Егор поднялся с крыльца и подошел к Наташе:

— Я срочно должен быть там. Это моя работа, Наташа! Единственная, которую я могу хорошо делать. Прости, что все получилось не так, как мы с тобой хотели. Побудь пока здесь, с Любашей и детьми. А нам с Аркадием придется уехать.

Наташа с вызовом посмотрела на него:

— Я еду с тобой и никаких отказов не приму, даже не мечтай! Я — врач, хирург и тоже умею кое-что хорошо делать!

Серые глаза покрылись ледяной корочкой. Егор приподнял пальцами ее подбородок, удивленно и недоверчиво протянул:

— Вот это сюрприз! Что еще новенького мне предстоит узнать о тебе?

— Егор, сейчас не время выяснять отношения! — Наташа отстранила его руку. — Как далеко лагерь?

— Сорок километров. — Егор посмотрел на часы. — Ну что ж, тогда по коням, господа хорошие! — И, внимательно оглядев Наташу с ног до головы, покачал головой: — Хирург, и как я раньше не догадался, дурья башка!..

Сорок километров до лагеря было по трассе, но Аркадий предложил сократить наполовину путь и воспользоваться просекой, проложенной строителями ЛЭП еще в шестидесятые годы.

Два десятка километров по заросшей кустарником, размытой горными ручьями, заваленной щебенкой просеке вытрясли бы душу даже у самого отъявленного автогонщика, а что тогда говорить о женщине?

Наташа едва успевала зажмуриться от страха, когда «Нива» с ревом брала очередной крутой подъем. Она молила Бога, чтобы не погнулись колесные диски, не полетели тормоза, когда автомобиль с разбегу приземлялся на все четыре колеса и, присев на амортизаторах, словно горячий рысак перед барьером, брал очередное препятствие. При этом он скрежетал и рычал от гнева на варваров, так безбожно его истязающих.

В яростном реве двигателя Наташа ничего не слышала, но видела в зеркальце над водителем, как порой шевелятся губы Егора и он, не поворачивая головы, бросает в сторону Аркадия короткие фразы. Тонкая струйка пота, стекавшая с виска и исчезавшая за воротником рубашки, сказала ей, каких нечеловеческих усилий стоит Егору удерживать бьющуюся в судорогах «Ниву» и не дать ей уйти в свободный полет.

Наконец, просека закончилась и они выехали на широкую песчаную дорогу. Наташа не успела еще как следует опомниться и перевести дух, а впереди уже мелькнула высокая арка с яркой вывеской, сообщающей, что перед ними цель их рискованного путешествия — детский лагерь «Орешек».

Группа военных с автоматами преградила им путь. Егор открыл дверцу, выскочил из машины и, растолкав охрану, поспешил навстречу Степанку, Гуд Монину и еще каким-то очевидно облаченным властью мужчинам. Они тут же скрылись в деревянном коттедже с вывеской «Директор».

По территории лагеря деловито сновали мужчины в камуфляже и с портативными рациями. Наташа присмотрелась внимательнее и поняла, что большое двухэтажное здание в глубине лагеря и есть та столовая, где засели бандиты, захватившие детей и женщин.

Поблизости от столовой располагались несколько двухэтажных кирпичных корпусов, на крышах которых залегли молчаливые крепкие ребята в черных масках, с автоматами и снайперскими винтовками наготове.

Ни детей, ни взрослой обслуги лагеря Наташа нигде не увидела. Один из офицеров ей пояснил, что ребятишек, а их немало, почти шестьсот человек, пришлось переправить за озеро и разместить на территории турбазы и дома отдыха.

— А Пеликан вон он, на втором этаже притаился, видите, что делает, гад! — Лейтенант подал Наташе бинокль, и она с ужасом разглядела на подоконниках детей. По трое, по четверо, мальчишки и девчонки, испуганно прижавшись друг к другу, сидели, свесив ноги наружу.

— За детьми укрылся, гаденыш! — Офицер в сердцах виртуозно выругался. — Раненая девчонка истекает кровью, а он ее не выдает, прежде себе врача требует!

— И что же, никого в наличии нет? — спросила его Наташа, почувствовав вдруг холодок в сердце. Лейтенант с досадой махнул рукой.

— Да есть три телки в лагере. Одна — врач-инфекционист, в детских поносах только и разбирается, а две — двадцатилетние фельдшерицы. Им бы самим от медвежьей болезни вылечиться. Куда уж к Пеликановой братве в зубы соваться!

— Быстро покажите, где здесь медпункт! — приказала ему Наташа.

— Чего? — поперхнулся лейтенант от неожиданности.

— Того. — Наташа жестко посмотрела на него. — Я — врач-хирург, и нужно что-то предпринять, чтобы спасти девушку. Веди в медпункт!

— Я без приказа не могу, — промямлил лейтенант и вдруг радостно прокричал в сторону директорского коттеджа: — Товарищ полковник, тут женщина-врач обнаружилась! Говорят, что хирург, требуют отвести ее в медпункт и, кажется, собираются Пеликана проведать!

— Наталья, ты что, с ума сошла? — Егор, как тисками, сжал ее плечи. — Уймись, через час здесь будет военный врач!

Наташа вывернулась из его рук:

— За этот час девчонка изойдет кровью, да и примет ли Пеликан вашего мужика? Женщине больше доверия.

