Щелчок замка, и — тишина...

Вот тебе и «котенок»...

Ник помедлил с минуту, прислушиваясь. Потом глубо­ко вздохнул, тоже встал и подошел к двери. Крутнул ручку — как и следовало ожидать, заперто...

Прошел к себе, попытался открыть соединяющую их спальни боковую дверь — тут повезло больше — наверное, Нэнси про нее просто не вспомнила.

В ее спальне оказалось пусто — лишь собака, явно об­радовавшись его появлению, тут же начала наскакивать, виляя хвостом, — зато из ванной отчетливо доносился плеск и шум воды. Ник сделал несколько шагов и прислушался. Почудилось ему — или действительно из-за двери раздавались почти заглушённые шумом воды тихие всхли­пывания?..

Он понимал, что совершил глупость, — не следовало этого делать, не следовало тащить Нэнси в постель в первый же день. И ведь не собирался — думал сначала немно­го «поприручать»: ну там за плечико, под локоток, цветочки, поцелуйчики... Наверное, так и следовало себя вести... наверное...

Но когда он поцеловал ее — совсем легонько, чуть ли не невинно (ну ладно, не невинно)... словом, нет смысла сейчас ругать себя за то, что получилось само собой...

И получилось...

Тогда, четыре года назад, Ник десятки, сотни раз пред­ставлял себе, как это могло бы быть. Гнал от себя эти мыс­ли — к чему мечтать о несбыточном?! — и снова возвра­щался к ним. И хотел ее — хотел, как ни одну другую жен­щину в мире...

Может быть, именно это неосуществленное желание, въевшееся в плоть и кровь, и не давало ему забыть Нэнси все эти годы?.. А теперь оно сбылось — и разочарованным Ник себя не чувствовал. Отнюдь.

Все оказалось именно так, как он когда-то мечтал, — гибкое упругое тело, чутко отзывающееся на малейшее прикосновение, искренность — и сумасшедшее, безудер­жное желание, владевшее ими обоими. И в ноздри бил запах травы, и хотелось кричать от восторга, и казалось, что ничего лучше этого в его жизни не было и не будет...

Словом, он не отказался бы хоть сейчас повторить все еще раз.

Проблема состояла лишь в том, что там, в ванной, Нэнси, судя по всему, теперь пыталась смыть с себя сле­ды «грехопадения». И плакала...

Когтистая лапа, мелькнувшая в дюйме от его генита­лий, заставила Ника подумать, что, пожалуй, лучше одеть­ся — хотя бы частично. Шепотом цыкнув на распрыгав­шуюся собаку, он отступил через свою спальню обратно в гостиную, натянул штаны и успел вернуться как раз во­время — щелкнула задвижка, и Нэнси появилась на по­роге.

Закрытый, туго подпоясанный халат охватывал ее, как доспехи. Мокрые волосы тщательно прилизаны волосок к волоску, покрасневшие заплаканные глаза, казалось, одни жили на бледном застывшем лице.

Увидев Ника, она замерла, чуть ли не отшатнулась, словно готова была снова броситься в ванную, но потом выпрямилась и вскинула подбородок. Глаза ее вспыхнули неприкрытой враждебностью.

— Что ты здесь делаешь?! — спросила она хрипло и, стоило ему шевельнуться, отчаянно выкрикнула: — Не подходи ко мне!

— Нэнси, что с тобой?!

— А ты что, не знаешь, что со мной? Не знаешь, да?!

— Успокойся, пожалуйста!

— ...Ты что, не знаешь, что со мной? — Лицо Нэнси исказилось, голос становился все громче: — Ты что, не знаешь, что я только что переспала с любовником соб­ственной матери? Ты что, не понимаешь, что меня тош­нит при мысли об этом поганом инцесте?!

— Успокойся, перестань!

Значит, дело именно в Алисии... Он-то собирался ска­зать, что они взрослые люди, более того — муж и жена, и все, что произошло, вполне естественно, и оба этого хо­тели, и не стоит никого теперь винить и переживать...

А что говорить теперь? И при чем тут инцест — он же не ее отец, черт возьми!

— Тебе будет легче, если я скажу, что наши отноше­ния с твоей... с Алисией закончились два года назад... И продолжались они всего пару недель от силы?! — ска­зал Ник. — И...

— Нет, мне не будет легче. Ты спал с ней — знал, что она мне всю жизнь искалечила, и все равно спал. И тебе было на меня наплевать, с самого начала наплевать?! Ты и операцию свою сделал ради нее — чтобы ее трахать, да? Ради меня не мог, а ради нее — пожалуйста! Ну конечно, кто я такая!..

Отвечать было бесполезно — едва ли Нэнси в таком состоянии способна была что-либо воспринимать. Поэто­му Ник молча присел на кровать — тем более что ноги все-таки побаливали.

Но в этот момент она, завершая свой монолог, крик­нула:

— Убирайся к черту!!! — и бросилась в ванную, хлоп­нув дверью так, что содрогнулись стены. Оттуда снова раз­дался шум воды.

Прошло несколько минут. Из-под кровати послышалось шебуршение; собака выползла на свет и тихонько подошла к Нику, повиливая хвостом. Всем своим видом она словно спрашивала: «Ты ведь на меня не сердишься, правда?»

— Хорошая собачка! — погладил по голове единствен­ное сочувствующее ему существо Ник. Хвост замотался из стороны в сторону энергичнее. — И часто твоя хозяй­ка так?

