Фейрин Престон - Колдовство любви

То, что он так серьезно выражал свою мысль по этому поводу, показалось ей смешным.

— Наверное, это роковая тайна, которая передается из поколения в поколение в городской семье, — сказала она торжественно.

— Может быть…

Тут до него дошло, что она подшучивает над ним, и он замолчал. Затем улыбнулся.

— Ты знаешь, даже в лунном свете у тебя мерцают глаза.

Он нежно погладил ее лицо.

— Я люблю тебя.

У нее перехватило дыхание. Снова появилось чувство тревоги. Но теперь у нее не было времени, чтобы разбираться в нем, потому что в следующую секунду все заглушил огонь, обрушившийся на нее вместе с поцелуями.

От утреннего света Раиннон прищурилась. Что-то было не так. Солнечный свет никогда раньше не тревожил ее. Этим же утром он казался слишком сильным. Или, может быть, это она была слишком слабой?

Ровное дыхание Нов рядом с ней свидетельствовало о том, что он еще спит. Почему же не спит она? Прошедшая ночь была слишком бурной. Чудесной.

Пугающей.

Больше это откладывать нельзя. Она открыла глаза и решила, наконец, посмотреть на свет и на факты. Прошлой ночью Ноа показал ей другой мир, где существовала новая для нее боль, где углы были острыми, а чувства — обнаженными. Она была оглушена, не готова к тем сильным эмоциям, которые испытала во время ночи любви.

Вот уже много лет любовь и надежность этого города защищала ее от той печали, которую ей приходилось испытывать в юности. И она забыла, что существуют огорчения и опасности.

Она никогда не испытывала сильной страсти и поэтому решила, что кульминацией любви будет их ночь с Ноа. Она полагала, что в объятиях Ноа удовлетворит все желания, которые всколыхнулись в ней после их знакомства. Вместо этого она вдруг обнаружила, что ночь их любви оказалась лишь прологом к чему-то большему, и она испугалась. Из своего опыта она усвоила, что изменения несут боль. И теперь те же самые инстинкты, которые подтолкнули ее к ночи с Ноа, говорили ей, что «то надо оставить, и как можно скорее.

Она осторожно, чтобы не разбудить Ноа, встала с кровати и направилась в ванную.

Когда она вернулась, Ноа уже встал и оделся. Греймокин застыл каменным изваянием в центре комнаты, уставившись широко раскрытыми глазами на кресло, которое Ноа передвинул к камину накануне, — Он вернулся, — прошептал Ноа, — но с ним что-то происходит.

— Это из-за кресла. Оно не там стоит, поэтому Греймокин не понимает, в чем дело. Смотри.

Минутой позже Греймокин осторожно приблизился к креслу, рассматривая его со всех сторон, обошел его, и, удостоверившись, что это было то самое кресло, которое он так хорошо знал, расслабился и прыгнул на цветочный ящик за окном.

— Кошки боятся всего незнакомого. Они могут поменять хозяев, но вещи в их мире должны быть в полном и постоянном порядке.

Он подошел и обнял ее.

— Я скоро узнаю много нового о котах и совах, правда?

Он мягко и нежно поцеловал ее в губы, и несмотря на все ее тревоги и волнения, его поцелуй снова оказал на нее свое действие. Ее тело ожило, по нему стала расходиться теплая волна, а сладкая боль желания только усилила общее смятение.

— И Мерлин тоже прилетела, — пробормотал он и осторожно отошел.

Раиннон взглянула на шкаф, где восседала сова. Она и не заметила, как та прилетела. Она стала невнимательной.

Нов улыбнулся ей.

— Сегодня выдающийся день, не так ли?

— День?

— Канун всех святых. Ты что, забыла?

— Нет, конечно. — Но на самом деле она забыла. Ноа затмил все, что было у нее в памяти. Ей показалось это очень опасным симптомом.

— Я лучше пойду оденусь.

— Итак, что будет сегодня? Она открыла шкаф и достала черные джинсы и черный свитер.

— А что? Только не говори, что тебе это особенно интересно. Он пожал плечами.

— Я просто интересуюсь. Я никогда еще специально не отмечал Канун. Каков порядок празднования?

Она удалилась за ширму и тут же спросила себя, зачем она это сделала. Вчера он несколько часов подряд видел ее тело и знакомился с ним. Он покрыл каждый дюйм поцелуями и ласкал самые интимные места, вдыхая в них огонь. Так от кого же она собиралась прятаться за ширмой?

— Большинство людей останется дома до обеда, готовя угощения, которые они будут раздавать вечером.

— Угощения. Это приятно звучит. А что будем делать мы?

Мы. У него, судя по всему, не было сомнений.

— Я уже приготовила свои угощения. Это печенье в виде кошек. Малыши их очень любят. Им кажется, что печенье похоже на Греймокина.

— А что он думает об этом?

— Он полагает, что это ниже его достоинства. И полностью игнорирует меня все то время, пока я их раздаю.

Одевшись, она вышла из-за ширмы. Ноа взглянул на Греймокина, который, удобно свернувшись среди цветов, наслаждался прекрасным видом площади, открывавшимся ему оттуда.

— Хм. А ты объясняла ему, что печенье — это не вид каннибализма?

Вчера она была бы счастлива от такого вопроса. Сегодня он только вызвал у нее раздражение.

