Сказал он ей лишь в последний день — перед дневным отдыхом. Это тоже стало «семейной традицией» — в те дни, когда Нэнси не работала, она проводила это время с ним.

Еще с вечера Нэнси волновалась, глядя на безоблач­ное небо: «А вдруг пойдет снег?!» (хотя теплая погода дол­жна была, согласно прогнозам, продержаться еще неде­лю); звонила кому-то: «А салат?.. Картофельный салат!» — а утром умчалась в парикмахерскую и, вернувшись, отка­залась от бассейна — «прическа размокнет!». Но в спаль­ню она все-таки пришла.

В одно движение стащила халатик и блаженно вытя­нулась рядом, сразу скользнув ладонями Нику под мыш­ки — на спину.

— Мур-р! — Покрутила шеей, почувствовав на ней его пальцы. — Забегалась!

Ник осторожно, стараясь не помять эту самую «при­ческу», почти ничем не отличающуюся от ее обычной небрежно-растрепанной шапочки, потеребил пушистые, пахнущие какими-то парикмахерскими ухищрениями во­лосы.

— Во сколько у вас там все начнется?

— Часов в пять-шесть.

— Все готово?

Нэнси встрепенулась и встревоженно поглядела на него, словно заново перебирая в памяти, а действитель­но, все ли готово?!

— Да, вроде все. — Это прозвучало несколько неуве­ренно...

— А что ты собираешься надеть?

— Не знаю... — заулыбалась она. — Ты мне столько все­го надарил! — Поцеловала в щеку, ладошка погладила по спине и ускользнула ниже — в «Зазеркалье». «Определять границу» Нэнси так и не научилась...

— Надень бежевое платье! — посоветовал Ник.

— Это какое?

— Такое, — он покрутил рукой в воздухе, — с рукавами!

Как ни странно, невнятное объяснение было понято сразу, и последовало любопытное:

— А что?

Не отвечая, Ник попытался перегнуться через нее и дотянуться до тумбочки. Не вышло — только навалился сверху, вызвав довольное хихиканье:

— Ты тяжелый!

— Ладно, достань сама — там, в тумбочке, в верхнем ящике. — (Эх, опять не подумал о коробочке! В полиэтиленовом пакетике будет выглядеть несолидно...)

Достала она безошибочно, но Ник сразу выхватил па­кетик из рук — он сам покажет! — и высыпал содержимое на подушку между ними. Расправил пальцем комплект: ожерелье и пару широких, больше полудюйма, браслетов из лазурита. Вообще-то Ник планировал это к ее дню рож­дения, но раз уж так вышло...

— Это тебе. По случаю окончания вашего сериала.

— Ух ты-ы! Шика-арный! — Она осторожно приподня­ла браслет на ладони, словно взвешивая, покрутила, погладила камень пальцем.

Ник раньше никогда не имел дела с золотом. Да и во­обще до знакомства с Нэнси не делал женских украшений. Но получилось действительно неплохо: выгнутые, плот­но прилегающие к руке каменные звенья в ажурной опра­ве и ожерелье из похожих звеньев, с овальной большой подвеской посередине. В центре подвески, прямо в ка­мень, был врезан золотой стилизованный бычок (как ни смешно, самое сложное — Ник перебрал чуть ли не сотню вариантов, пока не остановился на этом).

— Это афганский лазурит, — начал объяснять он. — Ви­дишь золотистые прожилочки?! Считается, что непрозрачные камни лучше гладко обделывать — а я огранил... и вроде неплохо получилось. Оправа из серебра, но по­золоченная. — (Знала бы она, как он намучился с этим зо­лочением!) — А бык — это потому, что ты по зодиаку Телец. Надень... прямо сейчас!

Нэнси без колебаний выскользнула из-под одеяла, села, поджав под себя ноги, и надела ожерелье. Выпря­милась, вскинув голову.

— Ну как?

Обнаженная женщина в драгоценностях... прямо хоть картину пиши... Но смотрелась она действительно вели­колепно — на тронутой загаром коже золото, казалось, за­сияло еще ярче, подчеркивая темный блеск камня. И лицо было восторженное, с сияющей улыбкой.

— На вечеринку свою наденешь?

Нэнси затрясла головой в знак согласия.

— Браслеты примерь тоже!

Она нацепила браслеты, посмотрела, покрутив ру­кой, — и неожиданно со смехом ринулась вниз, прямо на Ника. Придавила сверху и стала целовать. Подвеска оже­релья холодным камешком легла ему на грудь и мгновен­но потеплела, зажатая между их телами.

Ник, смеясь, обхватил ее и прижал к себе. Она поизвивалась, устраиваясь поудобнее, — и наконец устроилась, нависнув сверху и опершись локтями по обе стороны его головы.

— Ну что — угодил?

Нэнси кивнула и погладила его по вискам большими пальцами.

— Только... Нэнси... — (Ну вот, сейчас огорчится... или, наоборот, скажет: «Ну, как хочешь!» — и вздохнет с облег­чением.) — Наверное, я не пойду на эту твою вечеринку. Побуду у себя в кабинете, поработаю...

— Ты что?! — Брови Нэнси поднялись «домиком», гла­за широко раскрылись. Она недоуменно выпрямилась лежа, как поднявшая голову ящерка. — Ник, ты что?!

— Ну... у меня работы много. — (Объяснение, не выдер­живающее никакой критики: обычно часам к шести Ник уже заканчивал работать.) — И потом, я там никого не знаю...

