Она хотела отказаться, но потом подумала: «А почему бы и нет?» Он был старше ее на два года, но держался всегда так, что его можно было принять за десятилетнего ребенка, если, конечно, забыть, что он уже десять лет как пьет. Он схватил ее за руку и повел сквозь толпу незнакомых ей людей в ухоженный сад, в дальнем конце которого находился крытый бассейн, где расположились его друзья. Накануне они уже успели сжечь стол и два кресла, и Билли просил приятелей умерить свой пыл, если они не хотят иметь дело с его отцом. Однако Артур, будучи не в состоянии выносить присутствие сына, предусмотрительно уехал на эту неделю в загородный клуб.

— Ты должна посмотреть, что мы там натворили, — Билли усмехнулся и махнул рукой в сторону бассейна, а Тана ощутила чувство досады при мысли о том, что восстанавливать эти разрушения придется ее матери. Она должна будет привести все в порядок и сверх того — успокоить Артура, когда он увидит этот вандализм.

— Почему бы вам не попытаться вести себя как люди, а не как животные? — Она взглянула на него с кроткой улыбкой, и он на секунду смешался.

Внезапно что-то злобное и сердитое промелькнуло в его устремленных на нее глазах.

— Очень даже глупо так говорить! Впрочем, мне помнится, ты всегда была круглой дурой, скажешь, нет? Если бы мой предок не платил за твое обучение в частной нью-йоркской школе, ты скорее всего сшивалась бы сейчас в каком-нибудь бардаке на Западной стороне, ублажая тамошних учителей.

От изумления Тана лишилась дара речи и какое-то время смотрела на него, не произнося ни слова. Потом она повернулась и пошла прочь, слыша у себя за спиной его язвительный смех. «Что за мерзкий тип этот Билли!» — думала она, пробираясь назад к дому сквозь заметно погустевшую толпу. Большинство гостей было, как она отметила, старше ее, особенно девушки.

Немного погодя она увидела парня, который привез ее сюда. Глаза у него были красные, ширинка расстегнута, рубашка выехала из брюк. Рядом была девица, с которой они допивали уже наполовину пустую бутылку виски. Руки собутыльницы безо всякого стыда оглаживали интимные части его тела. Увидев такое, Тана с отчаянием подумала, что этот вариант возвращения домой отпадает: она ни за что не сядет в машину, если за рулем будет пьяный. Остается поезд. Можно также попытаться найти какого-нибудь трезвого попутчика, что, впрочем, маловероятно.

— Потанцуем?

Она удивленно повернулась и вновь увидела Билли. Глаза его покраснели еще больше, они смотрели на нее с вожделением, не отрываясь от ее груди. Она покачала головой.

— Спасибо, нет.

— Мои друзья отбивают себе задницы, трахая девчонок у бассейна. Хочешь посмотреть?

Ее замутило от этого предложения. Если бы он не выглядел столь омерзительно, она бы рассмеялась, вспомнив, как слепа была ее мать в своем поклонении перед «непогрешимыми» Дарнингами.

— Спасибо, нет.

— В чем дело? Может, ты еще целка?

При взгляде на его лицо ей сделалось нехорошо; она не хотела продолжать этот разговор. Пусть его думает, что он ей противен, тем более что это соответствует действительности.

— Я не хочу на это смотреть.

— Тьфу, дьявольщина! Почему нет? Это лучший вид спорта!

Тана повернулась и постаралась затеряться в толпе гостей, не понимая, почему он так упорно преследует ее в этот вечер; ей стало не по себе. Она еще раз окинула взглядом зал и не увидела его: скорее всего Билли присоединился к своим друзьям в бассейне. Если это так, то появится он не скоро. Ей надо успеть вызвать такси, доехать до железнодорожной станции и сесть в поезд. Это не самый приятный вариант, но и не самый трудный. Кинув взгляд через плечо, чтобы убедиться, что за ней никто не следует, она на цыпочках поднялась по задней лестнице к частному телефону, о существовании которого знала и раньше. Все получилось как нельзя лучше: Тана узнала по справочной нужный номер и вызвала такси. Ей обещали прислать машину в течение пятнадцати минут, после чего останется более чем достаточно времени до последнего поезда. Впервые за весь вечер она почувствовала облегчение, избавившись наконец от этих алкоголиков и наглецов, собравшихся там, внизу. Она медленно шла по застланному толстым ковром коридору, разглядывая висящие на стенах фотографии Артура, Мери и их детей в детском возрасте. Внезапно ей пришла в голову мысль, что здесь должны быть и фотографии Джин: она была как бы частью их семьи, от нее в большей степени зависело их благополучие, и было несправедливо исключать ее из семейного круга. Машинально она потянула на себя одну из дверей, зная, что эту комнату ее мать использует как кабинет, когда ей случается работать здесь. На стенах кабинета тоже были развешаны фото, но на этот раз Тане не пришлось их увидеть. Приоткрыв дверь, она услышала чей-то испуганный вскрик, увидела мелькнувшие в воздухе две белые «луны» и какую-то возню на полу. Поспешно захлопнув дверь, она отскочила назад и услышала, что позади нее кто-то засмеялся.

Она обернулась: Билли смотрел на нее все тем же похотливым взглядом.

— Ради бога… — Она считала, что он где-то внизу.

— А я думал, что ты не любишь подглядывать, мисс Недотрога.

— Я просто шла по этажу и натолкнулась нечаянно… — Она покраснела до самых корней волос, чувствуя на себе его язвительную усмешку.

— Черт побери, зачем ты забрела сюда, Тэн? — Он много раз слышал, как Джин называет ее этим ласковым именем, но это было домашнее имя, и ей было неприятно, что его употребил Билли: он никогда не принадлежал к числу ее друзей. Отнюдь.

— Здесь обычно работает моя мама.

— Нет. — Он сделал вид, что удивился ее неосведомленности. — Она работает в другом месте.

— Я хорошо это помню. — Тана посмотрела на свои часы, опасаясь опоздать на такси. Однако сигнала еще не было слышно.

— Если хочешь, я покажу тебе, где она на самом деле работает.

Он направился по коридору в противоположную сторону, и Тана засомневалась, как ей быть. Спорить с ним не хотелось, хотя она была уверена, что Джин пользуется именно этой комнатой. В конце концов, он здесь живет, ему лучше знать. Ей было неловко стоять там: из-за двери начали доноситься недвусмысленные вскрики и стоны. До прихода такси еще оставалось несколько минут, и она от нечего делать последовала за Билли. Он распахнул дверь в какую-то комнату. — Вот здесь!

Тана вошла в нее и, оглядевшись, убедилась, что это не был рабочий кабинет ее матери. Большую часть помещения занимала огромная кровать, покрытая серым плюшевым покрывалом с шелковыми оборками; на стоявшем рядом шезлонге лежало одеяло из меха опоссума и другое — из искусственного серого меха. Ковер тоже был серый, с красивым рисунком. Тана была раздосадована.

— Очень странно! Это спальня твоего отца, разве нет?

— Да. В ней и работает твоя мать. Большую часть работы старушка Джин выполняет именно здесь.

Тане захотелось вцепиться ему в волосы и отхлестать его по щекам, но она сдержала себя. Ни слова не говоря, она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку и втащил обратно, захлопнув дверь ударом ноги.

— Сейчас же отпусти меня, ты, дерьмо! — Тана попыталась выдернуть руку, но, к своему удивлению, обнаружила, что он сильнее, чем можно было ожидать. Билли грубо схватил ее за плечи и с силой прижал к стене, так что ей стало трудно дышать.

— А ну, покажи, сучка, как работает твоя мама! — Он больно заломил ей руки назад. Она задыхалась, на глазах выступили слезы — не столько от страха, сколько от бессильного гнева.

— Я не останусь здесь больше ни одной минуты! — Она попыталась оттолкнуть его от себя, но он снова кинул ее на стену, больно стукнув затылком о камень. Увидев его глаза, она испугалась по-настоящему. А он хохотал ей прямо в лицо, у него был вид сумасшедшего. — Не будь кретином, Билли! — Голос Таны срывался от негодования и испуга.

Его глаза зловеще сверкнули. Одной рукой он стиснул оба ее запястья — она и понятия не имела, какая сила таится в его руках, — а другой расстегнул «молнию» на ширинке и брючный ремень. Схватив ее руку, он подтянул ее к себе.

— Потрогай вот эту штуку, маленькая потаскушка!

Ее лицо побелело от ужаса, она рванулась, чтобы освободиться, но он снова ударил ее головой о стену. Она сопротивлялась изо всех сил, а он смеялся над ее беспомощностью. И тут Тану охватил панический ужас: она поняла, что происходит. Билли с силой ударял девушку головой о стену, еще и еще, пока у нее на губах не показалась тоненькая струйка крови; вцепившись в ее платье, он разодрал его надвое, обнажив смуглое от загара, стройное тело; она почувствовала на себе его грубые руки; они хватали ее, тискали, мяли, давили; они были везде: на ее животе, на грудях, на бедрах… Он нажимал на нее что было сил, проводя слюнявым языком по лицу, обдавая его спиртным перегаром; внезапно он засунул руку ей между ног, она вскрикнула и укусила его за шею, но он и тут ее не выпустил. Захватив большую прядь длинных белокурых волос, он начал зверски наматывать их на свой кулак, пока Тане не показалось, что они вырываются с корнями; при этом он кусал ей лицо. Она молотила кулаками по его спине, била коленями; ей было нечем дышать, и теперь она боролась не только за свою честь, но и за жизнь. Обессиленную, задыхающуюся от рыданий, он повалил Тану на толстый серый ковер и сорвал с нее все, что на ней оставалось, включая ажурные белые трусики. Она билась в истерике, умоляя о пощаде, а он стянул с себя брюки и, отбросив их в сторону, навалился на нее всей тяжестью, пригвоздив девушку к полу; он приподнялся лишь затем, чтобы раздвинуть ее бедра; казалось, он готов разломать ее на части; пальцы его впивались вовнутрь, раскрывая и обнажая ее плоть, после чего он приникал к ней губами и языком. Тана страшно кричала и пыталась вырваться, а он с силой швырял ее обратно; она была почти без сознания, когда он овладел ею. Взгромоздившись на свою полуживую жертву всем телом, он вламывался в нее снова и снова, пока наконец не достиг желанной кульминации. Она едва дышала, глаза ее помутнели, на сером ковре под ней расплывалось красное пятно.