Собака вздохнула и положила ему голову на колени — понимай как знаешь...

Вышла Нэнси не скоро. Едва скользнула по Нику взгля­дом и сказала ровным монотонным голосом:

— Ты еще здесь? Уйди, пожалуйста.

— Давай ложиться спать. Поздно уже.

Эти произнесенные спокойно и дружелюбно, даже с улыбкой, слова заставили ее все-таки взглянуть на него.

— Ты что... ты что — собираешься спать здесь?! Со мной?!

— Ты моя жена. По-моему, это вполне естественно, — пояснил Ник, слегка пожав плечами.

— Я тебе не жена! — В голосе Нэнси слышалась едва сдерживаемая ярость. — У нас контракт, ты нанял меня — и ничего больше!

— Во-первых, ты таки моя жена — наш брак никто не отменял. А во-вторых, если уж так, то и по контракту ты должна выполнять обязанности моей жены.

— Я не думала, что контракт включает в себя еще и это! — Она с явным презрением кивнула в сторону крова­ти. — Не думала, что после таких красоток, как твои обыч­ные... партнерши, ты польстишься на меня!

— Что ты можешь знать о моих, как ты выразилась, обычных партнершах?! — усмехнулся Ник.

Он поймал себя на странной мысли: если бы любая другая женщина посмела говорить с ним так, он бы уже кипел от злости. А тут... Нэнси ревновала — и сама не от­давала себе отчета, насколько это очевидно. И было за­бавно, хотелось подойти, обнять, погладить ее по возму­щенно вскинутой голове, по заострившимся напряжен­ным плечам, прижать к себе... (Можно себе представить, какая будет реакция!)

— То же, что и вся Америка, — съязвила его нежная женушка. — Ты же у нас... персона публичная, так что их фотографии регулярно появляются в газетах.

— В газетах многое врут.

— Но не все же?!

— Не все... — с безмятежной улыбкой подтвердил Ник. — Но это тут сейчас ни при чем. В контракте запи­сана полная супружеская верность. Не думаешь же ты, что я собираюсь все два месяца поститься? Так что... давай лучше, начинай принимать свои таблетки — я тер­петь не могу презервативов.

— А если я откажусь?! Ты что, силой будешь?! — Нэнси не договорила, очевидно от возмущения не сумев подо­брать приличного выражения.

— Сегодня, по-моему, все было с обоюдного согласия.

— Да, надо отдать тебе должное — техника у тебя пре­восходная, — саркастически усмехнулась она (при этом, правда, слегка покраснев), — чувствуется большой опыт. — Ник молча пожал плечами, решив «не дразнить гусей». — И ты был прав, когда говорил, что все надо оговаривать заранее и внимательно читать деловые документы...

Уф-ф... Кажется, постепенно начинает сдаваться...

Больше всего Ник боялся, что в какой-то момент Нэн­си взорвется, пошвыряет вещи в чемодан и уйдет, плю­нув на контракт. Непонятно, что тогда делать... Но пока что у нее этого и в мыслях не было — похоже, обещанные деньги крепко ее зацепили.

— Не думаю, что терпеть мое общество так уж мучи­тельно. Я не храплю и принимаю душ три раза в день, — осторожно пошутил он.

— Я не хочу с тобой спать, Ник. Понимаешь — не хочу.

Не в словах — в интонации Нэнси ему послышалась усталая обреченность. Это была уже капитуляция.

— Поверь, все совсем не так плохо, как ты думаешь. Вот увидишь... И вообще — считай, что это наша брачная ночь... с задержкой на четыре года...

Пошутить так Ника дернул именно черт — другого сло­ва не подберешь. Да и ляпнул-то он это просто для того, чтобы заполнить затянувшуюся паузу, — и мгновенно по­чувствовал, что сделал глупость.

Нэнси взвилась, будто ее хлестнули плетью. Глаза вспыхнули неприкрытой яростью; усталости и обречен­ности не осталось и в помине.

— Не смей так говорить! — медленно произнесла она хриплым, похожим на рычание голосом — и вдруг сорва­лась на крик: — Не смей говорить так! Не погань то не­многое в моей жизни, что я вспоминаю с радостью! У меня уже была брачная ночь! Была! И с человеком, которого я... который мне нравился, с которым мне было хорошо — а не с надутым поистаскавшимся куском дерьма с чеко­вой книжкой вместо души!

— Это я — дерьмо с чековой книжкой?! — Вскинулся Ник — и мгновенно осадил себя, решив выслушать до конца.

— Да, ты! И если хочешь знать — помнишь, ты, когда явился ко мне домой, спросил меня, ненавижу ли я тебя до сих пор? Так вот — я проклинаю тот день, когда мы встретились! Если бы не ты, я бы уехала тогда, и, может быть, еще что-то в моей жизни бы получилось. А теперь у меня ничего нет — ни семьи, ни детей, ничего... Только Дарра и мой дом. Ты был там, видел. — Нэнси уже не кри­чала — всхлипывала, стирая рукавом халата текущие по лицу слезы. — Небось подумал — убожество, дешевка, да? Все эти картинки, мебель... Да, ты у нас, конечно, при­вык к другому... Но это мой дом, понимаешь, мой?! И я его люблю, и эти картинки я выбирала, и покупала, и ве­шала — с любовью! И мне выть хочется, когда я думаю, что придется уехать и все бросить... А ты еще улыбаешь­ся тут и хочешь, чтобы я спала с тобой!