«Я хочу Эмиля! Одного Эмиля!» — предательски кричало ее сердце.

— Я предлагаю тебе мою руку, Патриция. Ты заслужила любви! Позволь мне сделать тебя счастливой!

— Но, Генрих! Я ведь замужем! — запротестовала Патриция.

— Замужем за бессердечным, лживым человеком, — подхватил Генрих. — Ты можешь получить от него развод. Судя по тому, что ты рассказывала, мы можем уличить его в нарушении супружеской верности.

— Но скандал… Я не хочу тебя втягивать в нечто подобное… — возразила Патриция.

— Я уже втянут во все, что касается тебя. Я это выбрал сам.

Патриция нахмурилась и посмотрела на водную гладь залива.

Освободиться от Эмиля… Разве не об этом она мечтала? Здесь, рядом, был Генрих, который предлагал ей любовь, доброту, и состояние — одним словом, все, о чем женщина может только мечтать. Но она знала… что не будет с ним счастлива.

— Генрих, — обратилась она к нему. — Даже если я расторгну брак с помощью суда, я все равно останусь замужней женщиной в глазах моей церкви! Я — католичка, и ты об этом знаешь.

— Но ведь и церковный брак можно отменить! — воскликнул Генрих.

— Иногда можно, — призналась Патриция.

— О, боже! Он заставил тебя выйти за него замуж. Затем он бросил тебя. Он унижал и оскорблял тебя… Ведь это веские причины для расторжения брака в глазах твоей церкви, — сказал Генрих.

Патриция стояла молча и смотрела на воду, а затем вздохнула и ответила:

— Я подумаю об этом, Генрих. Я обещаю тебе. Дай мне немного подумать. Я не хочу спешить.

Немец улыбнулся.

— Конечно, mein liebchen[2], ты можешь все обдумать. Ты же знаешь, что я терпелив и умею ждать.

Радостная улыбка озарила лицо Патриции. Какой же он был добрый человек, но, пожалуй, слишком положительный для нее. Сможет ли он когда-нибудь понять ее мятежную, страстную душу?

На следующий день Генрих Миллер уехал в Новую Англию заключать контракты с владельцами фабрик готового платья. Все военные годы они работали на армию, поставляя обмундирование для солдат, и сейчас были совершенно выбиты из колеи известием об окончании военных действий. Миллер надеялся воспользоваться их растерянностью и заключить максимально выгодные для себя контракты.

У Патриции появилось время обдумать предложение Генриха и почувствовать — действительно ли она будет скучать без него.

Да, ей было не только одиноко, но и плохо без него. В магазине се не любили — она была женщиной, сделавшей карьеру среди мужчин, и они побаивались и избегали ее. У нее не было времени, чтобы подружиться с дамами, жившими с ней по соседству.

Вечером, после работы, она с нетерпением бежала домой к Джонни, которого так любила, но общение с маленьким ребенком не могло заменить ей мужского внимания.

Вернувшись из поездки, Генрих ожидающе поглядывал на нее, но Патриция делала вид, что не замечает этих взглядов. Она действительно была рада его возвращению, но обсуждение вопроса об их браке решила отложить. Он понял это и не настаивал, а терпеливо слушал ее отчеты о делах в магазине, о ее новых идеях и о проделках сына Джонни.

Возвращаясь домой, Патриция продолжала думать о том, что рано или поздно ей необходимо дать ответ Генриху. Она не могла долго оставлять его в неопределенности и, если она не примет его предложения, то должна освободить его. Генрих представлял собой достойную и выгодную партию, и, может быть, он встретит женщину, которая сделает его счастливым.

Она перешагнула порог своего дома, и сын радостно бросился ей навстречу.

— Джонни! — воскликнула Патриция и обняла его крошечное тельце.

Какой же он был маленький, и как ей было страшно за него! Возможно, сейчас ему было достаточно ее любви, но потом… Как сможет она научить его тому, чему должен научить его отец? Мальчику нужен отец, с которого можно брать пример, и она никогда не заменит ему отца.

— Угадай! Что я нашел сегодня? — спросил Джонни.

— Не знаю, а что? — она улыбнулась и погладила его вьющиеся черные волосы. Он так был похож на своего отца. Как мог Эмиль уехать и бросить его, такого очаровательного ребенка? Неужели его не интересует сын?

— Я нашел улитку! Вот что! — гордо сказал мальчик.

— О! Дай-ка мне посмотреть! — сказала Патриция.

Джонни затряс головой.

— Это — секрет! — ответил Джонни.

Сначала она расстроилась, что у него уже появились секреты, которые он таит от матери, а потом поняла, что у ребенка должны быть свои тайны. Патриции не хотелось быть похожей на тех матерей, которые всю жизнь навязывают детям свое мнение.

Вдруг она с ужасом представила себе картину своего будущего через двадцать лет — одинокая средних лет женщина с потухшим взглядом, постоянно поучающая своего единственного взрослого сына и не дающая ему совершенно никакой свободы.

— Нет, такому не бывать, — прошептала она. — Такого не будет!

Но если она будет и дальше одинока, такой финал неизбежен. Она должна выйти замуж за Генриха, дать ребенку отца и не ограничивать свою жизнь только материнской любовью. Генрих станет хорошим отцом для Джонни, и мальчик сможет полностью доверять ему.

Его родному отцу, очевидно, не интересно, как растет его сын, заботу о котором он ограничил лишь материальной помощью.

