Галина Лифшиц - Колодезь с черной водой

А ей, бедняжке этой, конечно, умирать не надо было. Пошла бы к священнику, рассказала бы. Он бы и помог, раз отца нет. Не решилась. Тоже – гордая была очень. Не могла в своем позоре покаяться.

– Так она – какая? Плохая? Скажи, прадеда! Она – колодезь с черной водой? – затосковал Ваня.

– Думал я об этом. И сейчас думаю. Светлая она была, добрая, чистая. Но если в колодезь с чистой водой кто-то наплюет или грязи накидает, каким он станет, как думаешь? Себя надо беречь. Душу свою оберегать. Не обольщаться чужими речами и обещаниями, – объяснил прадедка.

* * *

Иван тогда хорошо его понял. Они же вроде вместе думали. И что тут не понять?

Ребенок открывал для себя мир. Жадно впитывал все впечатления. Он рано научился читать. Детские книжки скоро стали казаться ерундой: там все понятно, ни одного нового слова. Кошки, собаки, коровы, лошадки, машинки. И что? Ване очень хотелось читать по-взрослому. Вот дед, прадедкин сын, садится после ужина в кресло и читает газету. Неужели ему и вправду интересно, про что там написано? Ваня давно и упорно пытается читать газеты, как дед. Мальчик садится, разворачивает газетный лист и произносит вслух: «Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л.И. Брежнев в своем выступлении не раз подчеркивал необходимость неуклонного выполнения указаний партии и правительства…»

Понятны во всем этом только несколько слов: товарищ, не раз…

Товарищ – это значит друг.

– Прадедка, а кому друг Л.И. Брежнев?

– А почему он должен быть кому-то другом? – усмехается прадед.

– Ну, написано: «товарищ». Это же значит – друг. Кому он товарищ? Или друг?

– Ну, есть у него какие-то свои друзья, наверняка есть. А товарищ – это такое обращение. Раньше было «господин». Это значило, что ты человека уважаешь, если к нему так обращаешься. А сейчас – все товарищи. Что это значит? Сам думаю, все никак не додумаюсь.

– Но это хорошо или плохо? – допытывается Ваня.

– Думали, что хорошо, – отвечает прадед.

– А оказалось?

Прадедка смеется:

– А оказалось еще лучше!

– А «не раз» – это много раз, да? – продолжает Ваня поиски смысла.

– Да, именно так, много раз, – соглашается прадед.

– А ты, прадедка, всегда мне говоришь, что умный понимает с первого раза. И ему повторения не нужны. Зачем товарищ Л.И. Брежнев не раз подчеркивал? Ведь «подчеркивал» – это говорил с выражением, да?

Дед тоже начинает внимательно слушать, как внук добирается до сути вещей. При этом вопросе смеются оба – и дед, и прадед.

– Ну, что ты пристал к прадедушке, как банный лист? – говорит дед, смеясь.

– Он правильно интересуется, сынок, – замечает прадедка. – Если ребенок спрашивает, надо отвечать. Да, умный понимает с первого раза. Но умных мало. Да и указания – они тоже не всегда умными бывают. Смотря кто указывает. Вот и приходится «не раз»…

– А сколько раз надо сказать, чтобы понял не умный? – не отстает Ваня.

– Не знаю. Много раз. И то вряд ли поймет. Трудный вопрос, – вздыхает прадедка.

– А если не поймет вообще, зачем повторять?

– Правильно! Не надо повторять. Сказал один раз, услышали тебя – замечательно. Не поняли? Не повторяй.

Ваня задумывается. Потом предлагает:

– Деда, прадедка, помогите мне, пожалуйста! Я напишу товарищу Л.И. Брежневу, чтобы он не повторял им больше ни разу. Они его не поймут все равно! Может быть, он просто не знает!

Старшие переглядываются.

– Знаешь, товарищ Л.И. Брежнев – очень занятой человек. Ему в день миллионы писем приходят, – начинает дед.

– От трудящихся? – уточняет Ваня.

– Да, да, именно, от трудящихся. И он должен все это читать, понимаешь? Давай не будем усложнять ему жизнь. Это неделикатно.

Ваня вздыхает. Ничего, он скоро вырастет, разберется во всех словах, все поймет! Он быстро растет! И ест хорошо! Скоро станет совсем взрослый.

Он переворачивает газетный лист и читает: «Заметки на злобу дня». Ну, тут без вопросов никак не обойтись? Тут что, учат людей быть злыми? Или просто так шутят? Это, наверное, должно быть очень смешно! Какие-то заметки, все прочитают и станут злые-злые! И день тоже станет злой! Небо нахмурится, дождь пойдет, ветер завоет… Волки на улицы прибегут, тигры, драконы… Очень злые всякие звери. Вот это будет злоба дня! Вот это да!

Ваня начинает очень громко хохотать до упаду. Он недавно узнал, что хохотать до упаду – это очень сильно смеяться, так сильно, что просто падаешь от смеха. Вот сейчас он показывает всем, как насмешила его газетная заметка про злобу дня.

– Пап, посмотри на этого читателя, – говорит дед прадедке. – Из себя выпрыгивает!

– Что опять такое? – обращается к Ване прадедка.

Ваня еще некоторое время покатывается со смеху. Потом объясняет:

– Тут шутят! Учат, как быть злыми!

– Ну-ка, ну-ка! – прадедка берет из рук мальчика газету. – Где это ты вычитал?

– Да вот! Видишь, написано «На злобу дня»!

– Ох ты! И верно! Но… на злобу дня – это значит, что новость самая свежая, новая, чтобы все обратили внимание, – подбирает слова прадедка.

– А на зло больше внимания обращают, чем на добро? – не унимается Ваня.

