Слова Патриции словно ужалили няню. Не успела Патриция еще договорить, как няня исчезла. Патриция доиграла с Джонни, но настроение ее было испорчено. В конце концов она выбежала из комнаты, на ходу кивнув няне, сжавшейся от страха, и, быстро спустившись вниз, вышла из дома. Она шла, не видя ничего вокруг. Неожиданно для себя Патриция обнаружила, что ноги привели ее по знакомой тропинке в небольшой парк, где она часто гуляла беременной. Там она села на скамейку и стала размышлять о том, как ей жить дальше.

Эмиль не любил ее, он даже не поинтересовался, родился ли его ребенок; она была одна среди врагов — а врагами она считала всех северян.

Фрэнсис попыталась занять ее место и отнять у нее ребенка. Слезы непроизвольно закапали у Патриции из глаз, и она, не в состоянии более сдерживать их, громко разрыдалась.

— Не плачьте! — вдруг раздался позади нее мягкий мужской голос. Патриция обернулась и увидела перед собой приятного голубоглазого мужчину.

— Извините, — глотая слезы, сказала Патриция. — Это ужасно вести себя так на людях. Мне очень стыдно.

— Не стоит стыдиться, — запротестовал незнакомец. — Если такая красивая женщина, как вы, плачет, значит, на то есть серьезные причины. Простите, что с вами случилось, почему вы так горько плачете? — спросил он.

Его участливый голос пробудил в ней любопытство, и она пристально взглянула на него. Это был блондин среднего роста, чуть полноватый, но, несмотря на это, прекрасно выглядевший.

Он явно был иностранцем и был одет в превосходно сшитую дорогую одежду.

Почему он интересуется ею? Может быть, он принял ее за женщину легкого поведения, которая ловит здесь клиентов?

Но еще один взгляд, брошенный на мужчину, рассеял ее подозрения. У него было такое доброе лицо, полное искреннего участия, что она растрогалась. Патриция, оказавшись в Бостоне и прожив здесь уже много времени, привыкла только к враждебности и недоброжелательности по отношению к себе.

— Ради бога, простите меня, — сказал он озабоченным голосом. — Надеюсь, что я не испугал вас. Раньше здесь я вас никогда не видел, но мне, кажется, что где-то все-таки встречал. Когда я увидел вас плачущей, мне захотелось узнать, в чем дело, и, если возможно, помочь вам.

Совершенно неожиданно для себя Патриция излила свою душу этому совершенно незнакомому человеку. Она рассказала ему о Фрэнсис и ее отце, о той враждебной атмосфере, в которой она живет. Она рассказала ему о своей тоске по родине, по родному городу, о том, что муж не интересуется ею, и о том, как Фрэнсис забрала у нее ребенка. Она едва остановилась, чтобы не рассказать о своей истории с Эмилем.

— Извините, — сказала она раскаивающимся голосом. — Вы совсем не знаете меня, а я обрушила на вас все свои горести и печали.

Мужчина весело засмеялся.

— Ах, да. Но у меня такое чувство, будто я давно и очень хорошо знаю вас. Меня зовут Генрих Миллер. Ну вот, теперь мы с вами знакомы.

Патриция улыбнулась.

— Я — Патриция Шэффер, и очень рада была с вами познакомиться. Благодарю вас за сердечное участие ко мне.

Они еще какое-то время говорили о городе, о чужой им стране, о наступившей холодной весне и вскоре расстались как старые друзья.

После этого мистер Миллер очень часто появлялся в парке и именно тогда, когда там прогуливалась Патриция. Они гуляли по пустынным аллеям парка и дружелюбно беседовали. Он рассказал ей, что вырос в Германии и эмигрировал в Соединенные Штаты еще юношей. В эти годы он много и прилежно работал, оказался весьма удачлив в делах и теперь является владельцем одного из самых больших магазинов в Бостоне.

— Магазин Миллера! Да, конечно же! Я же знала, что эта фамилия известная в городе! — воскликнула Патриция. — Это очень хороший магазин. Я там покупала материал на теплую одежду, когда впервые приехала в Бостон.

— О, теперь, когда вы придете в магазин, обязательно поднимитесь наверх в мой кабинет. Я лично проведу вас по магазину, — сказал Генрих Миллер.

В следующий раз, когда они встретились, Патриция рассказала ему о Новом Орлеане, ярко описав этот необычный город и его жителей, рассказала о своей семье и своем воспитании.

— Луизиана — мой родной штат — так огромна, что там могли разместиться несколько Германий, — сообщила она ему.

