Галина Лифшиц - Колодезь с черной водой

– Все люди как-то связаны. Цепь. Звено за звеном. Нам кажется, что мы живем в огромном городе, что все тут случайно, все не всерьез… А получается – нет ничего случайного. Да, я вот еще что подумала. Это, конечно, так, шальная мысль, но забуду потом: она тебе не зря стала рассказывать, что муж загулял. Он загулял. Тут я не сомневаюсь. Но она с тобой делилась специально. Она на тебя виды имеет. Думает, что ты для нее – неплохой путь к отступлению. Или просто: орудие мести мужу, – высказала догадку Люша.

– Мелькнула у меня такая мысль, – улыбнулся Иван. – И я сразу устроил ей облом. Не стал тебе говорить, но сейчас что уж… Я ей говорю, мол, не было времени о личном поговорить. Поздравь меня: я женат. И у меня трое детей! Она – в шоке! Прямо в лице изменилась. Не поверила. Ладно, говорит, не гони. Когда это ты успел? Ну, я отвечаю, что двое – дети жены, а один – мой. Вот мы объединились, стало всего трое. Поверила. Обалдела.

– Надеюсь, ты ей фото наше не показывал? – встревожилась Люша.

– Была такая мысль! Представь, была. Хотелось доказать документально. А потом испугался. У нее в глазах такая ярость была. Я почему-то сразу про Алину подумал. Я бы Алине никогда не показал ни тебя, ни детей. На всякий случай.

Они бы еще долго охали и ахали, поражаясь странному совпадению, но тут дверь открылась, и в прихожую ввалились румяные возбужденные дети.

– Их надо срочно кормить! – отдавала приказы Виктория Александровна.

– Мы голодные! – вопили юные лыжники, пахнущие свежестью, морозом и счастьем детства.

И вдруг сквозь общий гвалт прорезался радостный возглас Алеши Маленького:

– Папа! Папочка! Ты здесь!

Иван подхватил ребенка на руки, прижал к себе крепко-крепко. Люша увидела в глазах взрослого мужчины слезы. А к ней уже прижимались сын и дочка:

– Мамочка! Мы соскучились!

Иван с сыном на руках подошел к Люше, обнимающей детей. Одной рукой он обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Давайте вот так! Все вместе! – велел он.

Люша еле дождалась, когда дети поужинают. Ей не терпелось рассказать маме о том, что она только что узнала, благодаря Ивану.

Когда наконец ребята отправились играть, она спросила:

– Можно я маме твой альбом покажу?

– Сенсация! У нас сегодня сенсация получилась, Виктория Александровна, вот посмотрите, может, узнаете кого. – Иван протянул альбом, раскрытый на последней странице, Люшиной маме.

Конечно, она узнала.

– Замечательная семья, – отметила она не особо приветливо. – А в чем сенсация?

Пришлось объяснить во всех подробностях.

Первое, что произнесла мама, была самая естественная для таких случаев фраза:

– Как тесен мир!

Потом Виктория Александровна вгляделась в последнюю картинку, символизирующую полное благополучие и процветание, и с облегчением заметила:

– И все-таки… Я понимаю: искусство врача и прочее! Но какое счастье, что у тебя дети не от него! Это же все наверняка наследственность, правильно я понимаю, Иван?

Она небрежно указала на бывшего Люшиного мужа.

До сих пор не простила, отметила про себя Люша, даже по имени не хочет назвать. А были когда-то друзья!

– Мам. Это наследственность. Только по материнской линии. У него все в порядке.

– А… – протянула мама, – ну, по материнской, значит, по материнской. Значит, хороший выбор сделал.

– Да ладно тебе! Все было и быльем поросло. Давно прошедшее… Не злись. Лучше посмотри, какой Иван молодец! Какое он чудо сотворил!

– Иван – да! Молодец! И, конечно, нельзя злиться. И – что Бог ни делает, все к лучшему. Это точно! Вот убеждаюсь каждый день! А эти… Пусть живут себе с миром. Нам до них дела нет.

– Ну, почему же нет? Ивану очень даже есть дело до этой девочки, – заметила Люша и вдруг рассмеялась. – Ой, не могу! А представь, Иван! Представь: принимаешь ты приглашение благодарного папаши своей пациентки, едем мы все в один из его немыслимых отелей. А там он как раз! Встречает нас с распростертыми объятиями! Особенно меня! Да, лучше не только он, а они вдвоем! Вот тут-то нам станет весело.

– А чего? Давай поедем! Какое нам дело? Позвал – и поедем! – засмеялся Иван.

– Еще чего – детей ей показывать! – возмутилась Виктория Александровна. – У нее глаз нехороший, недобрая она. Ну их совсем. Что мы, без них не отдохнем? Не буди лихо, пока тихо.

Потом все разошлись спать, а Люша все думала, думала о своем прошлом. Совсем другая жизнь у нее сейчас. Не сказать, что особо легкая. Она по-прежнему одна. Но – у нее полон дом детей, мама здорова, слава Богу, Иван – надежный человек, – поблизости… Нельзя жаловаться и унывать. Но ей не давал покоя один вопрос. Сейчас, когда прошло столько времени с момента ее развода с первым мужем, она безбоязненно (впервые – честно и без страха) спросила себя: почему все-таки оказалась тогда брошенной им? Дело только в его циничном отношении к их супружеству или в чем-то еще?

