не то чтобы бодрая — но, по крайней мере, про­снувшаяся. В доме уже никто не спал. За столом сидели и Эмбер, и Джеральд, и сам Ник, который что-то ему объяснял.

Нэнси поздоровалась, прошла к своему месту за столом и села. Перед ней, точно по волшебству, тут же по­лилась чашка с кофе и стакан апельсинового сока — мис­сис Берк, экономка, тоже была на ногах.

Первый же глоток сока — ледяного, кислого и жутко противного — окончательно встряхнул Нэнси, и она при­гашалась к разговору. Ник давал последние указания по поводу оборудования кабинета. Обернулся, спросил:

— Ты готова?

— Да. — Она одним глотком допила кофе и пошла за сумкой.

Еще раз проверила содержимое: косметичка... коше­лек... носовой платок... — вроде все. Надела купленное только вчера кашемировое пальто цвета слоновой кости (непрактично — зато шикарно!), посмотрела на себя в зеркало — и улыбнулась. Самой себе, просто так...

— Ну, ты уже? — Ник появился без стука из соседней комнаты. Спросил начальственным тоном: — Подумай еще раз — ты ничего не забыла?

— Нет, — мотнула головой Нэнси. Что он ее — совсем за беспамятную считает?!

— Кольцо?

— В сумочке. На него перчатка не лезет. — (Наконец-то она купила себе теплые перчатки взамен потерянных прошлой весной!)

— Тогда пошли. Тебе это пальто идет, — заметил он, уже поворачиваясь к двери.

Нэнси задержалась еще на секунду: выключить ноч­ник, тот самый, из аметиста, который Ник подарил ей когда-то. Она вчера специально заезжала домой, чтобы привезти его.

Выключила — и погладила «на удачу» лиловый крис­талл...

Этот подарок значил для нее очень много. Он был с ней в самые трудные времена, когда она только приеха­ла в Денвер. О своем доме Нэнси тогда и не мечтала — снимала комнату, мансарду с отдельным входом. Прихо­дила домой замерзшая и усталая, плюхалась на кровать — и сразу включала ночник, и казалось, будто кто-то ее ждал, и встретил, и радуется... Нэнси знала за собой этот недостаток — привязывать­ся к вещам, относиться к ним как к живым и считать, что они ее «любят» или «не любят». И правда — смешно, на­верное, было бы видеть со стороны, как она уговаривает включиться забарахлившую духовку (но ведь включилась же!) и не может выбросить старую, треснутую и сажен­ную чашку с забавным утенком.

Но ночник она все-таки привезла, поставила, вклю­чила — и в чужой, непривычной спальне сразу стало уютно...



До аэропорта они добрались быстро. В машине было тепло, и от монотонного шума мотора Нэнси снова нача­ла дремать — но тут машина остановилась, и голос Ника возвестил:

— Приехали!

Она стала неохотно выбираться наружу, сморщилась, когда порыв ледяного ветра обжег лицо, выпрямилась — и остолбенела...

Перед ними стоял самолетик длиной едва ли больше автобуса. Серебристый, блестящий, с логотипом «Райбери» на хвосте — в первый момент он показался Нэнси чуть ли не игрушечным. Она растерянно обернулась — неуже­ли они полетят на нем до самого Чикаго, он же такой ма­ленький?!

Но Ник, похоже, не видел в этом ничего особенно­го — подхватил ее под руку и повел к открывшейся на­встречу двери, на ходу объясняя:

— Это «Фалькон». Я его в прошлом году купил. До того у меня «Лир» был, но этот побольше и поудобнее. При­вет, Моди, — это было сказано высунувшейся навстречу стюардессе в форменной шапочке.

— Здравствуйте, мистер Райан. Здравствуйте, миссис Райан, осторожно, тут скользкая ступенька. — Стюардес­са протянула руку и помогла Нэнси зайти внутрь. — Про­ходите направо, пожалуйста.

— Все уже здесь? — спросил Ник, заходя следом.

— Да, мистер Райан.

Внутри «Фалькон» выглядел не таким уж маленьким и совершенно непохожим на самолет. Салон скорее напо­минал каюту фешенебельной яхты: ковер под ногами, стены, обшитые деревянными панелями, перемежающимися полосами светло-бежевой тисненой кожи, и сравнительно большие, не как у самолета, круглые окна-иллюминаторы. Только вот потолок был низковат.

Около стола, накрытого белой скатертью, стояли два больших кожаных кресла с подлокотниками и подголов­никами, а у стены — такой же диванчик.

— Раздевайся, садись, пристегивайся — сейчас поле­тим, — слегка подтолкнул ее в спину Ник. — Ну как, нра­вится? Сейчас взлетим, и я тебе весь самолет покажу!

Нэнси сняла пальто, поискала глазами, куда пове­сить, — он тут же отобрал его и бросил на диван.