— Но ты же мой муж?! И... и...

Глаза обиженные, растерянные... все еще непонима­ющие.

— Ну не обижайся, котенок! Я с самого начала не знал, как... — (Как сказать ей, что вовсе не намерен туда идти) — В общем, ты же видишь, я мало общаюсь с посторонними людьми, а тут еще работа срочная навалилась... — Он по­гладил ее по щеке, попытался пальцем приподнять уго­лок рта. — Ну улыбнись, пожалуйста!

Не обращая внимания на его слова, Нэнси медленно сползла с его коленей и села рядом. Кажется, она и впрямь огорчилась не на шутку...

— Если бы я знала, что ты не хочешь, я бы ничего не стала устраивать!

— А я хочу, что бы ты повеселилась... и потанцевала...

— Я не хочу без тебя!

— Со мной потанцевать все равно не выйдет, — сумел улыбнуться Ник. Потянул ее обратно, и, подчиняясь движению его руки, Нэнси снова вытянулась рядом, не сво­дя с него жалобных глаз. — Ну не кисни ты так! Я... я, может быть, освобожусь и появлюсь тогда... попозже. Но ты в любом случае не думай обо мне и веселись как следует!

— Ну и что, что ты не можешь танцевать!.. Я все равно... Ну и что...

Для нее это — «ну и что»!..

— Я же сказал — я постараюсь. — Ни к чему не обязыва­ющее обещание... — Постараюсь...



Глава 15


Часов в шесть Ник услышал музыку — бухающую, гром­кую — казалось, содрогается весь дом. Как назло, захоте­лось есть.

Звонок Бену успехом не увенчался — там никто не взял трубку. Как Ник сильно подозревал, Бен, забросив все свои обязанности, «слился в экстазе» с веселящейся тол­пой гостей, и ждать его было бесполезно.

Нэнси тоже не появлялась. Конечно, он сам сказал, что будет очень занят, — но все равно, могла бы догадать­ся и зайти! Правда, похоже, она на него крепко обиде­лась — когда он попытался ее приласкать, задергала пле­чами, заявила: «Не надо!» — и лежала отвернувшись и сер­дито посапывая. Хорошо хоть вообще не ушла!

С каждой минутой есть хотелось все сильнее. Ник представил себе незамысловатые яства, обычно предлагаемые на подобных вечеринках, — стейки и шкворчащие жиром колбаски. Выглядели они так соблазнительно, что рот наполнился слюной, а под ложечкой засосало.

Он осторожно приоткрыл дверь. В коридоре никого не было, но откуда-то слабо потянуло дымным запашком жарящегося на углях мяса. Ну так и есть! Стейки жарят!

Выход оставался один — отправиться на кухню, что­бы пошарить в холодильнике в поисках съестного. И это в собственном доме!

Добраться до кухни незамеченным не удалось. Стоило Нику завернуть за угол, как он нос к носу столкнулся с мо­лоденькой девчонкой в обтягивающих брючках и коро­тенькой полосатой фуфаечке, открывающей чуть ли не полживота. В руках у нее был поднос.

При виде его девушка пискнула и шарахнулась в сторо­ну, чуть не опрокинув содержимое подноса. Испуганное выражение ее размалеванной мордочки вызвало у Ника короткую вспышку ярости. Что, им уже детей пугать мож­но?! Он не кусается и не заразный, в конце концов!

В следующую секунду лицо девушки прояснилось, и она затараторила:

— Ой, а вы муж Нэнси, да? Да, она говорила, что у вас проблемы с ногами. А все там, на лужайке! И Нэнси там! — ткнула рукой в противоположную сторону, словно Ник мог забыть, где именно у него расположена лужайка.

По­сле короткого испуганно-сочувствующего взгляда, имен­но такого, какой он ненавидел, девушка старалась с ним больше не встречаться глазами. У Ника возникло силь­нейшее искушение укрыться снова в кабинете, и черт с ней, с едой, — потерпит!

Он уже собирался извиниться и развернуться в сторо­ну кабинета, но тут девушка, не прерывая монолога, сунула ему прямо в руки свою ношу:

— Будьте любезны, прихватите это туда с собой, сэр! — Очевидно, у нее не было ни тени сомнения, что Ник сей­час направится именно «туда». — А то меня просили еще духовку включить, а я забыла! — Поднос качался перед са­мым носом, и Ник понимал, что, отказавшись его взять, будет выглядеть полным идиотом.

Вот влип так влип! Он перехватил одной рукой под­нос, и девушка, освободившись от груза, устремилась в сторону кухни, бросив на ходу через плечо:

— И скажите, пожалуйста, Бену, что я не нашла еще горчицу!

Ник остался в коридоре с подносом в руках. Добро бы на нем хоть было что-то съедобное! Так нет же: груда ви­лок, бумажные салфетки, пара солонок, перечница, по­лупустая баночка с горчицей и — словно в насмешку — упаковка зубочисток!

Делать нечего — придется пойти на компромисс: заехать на минутку, отдать поднос, сказать про горчицу, а заодно попросить Бена принести ему в кабинет чего-нибудь по­есть.

По мере приближения к лужайке звуки музыки стано­вились громче, послышались какие-то возгласы и смех. Добравшись до бассейна, Ник увидел еще одну из участ­ниц вечеринки. Это была женщина лет тридцати в синем платье. Она сидела на краю бассейна, опустив босые ноги в воду и поднимая ими волны, в которые с интересом вглядывалась.