— Джонни, — обратилась к сыну Патриция, — тебе нравится дядя Генрих?

— Дядя Генрих? — переспросил мальчик и утвердительно кивнул головой, — и его лошади тоже!

Патриция улыбнулась — конечно, лошади были для Джонни важнее всего. И вдруг его лицо, только что очень оживленное, чем-то омрачилось.

— Что случилось? — озабоченно спросила она.

— Я вспомнил дядю. Он был в доме у дедушки.

Сердце у Патриции защемило.

— Какой дядя у дедушки в доме? Кто он?

— Плохой. Он кричал на тетю Фрэн.

— Кто он? — спросила Патриция и заглянула мальчику в лицо.

— Не знаю, — ответил мальчик. Его маленькое личико насупилось, а губки задрожали. — Он сильно кричал, мама.

— Он испугал тебя? — спросила сочувственно Патриция.

Джонни кивнул головой и сказал:

— Он — страшный! Он — злой!

— Ну, тебе нечего было бояться. Дедушка и тетя Фрэн не дадут тебя обидеть.

— Я знаю, — вздохнул мальчик, — но тетя Фрэн плакала.

— Не беспокойся ни о чем, — заверила его Патриция и поцеловала. — Я поговорю с твоим дедушкой, и дедушка сделает все, чтобы этот дядя больше не путал тебя. Хорошо?

Мальчик послушно кивнул, а Патриция добавила:

— Следующий раз ничего не скрывай. Говори мне все сразу, а я что-нибудь придумаю.

Мальчик весело улыбнулся, и мать крепко обняла его.

— А теперь беги и вымой руки. Будем ужинать.

Патриция посмотрела вслед сыну и поняла, что сердитый дядя в доме Шэфферов был, конечно, Эмиль. Кто еще, кроме него, мог довести Фрэнсис до слез? Кто еще, кроме него, мог позволить кричать на нее? Видимо, Фрэнсис приготовила обоим сюрприз — встречу друг с другом — но попала Эмилю под горячую руку.

Конечно же, Эмиль возвратился после окончания войны домой, но даже не попытался навестить ее. Было ясно, что он и впредь собирается соблюдать свое обещание никогда не встречаться и не расспрашивать о ней. Но неужели он распространил это на собственного сына? «Как же я была глупа, все еще продолжая хранить ему верность! Мы с Джонни ему не нужны». Оставаясь верной этому браку, она лишит мальчика отца, а себя — полного женского счастья. Это несправедливо.

Ей придется выбросить Эмиля из своего сердца так же, как это сделал он!

За ужином Патриция была рассеянна и плохо понимала то, о чем болтал Джонни. Уложив мальчика в кроватку, она торопливо рассказала ему сказку и спела привычную колыбельную. Когда же Джонни заснул, Патриция быстро поднялась к себе. Постояв немного перед зеркалом, она поправила прическу, затем накинула плащ и вышла из дома.

Если она не предпримет решительного шага сейчас, узнав, что Эмиль не только не явился к ней, но и накричал на их собственного сына, то потом у нее не хватит воли.

На улице она окликнула извозчика и назвала ему адрес Генриха Миллера. Было очень страшно и, конечно, неприлично так поздно ехать к нему.

На следующее утро об этом узнают все и будут шокированы. Патриция слабо улыбнулась — ей не привыкать.

Дворецкий сразу проводил ее в кабинет Генриха. Как и положено вышколенному слуге, он ничем не высказал своего удивления по поводу ее столь позднего визита.

Когда Генриху доложили о приезде Патриции, он на минуту замер — поняв, что сейчас решится его судьба. Тревога, удивление и восторг охватили его. Он стремительно направился в кабинет, где ждала его любимая женщина.

— Патриция?! Что… что случилось?

— Ничего, Генрих. Честное слово, ничего не случилось, не волнуйся, — сказала она и почувствовала, как ее решимость вдруг резко упала, но продолжала:

— Генрих, сегодня вечером я решила для себя все. Джонни видел в доме Шэфферов Эмиля. Тот накричал на мальчика, когда Фрэнсис привела его к нему. Я была так глупа. Я пришла сказать, Генрих, что я принимаю твое предложение. Я разведусь с Эмилем и выйду за тебя замуж.

Генрих, не веря своим ушам, стоял как завороженный. Его лицо озарилось радостной улыбкой.

— Патриция, любовь моя, — произнес он и сжал ее в своих объятиях.

Глава 14

Эмиль проснулся испуганный, весь в холодном поту. Он снова видел во сне Патрицию.

Она, одетая в белую ночную сорочку, стояла перед ним. Ее прекрасные локоны разметались по плечам. Патриция выглядела так же, как и в их первую ночь. Она улыбалась ему, а он шел ей навстречу. Но вдруг солдат в голубой форме, появившийся между ними, схватил Патрицию, которая стала кричать и вырываться из его рук. Офицер разорвал ее одежду и грубо бросил на землю. А Эмиль в это время стоял как вкопанный: его ноги налились свинцом, и, не в силах двинуться с места, он, цепенея от ужаса, смотрел, как насилуют Патрицию. Он видел ее большие голубые глаза, умолявшие о помощи, слышал ее душераздирающий крик, но оставался неподвижен. Его переполнял дикий гнев, но при виде обнаженного тела Патриции он, как всегда, почувствовал желание. Сделав свое дело, солдат встал, и Эмиль впервые увидел его лицо: солдатом в голубой форме был он сам. Эмиль, осознав это, ужаснулся.