– Выходит, что так. Я не задумывался. А ты усмотрел. Молодец. Да… Злоба – это еще и суета пустая. Не читай ты этих газет. Ничего, кроме глупости, не наберешься. Злоба дня! Пойдем-ка в лес, землянику поищем. Делом займемся.

– Ура! – кричит мальчик.

Наконец-то! Ему и самому давно эти газеты надоели. Ничего человеческого. А тут еще про какую-то злобу дня. День-то – ясный, светлый, добрый! Особенно летом!

Иван вернулся из армии и учился в медицинском, когда прадедка покинул этот мир. Иван не вел постоянные записи о событиях собственной жизни. Иногда, изредка заносил он в старый, еще школьных времен, блокнот то, что казалось ему невозможным держать в себе. И вот, три с лишним года назад, перед собственной свадьбой, он написал:

...

«Все-таки я был совсем зеленым, когда не стало моего деда. Хоть и армию прошел, и думал, что опыта набрался на всю оставшуюся жизнь. Я хвастался деду своим опытом. Смешно. На самом деле – он был прадедом. В последние годы все вокруг считали его впавшим в детство, а сейчас я вижу, что мудрее человека мне не встречалось. Он любил жизнь и видел в ней красоту и радость, несмотря ни на что. Он даже людей любил, хотя видел их насквозь и знал, что в любой момент со дна души каждого может подняться зло. Порой даже неожиданно для самого человека.

Он прожил долгую жизнь. Все так считали. И даже его сын, мой дед, успокаивал себя и нас тем, что прадедке хватило тех лет, что ему были отпущены. 99 лет. Это долго.

Когда он исчез из нашей жизни, я поначалу смирился. Я знал, что от этого никто не уйдет, что это так и надо. Но потом, чем дальше, тем больше, я стал скучать. И вроде бы даже не по нему самому. По его рассказам, по его отношению ко всему, что он видел и показывал мне. Каждая мелочь, казавшаяся незначительной и забытой, всплыла в моей памяти. Я понял, что никто-никто не заменит мне прадедку. Он такой был один. Ни на кого не похожий. Каждый из нас ни на кого не похожий. А мне нужен был и до сих пор нужен только он, именно он. Нужно, чтобы он смеялся, подмигивал мне, брал своей сухенькой рукой мою руку и вел меня туда, где он уже был, а я еще нет.

Его не стало, и я обеднел. И весь мир обеднел. Только мир этого знать не хочет. А я знаю. И еще знаю: он передал себя мне. Именно мне. Так уж вышло. И сейчас – мне тоже пора передать себя».

О том, чтобы передать себя, и мечтал Иван, когда женился. Ему было вполне пора. Он созрел для семьи.

Прадед, как оказалось, был главным семейным связующим звеном. Пока он жил, вся семья сосуществовала – без ссор и конфликтов – под одной крышей. Когда закончился его земной путь, закончилось совместное проживание. Не потому, что рассорились. Просто как-то так само собой вышло. Дед с бабушкой решили круглый год жить на природе. Дача к тому времени была оборудована всеми сантехническими удобствами. Свежий воздух и удаление от городской суеты гарантировали продление жизни. Все правильно.

Отец с матерью и Иван остались втроем в большущей квартире. Родители, архитекторы, приняли решение: им давно хотелось перебраться на Балтику. Мама сама была родом из Риги и скучала по дюнам, соснам, долгим прогулкам вдоль моря. Они продали старое жилье, взамен купили Ивану отличную трехкомнатную квартиру неподалеку, а сами уехали в пригород Калининграда, обосновались там в особняке у моря, открыли к тому же собственную архитектурную мастерскую.

Теперь все жили сами по себе. И все просто обязаны были быть счастливыми.

Сегодня с утра Иван мог никуда не спешить. Консультационный прием у него начинался в три. И дел никаких особых до того момента, как надо будет отправляться в клинику, не намечалось. Но привычка, вошедшая в плоть и кровь в раннем детстве, не давала валяться в постели. Весной и летом он просыпался с первыми лучами солнца. Осенью и зимой вставал не позднее 7 утра. Потом зарядка, все, что положено.

Он знал, что сейчас соберется и отправится в продуктовый магазин по соседству. В холодильнике пусто, шаром покати. Даже на завтрак нет ничего. А ему еще пообедать надо и, вернувшись после приема, поужинать. Он не любил общепит, не доверял ему, зная, кто и как готовит на кухне блюда, которые потом выносят клиенту красиво оформленными. Бывают, конечно, исключения. Бывают на ресторанных кухнях и идеальная чистота, и повара – гении своего дела. Но никогда не угадаешь. А бегать, искать, дегустировать – откуда на это взять время и должный фанатизм? Нет, он уважал только домашнюю стряпню. Целее будешь. И живее-здоровее.

Иван вышел на балкон, чтобы понять погоду. Вроде для холодов еще рановато. Сентябрь. Но прохожие шли, сутулясь от ветра, опустив головы в поднятые воротники. Холодно. Зябко. Школьники торопились на уроки. Что-то новое в этих утренних школьных маршрутах появилось. Иван вспомнил, как выбегал он из подъезда, а следом за ним выскакивал Дрюн, сосед и близкий друг, по дороге к ним присоединялись одноклассники. В школу являлись большой группой, успев по дороге много чего обсудить и запланировать. Сейчас все дети, да какие там дети, нормальные уже вполне подростки шли с мамами или бабушками. Причем женщины несли им рюкзаки! Вот какое племя растет! На что они будут способны через десять лет? А через двадцать, когда люди их возраста должны будут стать основным составом, костяком государства? Или их мамы так и будут тянуть за них положенную им лямку?