— Прямо Дюма-отец какой-то, — прошептал Алексеев. — Но разве теперь такое возможно? Ведь есть же закон…

— Послушайте, помогите мне! — кинулась к нему Лиза и схватила его за руки. — Я вижу, вы человек добрый и честный, и я могу вам довериться! К тому же вам верит мой дядя, иначе он не прислал бы вас сюда! Мне надо бежать отсюда, и как можно скорее. Я не могу вернуться в дом! Так или иначе, но они заставят меня поступить так, как им надобно! И вы, и никто не сможет мне помочь! Когда вы в другой раз приедете сюда, хотя бы и только через две недели, то я уже буду монахиней, а деньги бабушки перейдут к ним. Поверьте, мне не жаль денег, — Лиза все крепче и крепче сжимала его руки, — но впервые в жизни у меня появилась свобода выбрать себе жизнь по душе! Освободиться от этой позорной зависимости… Я вас умоляю… — прошептала она.

Пока она говорила, Сергей Николаевич так близко наклонился к ней, что сумел разглядеть ее лихорадочно блестящие глаза, сверкавшие перед ним. Он чувствовал крепкое пожатие ее рук, и та энергия, что исходила от нее, то желание действовать, которое она испытывала, невольно передались ему. Он как-то сразу поверил в этот ее рассказ. Ни князь, ни княгиня, ни их дети не вызвали нынче в нем симпатии, а теперь перед ним стояла Лиза, которая вся пылала от волнения, и вот она-то сразу и безоговорочно сделала его своим пленником…

— Тогда вам надобно бежать теперь же, — твердо произнес он, мгновенно решившись ей помочь. — Вы не боитесь путешествовать со мной наедине?

— Нет, я верю вам, — заявила Лиза.

— Хорошо, — улыбнулся Алексеев. — Я не обману вашего доверия. — Теперь вот что: как вы поедете без вещей? Вы взяли с собой что-нибудь?

— Нет. Но мне ничего не надо, да и нету у меня своего ничего в том доме…

— Так. Что ж, до Москвы доберемся так, а там видно будет. Наша коляска уже готова. Через полчаса мы сможем поехать.

— А господин Сдобов? — спросила Лиза.

— Он остается здесь, у него еще какие-то тут дела, кажется, семейные. Или вы все же опасаетесь? — Алексеев посмотрел на нее.

— Ни капли, — ответила Лиза. — Просто я подумала, что вы же не станете его тут бросать? Но если у него дела…

— Вот и ладно! — Алексеев схватил ее за руку и повлек к постоялому двору.

Там стояла его коляска, которая должна была отправиться в путь с рассветом. Он усадил Лизу в коляску и приказал ждать его и ничего не бояться. Вскоре он вернулся со своими вещами, которые успел собрать, и с кучером. Кучеру велено было запрягать, и тот, человек бывалый, хотя и ворчал, что «виданное ли это дело ночью с места срываться и ехать в этакую даль!», но в десять минут все у него уж было готово и коляска двинулась со двора. В полнейшем молчании выехали они за пределы города и через какой-нибудь час Лиза настолько успокоилась, что даже задремала, убаюканная быстрой ездой.

7

Только утром в доме Вяземских спохватились о пропаже. Никто и предположить не мог, что Лиза проявит столько решительности и бежит! Был ли этот побег заранее задуман? С кем она бежала и куда? Вся родня с ума сходила.

— Близок локоть, да не укусишь, — заметил матери мрачный Евгений. — Все потеряно…

Княгиня только и знала, что заламывала руки, да что тут сделаешь? Ехать вдогонку? Только б знать куда! Поначалу они кинулись к стряпчему, но тот ничего не ведал. На постоялом дворе ее никто не видел, управляющий Алексеев съехал еще ночью, но, как их уверили, он с самого начала имел такой план.

— Может, она все же уехала с ним? — говорила княгиня.

Но Лиза не взяла с собой ни одной вещи, ничего! Только оделась и вышла, будто на прогулку. Господин Афанасьев даже осмелился предположить несчастный случай. И тогда княгиня сказала:

— Надо написать письмо в Петербург. Потому что ежели с нашей наследницей что-либо случится, я не желаю, чтобы подумали на нас.

— Давно ли вы сделались так пугливы, маменька? — ехидно заметил Евгений.

— Молчи! — одернула его княгиня. — И пойми, что тут ни нашей вины, ни нашей выгоды никакой нет! Я напишу дяде Петру, а он пусть сам решает, что предпринимать!