— Ты говоришь о нем, словно он человек.

Он обратил внимание на ее резкий ответ:

— Что-нибудь случилось?

Она сложила руки и крепко прижала их к груди. Да, кое-что случилось, но это было пока плохо понятно ей самой. Как же она сможет объяснить это ему?

— Видишь ли, я сама плохо понимаю, что произошло. Ты вдруг начинаешь интересоваться праздником Кануна и говоришь о Греймокине, как будто он человек…

— Я бы не стал этого утверждать, — пробормотал Нов, бросив еще раз взгляд на кота. На этот раз ему ответил взгляд голубых глаз Греймокина, и Ноа не выдержал первым. Он моргнул и отвел свои глаза в сторону.

— В чем же дело, Ноа. Почему ты из критически настроенного наблюдателя вдруг превратился в активного участника?

Он протянул руки и снова заключил ее в объятия.

— Я же сказал вчера вечером, что сдаюсь. Мне следовало сделать это раньше, потому что, как выяснилось, у меня не было ни малейшего шанса. Как я мог бороться против очарования, навеянного прекрасной соблазнительной ведьмой?

— Прекрасной соблазнительной ведьмой? Ноа, ты говоришь странные вещи.

— Наверное, когда мужчина влюблен, он всегда говорит странные вещи, — сказал он и мягко поцеловал ее в губы. — Не знаю, я еще никогда не любил. Зато сейчас у меня лучшее время жизни.

Он замолчал и направился к телефону.

— Позвоню-ка я своим тетушкам. А то они будут волноваться. А потом я позвоню к себе в офис. Ты была права. Я могу дать инструкции и отсюда.

Она задумчиво разглядывала его.

— Создается впечатление, что ты планируешь побыть здесь еще.

Он взял трубку и стал набирать номер.

— Я могу задержаться еще на несколько дней. А потом мне придется возвратиться. Моя практика юриста там, и я не могу просто-напросто бросить ее, даже если бы очень захотел этого. Но когда я поеду туда, ты поедешь со мной.

Она почти заскрежетала зубами от его непоколебимой уверенности.

— Скажи, Ноа, а ты мне купишь большой красный бант?

— Что? — Он был потрясен. Телефон заливался у него прямо под ухом, и ему показалось, что он не правильно услышал, что она сказала.

— Ты хочешь завернуть меня в красивую обертку, сделать аккуратненький пакетик и отослать для себя в Нью-Йорк.

— С чего ты взяла?

На другом конце провода кто-то ответил ему.

— Тетя Эзми? Это вы?

— Да, дорогой, — ответила она, икая. — Ты что, набрал не тот номер?

— Нет, я звонил вам.

— Тогда, значит, телефон сработал хорошо, — она снова икнула, — верно?

— Да, тетя Эзми, вы в порядке? У вас голос… странный. Что там за звук? Она икнула.

— Звук? — Послышалось хихиканье. — О, дорогой, мы просто решили немного послушать музыку. Диктор сказал, что это «топ хит». Великолепный ритм. Хороша для танцев.

Он нахмурился.

— Позовите лучше тетю Лавинию к телефону.

— Не получится. — Она засмеялась, потом опять икнула. — Она занята.

— Тетя Эзми, вы что, пили?

— Боже мой, нет, конечно. Заметь, мы не какие-то трезвенники, как твоя прабабка Аманда, но сейчас ведь только… — она икнула, — только десять часов утра.

Она захихикала.

— Тетя Эзми, что вы делаете?

— Мы готовим, дорогой. Мило, что ты позвонил, но мне надо идти. До свиданья.

— Нет, подождите… — Он услышал щелчок, и связь прервалась.

— Черт возьми. — Ноа повесил трубку и посмотрел на Раиннон, которая подошла к нему во время его разговора и теперь стояла рядом.

— Что-то случилось.

Все ее собственные тревоги были забыты.

— Я так и поняла. Как ты думаешь, что это?

— Не знаю, но нам лучше поехать и посмотреть. Что-то слишком много там всякого происходит в последнее время.

— Поехали.

— Подожди. Что ты там такое говорила насчет аккуратного пакета в красивой упаковке?

Она колебалась всего лишь секунду.

— Ничего особенно срочного. Потом.

— Я не верю своим глазам, — пробормотал он, глядя в изумлении перед собой.

— Можешь поверить, — ответила Раиннон, широко улыбаясь. — Твои тетушки набрались сахарной пыли.

Эзми стояла у кухонного стола и орудовала электрическим миксером, весело швыряя сахарный порошок в смесительную емкость. Сахар ударялся о лопасти миксера и веером вылетал назад, образуя сахарную пелену в воздухе. Все предметы на кухне уже покрылись сахарной пленкой. Лавиния, сжимавшая тюбик крема, затихла у стола и с восхищением разглядывала пульс у себя на запястье. Радио гремело на всю мощь какой-то рок. Он подошел к радио и выключил его. Лавиния продолжала изучать свой пульс. Эзми посмотрела вокруг мутными глазами.

— Пр-риветик. Могла бы поклясться, что только что разговаривала с тобой по телефону. Раиннон, ты просто чудо как хороша.

Жаль, что я не могу носить черное, как ты.

— Спасибо, Эзми, — сказала Раиннон, подходя к ней. — Что вы делаете?