После того ужаса с Кириллом она и думать не могла о том, что когда-нибудь влюбится. При мысли о близости с мужчиной ее немедленно начинало тошнить. Такое происходило с ней года полтора, а потом время сделало свое дело, боль притупилась, страх почти исчез. На третьем курсе, в марте, пошли они с одногруппниками в новомодный ресторан, отмечать Женский день. Праздник этот Люша не любила. Не понимала, что он значит и зачем вообще нужен. Родилась ты девочкой, значит, восьмого марта тебя будут с этим фактом поздравлять. Глупость какая-то. Но все же – праздников много не бывает. И почему бы не собраться вместе, раз повод есть? Обычно начало марта казалось Люше беспробудной зимой, а в тот год в воздухе так и чувствовалось дыхание весны. Легко у нее было на душе. В общем, ели, пили, веселились. А на пике их легкого беззаботного веселья к ней подошел посторонний молодой человек и пригласил потанцевать. Если бы не ее эйфория, ни за что не пошла бы она с незнакомым. Запретила себе давным-давно и придерживалась этого правила очень жестко. Но тот день был особенным. И она протянула руку незнакомцу, и кружилась, и хохотала, не думая, что что-то обязательно произойдет с ней страшное и тягостное. И вот с того самого вечера стали они встречаться. Практически каждый день. Люше было просто весело с этим человеком. Никаких планов у нее не возникало насчет их совместного будущего, она искренне радовалась тому, что к ней вернулось ее былое бесстрашие. В этом и состоял поначалу ее главный кайф. Она его совсем не боялась. Да, через несколько встреч она догадалась, что молодой человек хоть и молод (он был всего на пять лет старше ее), но уже богат. И совсем не благодаря родителям. Сам сделал карьеру, сам, работая еще в студенческие годы, вознесся по карьерной лестнице. Он радовался успеху, щедро помогал родителям, наслаждался жизнью вовсю, работал тоже как настоящий трудоголик. Она зауважала его. Влюбленной она долго себя не чувствовала. Но она и мысли не допускала о влюбленности, решив, что это все не для нее. Ей не хотелось каких-то обязывающих к чему-то отношений. Может быть, именно это к ней и притягивало. Ее новый знакомый явно проявлял к ней огромный интерес, к концу весны все окружающие уже считали их сложившейся парочкой, но Люша и мысли не допускала о том самом, что произошло у нее два года назад с Кириллом. И все-таки весна сделала свое дело. В один прекрасный вечер она поняла, что хочет его видеть, что уже не представляет себе жизни без встреч с ним. Как назвать это чувство? Есть у него четкое имя? Кто-то называет его влюбленностью, кто-то любовью. Как бы оно ни называлось, чувство явно обозначилось и никуда деваться не собиралось.

Что тогда было самым важным для нее? Его нежность. Он, такой решительный и напористый в делах (если судить хотя бы по его рабочим распоряжениям, которые он порой отдавал по телефону во время их ресторанных обедов-ужинов), с ней был образцом деликатности и понимания. И у нее возникло главное: полное доверие к мужественному и красивому человеку. Она его не только не опасалась, она тянулась к нему. И потом, когда они сблизились, он был добр, терпелив и бережен. Через некоторое время Люша и не сомневалась: это – любовь.

Когда он предложил пожениться, она не скрывала своей радости.

– Да! Да! Да! – Она готова была прыгать до потолка. – Мы поженимся и никогда не будем разлучаться!

Он тогда смеялся, глядя на ее непосредственные реакции.

– В тебе так много детского! – удивлялся он.

И баловал ее, как ребенка.

Хорошее было время. Ясное. Безоблачное.

А тучи нагнала она сама, чего уж скрывать теперь.

Незаметно собрались эти тучи, но зато уж когда собрались! Пока она училась, писала диплом, урывая каждую минутку для того, чтобы остаться с мужем наедине, все между ними было любовно и радостно. А потом… Потом – обычный суп с котом. Появилось свободное время – появились и дурацкие тревожные мысли. То ей становилось страшно, что когда-нибудь ее счастье закончится, то думала она о его возможной измене… Ей все хотелось проверить силу и надежность его любви. А как проверить? Испытанным девичьим способом: устроить скандал с примирением.

Ох, и испытывала же она его на прочность! Что было, то было! И он мирился первый, он старался понять и подладиться, он даже принимал семейные сцены как должное: говорят, мол, если супруги скандалят, значит – испытывают друг к другу чувства.

А Люша с каждой раскрученной ею же самой ссорой все сильнее начинала бояться расставания и все чаще проверяла их отношения уже не на прочность – на разрыв.

Чего ей не хватало тогда?

Она и сейчас не сумела бы ответить. Может быть, спокойной уверенности, может быть, мудрости. И еще – твердой веры в их совместное будущее.

Наступил такой момент (она хорошо его запомнила), когда и муж стал сомневаться. Он сказал как-то во время ссоры:

– Все! Кончился праздник! Я-то думал, ты – праздник, а ты такая же, как все эти…