— Ты уверена, что он не открутит тебе голову за то, что ты его сдала?

— Ему об этом доложили?

— Не думаю!

— Тогда я найду способ убедить его, что меня просто-напросто выследили. К тому же сейчас он сам заинтересован в моей помощи и вряд ли решится сводить со мной счеты.

— Если он сдохнет, я в церкви свечку поставлю, — процедил сквозь зубы Егор. — Но ты никуда не пойдешь, клянусь! Мы и без тебя найдем способ его достать, и по возможности скорее!

— Не забывай о девочке. Жизнь из нее уходит с каждой секундой и минутой ваших совещаний. А я бы попробовала спасти ее немедленно! — в отчаянии крикнула Наташа и, ища поддержки у окруживших их военных, с мольбой в голосе добавила: — Чего вы молчите? — Она кинулась к высокому седому полковнику, которого посчитала старшим в группе, и схватила его за руку. — Поймите, одним заложником больше, одним — меньше, роли сейчас не играет. Но я врач и, поверьте, смогу практически и психологически поддержать детей и женщин. Тем более, Пеликан когда-то симпатизировал мне. Думаю, я смогу это использовать и помочь в освобождении заложников. — Наташа с нетерпением смотрела на офицера. — Прикажите проводить меня в медпункт, я найду все, что нужно, только скорее, ради Бога!

— Хорошо. — Полковник глянул на Егора. — Егор Александрович, ваше решающее слово.

Карташов подошел к Наташе, взял за плечи, она отважно посмотрела ему в глаза и сказала то, что раньше боялась произнести:

— Игорь, родной, я очень люблю тебя! Прости, что так все вышло, прошу тебя об одном! В машине осталась моя сумочка, и, если со мной что случится, загляни в нее и тогда узнаешь обо мне все, что я не успела тебе рассказать! — Она прижалась губами к его губам, и Егор вдруг обхватил ее руками, притянул к себе и, не обращая внимания на окружающих, стал, словно безумный, покрывать поцелуями ее лицо.

— Наташка, любимая, бесценная моя! — шептал он. — Я все сделаю, чтобы освободить детей! Я эту сволочь, как блин по сковороде раскатаю! Клянусь тебе, или я не Карташов и сорок с лишним лет на земле зря прожил!

Он разжал руки, и Наташа, не оглядываясь, чтобы не расплакаться, поспешила за двумя офицерами в медпункт. К счастью, там оказался необходимый набор медикаментов, шприцы и перевязочный материал. Но из хирургических инструментов был один только скальпель, а вот наложить швы было нечем. Она набросала список самого необходимого для оказания экстренной хирургической помощи и передала его одному из сопровождавших ее офицеров.

Минут через двадцать они вернулись к директорскому коттеджу, но Егора среди офицеров не было, исчез и Аркадий.

Уже знакомый Наташе полковник держал в руке мегафон и, увидев ее в белом халате с медицинским саквояжем в руках, поднес его к губам.

— Эй, Пеликан! Слушай внимательно! Врача тебе нашли, но с условием, что отпустишь раненную девушку.

Висевший на столбе репродуктор, обычно разносивший окрест удалые шлягеры и распоряжения местного начальства, сейчас захрипел, зашипел и наконец выплюнул слова Пеликана:

— Заруби себе на носу, начальник, если ты мне под видом доктора своего эсэсовца зашлешь, то не только девку, но еще и парочку пионеров верну, но учти, в охлажденном состоянии. Ты меня понял, полкан?

— Врач — женщина, и ты хорошо ее знаешь, — прервал половник Пеликанова. — Наталья Константиновна, жена твоего бывшего одноклассника…

Репродуктор помолчал, видно, Пеликан собирался с мыслями, потом прохрипел:

— Пойдет такой вариант. А как насчет остальной заявочки, господа хорошие? Если через два часа не будет автобуса и обещанного оружия, детское поголовье будет убывать по одному каждые десять минут. Я ведь человек гуманный, терплю до последнего и даже денег не прошу за моральный ущерб!

— Прекращай базар, гуманист! — остановил его полковник. — Ты девушку отпускаешь или нет?

— Делать нечего! Подарок ты мне хороший приготовил, поэтому и я тебя порадую!

Полковник через мегафон, а Пеликан из кабинки радиоузла, примыкавшего к столовой перебросились еще несколькими фразами, обговаривая порядок передачи раненой.

Перед зданием столовой располагалась асфальтированная площадка с флагштоком; место для проведения линеек, подумала Наташа, вспомнив свой опыт работы в детских лагерях. Колючий кустарник окаймлял аллеи, ведущие от корпусов к площадке. Теперь за этой живой изгородью скрывались спецназовцы.

Наташу заставили пригнуться, вместе с двумя бойцами она добежала до площадки и села на бетонный бордюр, еще хранивший дневное тепло. Там она должна была ждать сигнала, который позволит идти к Пеликану.

Ночь спустилась быстро, но фонари, которым, казалось, не под силу было справиться с густой темнотой, вдруг ярко вспыхнули. Ослепительный свет залил и столовую, и все пространство перед ней.

— Прожекторные установки подогнали, — пояснил Наташе один из сопровождающих.

Теперь она смогла разглядеть детей, сидевших на окнах, и даже смерить на глаз расстояние от окон до земли. Высота — третий этаж обычного многоквартирного дома. Внизу бетон, камни…