Тем временем наши путешественники, миновав Москву и даже запасясь там всем необходимым для дальней дороги, направлялись в столицу. Они уже были совсем близко от Петербурга, менее чем в одном дне пути, и остановились на ночлег на станции. Кроме них там было два офицера да старик-смотритель со своей женой. Место было пустынное, тихое, рядом располагался густой лес, и все наводило на мысли о разбойниках, которые, как говорили, пошаливали в этом краю. За несколько дней пути Лиза чуть ли не сдружилась с Сергеем Николаевичем. Она чувствовала его почти своим братом, и уж точно своим защитником. И он ни на минуту не обманул ее ожиданий. Сам Алексеев был ею очарован и, более того, был в восторге от того, что она вовлекла его в подобное приключение. Его жизнь, как, впрочем, жизнь любого молодого человека, занятого статской службой, была вовсе не весела и наполнена одними только заботами. Но это бегство, прямо как в приключенческом романе, взбодрило его, пробудило доселе неведомые ощущения. И хотя за ними никто не гнался, но это постоянное опасение, ощущение того, что их в любой момент могут остановить, а также и опасения Елизаветы Павловны, которые она иногда высказывала, — все это давало ему непередаваемые ощущения. Он только теперь почувствовал, что живет полной, интересной жизнью. А главное, его спутница настолько доверилась ему, что Сергей Николаевич чувствовал себя значительно более сильным, отважным человеком, чем раньше думал о себе. Он и не предполагал, что может стать этаким рыцарем или героем романа, каким вдруг стал в одночасье.

Но скоро ему предстояло снять с себя эту приятную обязанность заботы о Елизавете Павловне. Он немного опасался того, что скажет ему по приезде Петр Петрович, но… Он чувствовал себя абсолютно правым и нигде и ни в чем не преступившим закона и правил приличия.


Наступила ночь. Елизавету Павловну он лично устроил в коляске. Все ночи девушка проводила именно так, потому что страшно боялась тараканов, которых на всех станциях, что встретились им на пути, было в каком-то непередаваемом изобилии. Сам Сергей Николаевич свел знакомство с офицерами, так же, как и он, ожидавшими почтовых лошадей, и теперь играл с ними в карты по маленькой. Офицеры были гусарами и, как и полагалось гусарам, были весьма задиристы, решительны и усаты. Они было пытались поухаживать за Елизаветой Павловной, но она так решительно пресекла все их попытки, что они почти смущенно ретировались и предпочли играть в карты с ее спутником. Ротмистр Буянов, правда, не смирился еще с тем, что его отвергли, и обещал, что добьется благосклонности прелестной девушки, в которую, как он уверял, влюбился с первого взгляда. Но весь его внешний вид и характер позволяли думать, что это скорее говорит в нем простой задор, но никак не искреннее чувство. Его спутник, капитан Храбров, был человек более умеренный и, умея остановить разошедшегося приятеля, сохранял относительное спокойствие в помещении, где находился его приятель.

Но стоило Лизе удалиться на ночь, как Буянов и Храбров, между прочим, оба близкие приятели поэта Василия Львовича П. и благодаря тому хорошо известные во всех столичных гостиных, вызвали Алексеева на карточный поединок. Впрочем, в карты играли недолго. Скоро потушили свечи и улеглись спать. Алексеев все никак не мог уснуть. Он слышал, как захрапел Буянов, как ворочался Храбров, который, видно, тоже не мог уснуть. За стеной докучливо пел свою песню сверчок, крысы возились в подполе…

Храбров и Алексеев, не сговариваясь, поднялись и молча вышли в сени. В небольшом чулане, в который они вели, стояли сундук и кровать. Все так же молча Алексеев улегся на сундук, капитан на кровать. И только оба задремали, как до их слуха донесся тихий разговор.

— Не мешкай! Ступай скорее! — твердил старик. — Пока они спят, надобно успеть… Наши будут к рассвету, тогда мы всех убьем!

— Как, и девушку? — ответила ему жена.

— И ее. А что прикажешь, оставлять? Да как?

— А справятся они со всеми? Двое офицеров, да еще молодой господин.

— Справятся, не бойся. Да не перечь мне! Слушать более ничего не хочу! Ступай, а не то…

Старуха ахнула и промолчала.

— Я ведь только за тебя боюсь, — немного погодя прошептала она.

— А ты не бойся. Сколько лет творим разбой, а ты вдруг тут забоялась.

— Да вишь как их много… Не справимся, боюсь…

— Да что ты все заладила: «боюсь да боюсь»! Тьфу!

Голоса удалились. Молодые люди поднялись и прокрались назад в горницу. Там, разбудив Буянова, они сообщили ему подслушанный разговор. Тот было вскочил, да Храбров велел ему держаться тихо, чтобы раньше времени не всполошить разбойников. Офицеры проверили свое оружие, да и Алексеев достал свой дорожный пистолет. Решили так, что капитан и ротмистр отправятся будить ямщика да велят ему запрягать коней. Они видели, что на конюшне была тройка, которую им не дали, придерживая для более важного путешественника. Алексеев же отправился к Елизавете Павловне, чтоб поднять ее и сообщить всю историю. Вот так приключение!

Девушка не растерялась ни на мгновение. Она молча поднялась, и тут же всякий сон слетел с нее. Тут вмиг все устроилось как надобно. Буянов отворил ворота, вспрыгнул в коляску и вот уже экипаж с четырьмя путешественниками выезжал со двора, как вдруг — погоня! Крик, шум!

Старик с работником кинулись наперерез.

— Стойте! Ну стойте! Думали, бежать?

Работник ухватил поводья, пытаясь остановить лошадей, а старик вскочил на подножку и занес было топор, но капитан Храбров тут выстрелил, и старик упал на землю. Работник от неожиданности выпустил лошадей, и лошади, почуяв свободу, подгоняемые ямщиком, стрелой вылетели со двора и понеслись вперед, к столице…