— У окна садись! Будешь смотреть, как взлетаем!

Выглядел Ник страшно довольным, веселым и возбуж­денным, как мальчишка, хвастающийся новым велосипе­дом. Сказал, словно догадавшись, о чем она думает:

— Знаешь, я люблю летать! С детства — еще когда мы с мамой в горы ездили... Ну чего ты — садись!

Кресло оказалось таким мягким, что Нэнси чуть не утонула в нем. Ник плюхнулся рядом.

— Все, сейчас поедем! — И, словно подчиняясь его сло­вам, самолет сдвинулся с места.

Нэнси вытянула торчащие по бокам ремни, пристег­нулась и выглянула наружу. Земля мелькала совсем близ­ко — казалось, вот-вот ноги чиркнут прямо по ней. Огонь­ки вдоль полосы пробегали перед глазами все быстрее, пока вдруг не остались где-то внизу, стремительно умень­шаясь.

Она обернулась. Ник смотрел на нее, весело улыба­ясь, — и от этой его улыбки, от всего, что окружало ее, в душе начало рождаться ощущение праздника — то самое, которое возникало у нее когда-то, давным-давно, когда она приходила в его «дом будущего».

— Теперь пошли! — нетерпеливо потянул он ее за руку, вставая.

Так же, держа за руку, провел в другой салон, бросил стюардессе:

— Моди, что у нас с завтраком?!

И, не дожидаясь ответа, пошел дальше. По пути ско­роговоркой представил ее сидевшему рядом с мисс Эм­бер незнакомому плотному мужчине:

— Здравствуйте, Диксон, познакомьтесь, это моя жена! — Тот начал неловко привставать, Нэнси кивнула, но Ник уже нетерпеливо тянул ее к открытой двери пи­лотской кабины.

Пропустил внутрь, зашел следом, сказал:

— Здравствуйте, Стивенс! Привел вот жену — посмот­реть. Привет, Паркер!

Двое мужчин, сидевших перед приборной панелью, оглянулись.

— Здравствуйте, миссис Райан, — сказал тот, что сидел справа. — Садитесь сюда, а я пока кофе попью, — и, с тру­дом разминувшись с Ником, вышел из кабины.

Нэнси осторожно села на его место. Перед ней была панель со светящимися лампочками и шкалами каких-то приборов и большое окно, за которым темнота...

Ник устроился в свободном кресле сзади, положил руку ей на плечо и гордо подытожил над самым ухом:

— Вот!

Ей внезапно стало смешно. В нем все еще оставалось что-то от того, прежнего Ника, который щелкал пуль­том — и вспыхивал свет, из стены появлялся бар, ходили туда-сюда занавески, начинала играть музыка; а он сидел с небрежным видом, но сам косился на нее — произвело ли впечатление?!

— Сейчас ничего особо любопытного нет, — обратил­ся к ней пилот, сидевший слева. — Над облаками летим. Вот когда на посадку заходить будем, над Чикаго, — там интереснее.

— Вообще-то правильно. Стивенс, сообщите мне, ког­да снижаться начнем, — мы придем посмотреть. Пошли завтракать!

Все так же, за руку, она проследовала за ним обратно в салон. Пальто на диване уже не было, зато на столе ле­жали крахмальные салфетки, стояли приборы, сахарни­ца и вазочка с живыми фрезиями — словом, все было го­тово к завтраку.

Стоило им усесться, как из коридорчика появилась Моди с сервировочным столиком и начала сноровисто выставлять на стол завтрак в обычном для Ника стиле: большую тарелку с омлетом, и сосиски, и жареный бекон, и — разумеется! — его любимый картофельный салат, и канапе, и паштет на гренках, и еще один салат, и кофейник...

От вида всей этой еды у Нэнси засосало под ложеч­кой. Это часто случалось, когда ей приходилось рано вста­вать: внезапно, до боли и тошноты, хотелось есть — а по­том так же резко отпускало.

Наконец, с трудом разместив на забитом едой столе две плошечки с консервированными персиками, стюар­десса удалилась, пожелав напоследок приятного аппети­та. Ник к этому времени уже вовсю наполнял свою та­релку.

— Тебе омлета положить? — спросил он, очевидно охваченный очередным приступом галантности.

— Да, — кивнула Нэнси, — и сосиски. Две.

Не выдержала, сунула в рот первое попавшееся под руку канапе.

Насытилась Нэнси довольно быстро — когда ее охва­тывал такой приступ голода, то всегда сначала казалось, что она сможет умять целую курицу, но на деле достаточ­но было куска пирога, чтобы почувствовать себя сытой. Она подтянула к себе плошку с персиками и, откинувшись в кресле, начала лениво смаковать их, краем глаза погля­дывая на Ника.

Очистив тарелку, он начал накладывать следующую порцию. Оглянулся, поинтересовался: