— Мне некуда возвращаться, Тэн, у меня нет дома.

Она думала об этом и раньше, но не слишком серьезно, но все-таки кое-какие мысли у нее были. Может быть, пора открыться ему?

— А что, если ты будешь жить со мной?

— В твоей унылой комнатенке? — Он засмеялся, но и ужаснулся. — Уже то плохо, что я прикован к креслу. Но жить на свалке — нет уж, увольте. И кроме того, где я буду спать? На полу? — Он состроил отвратительную рожу, и она засмеялась.

— Можно найти место для нас двоих, если цена будет не слишком высокая, чтобы я могла выплачивать свою долю.

— И где же? — Эта мысль еще не совсем захватила его, но что-то привлекательное в ней было.

— Не знаю… Может быть, в Хайт-Эшбери? — Не так давно она проезжала через этот район, где хиппи облюбовали себе местечко. Только-только начинался хипповый бум. Она, конечно, дразнила его. Там невозможно было прожить, если не носить летящих одежд, не оглушать себя все время ЛСД. — Ну а серьезно, мы могли бы найти что-нибудь, если поискать.

— Квартира должна быть на первом этаже. — Он задумчиво посмотрел на инвалидное кресло, припаркованное к спинке кровати.

— Знаю. И у меня есть еще одна идея. — Она решила одним махом сразить его.

— Что еще? — Он откинулся на подушки и смотрел на нее, счастливый. Эти месяцы, такие трудные для обоих, связали их чем-то особенным, и теперь они были близки настолько, что ни он, ни она не могли себе представить, что такое вообще возможно. — Слушай, ты не даешь мне ни секунды покоя. Всегда у тебя наготове какой-то план, какая-то задумка. Ты меня утомляешь, Тэн. — Но это вовсе не было жалобой.

— Ты ведь знаешь, что тебе это полезно.

Он знал, но не доставил ей удовольствия, признавшись.

— Ну, выкладывай свою идею.

— Не хочешь ли подать документы в Боалт? — Она затаила дыхание.

Гарри был потрясен:

— Я? Ты что, сдурела? Какого черта я там буду делать?

— Вероятно, прогуливать и списывать, но если это не получится, ты сможешь отсиживать свою задницу за учебниками, как это каждый вечер делаю я. У тебя будет занятие получше, чем ковырять в носу.

— Каким же очаровательным я выгляжу в твоих глазах, дорогая. — Он с кровати отвесил ей галантный поклон, и они рассмеялись. — Почему, скажи мне, ради бога, должен я мучить себя юриспруденцией? Я совсем не обязан так по-идиотски поступать.

— У тебя прекрасно получится. — Тана серьезно смотрела на него.

Он собрался было спорить, но хуже всего было то, что ему по душе пришлась эта мысль.

— Ты хочешь сломать мою жизнь.

— Да, — она ухмыльнулась. — Так будешь подавать документы?

— Скорее всего я не пройду. У меня не такие хорошие оценки, как у тебя.

— Я уже узнавала, ты можешь поступать как ветеран. Для тебя даже могут сделать исключение… — Она старалась сказать это осторожно, но он все равно разозлился.

— И не думай об этом. Если ты смогла поступить, значит, и я смогу.

И — проклятье! — неожиданно он захотел этого. Он даже засомневался, а не было ли это его давним желанием. Может быть, из-за ее учебы он чувствовал себя заброшенным, потому что ему нечего было делать, кроме как лежать и наблюдать за сменой медсестер.

Назавтра она принесла ему бланки заявлений, и они без конца обдумывали их, заполняли и наконец отослали, а между тем Тана подыскивала квартиру. Она должна быть со всеми удобствами, без которых он не мог обойтись.

В конце мая ей позвонила мать. Обычно днем дома Тану не застанешь, но сейчас ей надо было кое-что сделать, да и Гарри чувствовал себя неплохо. Одна из дежурных пришла снизу и постучалась к ней. Тана подумала, что это Гарри хочет узнать, как дела с квартирой. Она присмотрела два места, которые ей понравились. Одно из них — в Пьемонте, и она была уверена, что такой сноб, как Гарри, конечно, предпочтет именно эту квартиру, но хотела знать наверняка, что и ей она будет по карману. Доход ее был гораздо ниже, чем у Гарри, хотя летом она наметила себе неплохую работу. Может быть, после…

— Алло? — В трубке звучал сигнал междугородного звонка, и сердце ее замерло: а что, если это опять Гарри-сон? Гарри так и не знал, что было между ними, или, вернее, что могло быть и чем они пожертвовали ради него. — Алло?

— Тана? — Это была Джин.

— Ох. Привет, мам.

— Что-нибудь неладно? — Как-то странно она начала.

— Нет, просто я думала, это другой человек. Что-нибудь случилось? — Для ее звонка это был неурочный час. Может, у Артура опять сердечный приступ? Он три месяца пробыл в Палм-Бич, и все это время Джин была с ним. Энн с Джоном и Билли вернулись в Нью-Йорк, а Джин осталась ухаживать за ним и после выписки из больницы, пока он не придет в себя. Только два месяца, как они с Артуром в Нью-Йорке, и у Джин, должно быть, дел невпроворот, потому что она почти не звонила Тане.

— Я сомневалась, дома ли ты в это время. — Голос ее звучал напряженно, словно она не знала, что сказать.

— Обычно я в больнице, но сегодня у меня здесь дела.

— Как твой друг?

— Уже лучше. Он примерно через месяц выписывается. Я подыскиваю ему квартиру. — Она решила пока не говорить, что они собираются жить вместе. Для Таны это было совершенно естественно, но она знала, что мать будет другого мнения.

— А он сможет жить один? — с удивлением спросила Джин.

— Вероятно, если будет вынужден, но не думаю, что он будет один.

— Это разумно. — Она и вообразить не могла, что это значит, у нее было свое на уме. — Я хотела тебе кое-что сказать, родная.

— Что же?

Джин совсем не была уверена, как отреагирует Тана, но не ходить же все время вокруг да около.

— Артур и я собираемся пожениться. — Она затаила дыхание, а Тана просто остолбенела.

— Вы — что?

— Собираемся пожениться… Я… он чувствует, что мы стареем… и так слишком долго мы вели себя глупо, — она запнулась, повторяя его слова, которые он только накануне сказал ей. Все лицо ее горело, и она в страхе ждала, что скажет Тана. Она знала, что дочь давно не любит Артура, но, может быть, теперь…

— Ты вовсе не была глупой, мам, вот он — да. Ему надо было жениться на тебе по меньшей мере пятнадцать лет назад. — Она на мгновение нахмурилась, размышляя над словами Джин. — Ты действительно хочешь этого, мама? Он уже не молод, он болен… Самое тяжелое он приберег для тебя. — Это резко сказано, но правдиво, ведь до удара он и не помышлял о женитьбе. Все эти годы такое ему и в голову не приходило, с того самого времени, как его жена шестнадцать лет назад вернулась домой из больницы. И вдруг все изменилось, он понял, что и он смертен. — Ты уверена?

— Да, Тана, уверена, — голос матери зазвучал странно спокойно. Она ждала этого почти двадцать лет и ни за что на свете не откажется, даже ради собственного ребенка. У Таны теперь своя жизнь, а у нее нет никого, кроме Артура. Она благодарна ему за то, что он наконец решил жениться на ней. У них будет удобная, легкая жизнь, она сможет в кои-то веки отдохнуть. Все эти годы одиночества и беспокойства: зайдет ли он, мыть ли ей голову, так, на всякий случай… А он две недели не появлялся, только когда Тана заболела или она сама жестоко простудилась… Но теперь все это кончилось, начинается настоящая жизнь. Наконец-то. Она заслужила каждую минуту этой жизни и собирается насладиться каждым мгновением. — Я абсолютно уверена.

— Что ж, хорошо, — но Тана вовсе не прыгала от радости. — Полагаю, тебя следует поздравить. — Почему-то ей совсем не хотелось поздравлять Джин. Ей казалось, что это будет такая скучная буржуазная жизнь, она хотела бы, чтобы мать после стольких лет ожидания послала его ко всем чертям. Но это она так думает по молодости своей, а Джин, конечно, считает совсем иначе. — Когда вы женитесь?

— В июле. Ты ведь приедешь, родная, правда? — Опять она заговорила нервно, и Тана кивнула. Все равно она собиралась приехать домой на месяц. Она уже сказала об этом на работе, в юридической фирме, и они ее поняли, во всяком случае так сказали.

— Конечно, я постараюсь. — И вдруг ее осенило. — А Гарри можно приехать?

— В инвалидной коляске? — В голосе матери звучал ужас, и в глазах Таны мгновенно появился стальной блеск.

— Очевидно. У него же нет выбора.

— Ну, я не знаю… Я думаю, ему будет неловко… Понимаешь, все эти люди, и… Я должна спросить у Артура, что он скажет…

— Не беспокойся, — ноздри Таны затрепетали, ей хотелось кого-то задушить, в первую очередь Джин. — Все равно я не смогу приехать.

Из глаз Джин брызнули слезы. Она понимала, на что решилась, но почему с Таной всегда так трудно? Во всем она такая упрямая.

— Тана, не делай этого, пожалуйста… это просто… Почему ты должна тащить его с собой?

— Потому что он полгода лежит в больнице, никого, кроме меня, не видит, и, может быть, ему было бы приятно поехать. Тебе это не приходило в голову? Не говоря уже о том, что это была не автомобильная катастрофа, с ним это случилось, когда он защищал ту вонючую страну, в которой мы, однако, не имели никакого права находиться, и самое малое, что остальные могут для него сделать, — это выказать хоть чуточку благодарности и учтивости… — Она была вне себя от ярости, что совершенно перепугало Джин.

— Да-да, конечно… Я понимаю… ничто не мешает ему приехать… — И вдруг, без всякого перехода:

— Ты знаешь, у Джона и Энн будет второй ребенок.

— Какое это имеет отношение ко всему прочему, черт побери? — Тана была ошарашена. Бесполезно говорить с ней. Они теперь ни на что не смотрели одинаково, с чем Тана почти смирилась.

— Ну, ты могла бы подумать об этом на досуге. Ты ведь не становишься моложе, дорогуша, тебе почти двадцать три.

— Мама, я учусь на юриста. Ты хоть немного представляешь себе, что это значит? Знаешь, что я работаю не покладая рук? Вообрази только, как нелепо было бы мне сейчас думать о замужестве и детях.

— Видишь ли, так будет всегда, если ты собираешься все время проводить с ним. — Она опять цеплялась к Гарри, и Тану разозлили ее слова.