А еще Патриция поведала владельцу магазина о «Белль Терр», плантации семьи Колдуэллов, и о том, как она несколько лет занималась делами по ее управлению. Он очень обрадовался, когда узнал о том, что она имела опыт работы по управлению делами, и однажды предложил Патриции устроиться к нему на работу.

— А что я буду там делать? — спросила Патриция. — Я ведь ничего не смыслю в этой работе. — Про себя же она подумала, что для многих будет потрясением, когда узнают, что леди начнет заниматься торговлей.

— Что вы будете делать? — продолжил разговор Генрих Миллер. — Вы же сами рассказывали мне, что занимались делами по управлению плантации. И вообще вы будете ценной находкой для моего отдела женского готового платья. Все дамы решат, что, купив у вас наряды, они станут так же красивы, как вы.

Патриция рассмеялась и сказала:

— Вы очень добры ко мне, Генрих, но сейчас я не могу принять вашего предложения. У меня маленький ребенок, который нуждается в моем уходе.

— Ну, что ж, если вам станет невыносимо в вашем доме, вспомните мое предложение. Женщина, имеющая работу, может стать независимой ни от кого, — сказал Генрих Миллер.

Предложение Генриха вскружило голову Патриции. У нее будет работа, она сможет снять квартиру для себя и Джонни, и ей больше не придется терпеть Фрэнсис. Она сможет сама воспитывать Джонни и не будет зависеть ни от чьих капризов. Ей показалось, что Господь Бог услышал ее. Ничто так сейчас не было для нее важно, как приобретение независимости, свободы и возможности доказать Эмилю, что и сама она что-то значит. Если он не любит ее, то она навсегда уйдет из этого дома. Ей не нужна такая милость. А если он действительно любит ее, то найдет ее и вернется к ней. И неприязненные отношения родных Эмиля к ней его не остановят.

Проходили дни и складывались в недели. Обстановка в доме Шэфферов становилась для Патриции все хуже и хуже. Фрэнсис и Патриция очень часто ссорились из-за маленького Джонни. Золовка стала оскорблять ее все чаще.

Писем от Эмиля не было, и Патриция все больше и больше убеждалась в том, что чувства мужа к ней совсем исчезли. Сердцем Патриция старалась оправдать его, но ее разум холодно подсказывал, что пора принимать окончательное решение. Она провела много бессонных ночей, думая о своем муже и оплакивая свою долю. Единственное, что удерживало Патрицию в доме Шэфферов, так это то, что у нее не было средств нанять няню для Джонни. Но вскоре и эта проблема была решена, так как в августе в дом Шэфферов приехала служанка Патриции — Мэй.

Увидев Мэй на пороге дома, Патриция, словно на крыльях, слетела вниз и бросилась в объятия бесконечно дорогой ей женщины.

Патриции в Бостоне очень не хватало Мэй, и она тяжело переживала, что Мэй так долго не могла приехать. Она рассчитывала, что Мэй отправится на корабле следом за нею и Эмилем. Но Мэй объяснила, что ей невозможно было уехать из Нового Орлеана, так как она все еще оставалась рабой семьи Колдуэллов.

Мэй пришлось ждать прокламации об освобождении рабов, и только официально получив свободу, она смогла отправиться в столь далекое путешествие.

Мэй никак не могла привыкнуть, что она свободная женщина, а поэтому чувствовала себя не в своей тарелке, а тем более, попав в незнакомый город и неприветливый, чужой дом.

Появление чернокожей служанки совсем не понравилось Фрэнсис. Она совершенно не представляла себе, как вести себя с черной рабыней, и поэтому избегала встреч с нею. В свою очередь, Мэй тоже невзлюбила Фрэнсис и очень скоро поняла, что между ее хозяйкой и этой дамой существует скрытая вражда.

Появление Мэй разрешало многие сомнения Патриции, и ее останавливал теперь только страх перед неизвестным. Она по-прежнему пребывала в доме Шэфферов, пока, однажды, Фрэнсис не задала ей вопрос о Генрихе Миллере.

В тот вечер Патриция и Прентисс по установленному обычаю играли в шахматы, сидя в гостиной. Здесь же сидела и занималась рукоделием Фрэнсис. Вдруг она неожиданно спросила:

— А кто этот мужчина, к которому ты ходишь на свидания, Патриция?

Патриция и мистер Шэффер обернулись к ней, раскрыв рты от изумления. Патриция подумала сначала, что Фрэнсис, как всегда, хотела унизить ее и спросила:

— О чем ты говоришь? Я никуда не…

Фрэнсис перебила ее:

— Не стоит отрицать, Патриция. Я своими собственными глазами видела тебя с ним в парке в прошлое воскресенье.

— Ах, да. Это мистер Миллер. Он мой хороший друг. Но я не была на свидании с ним, — подчеркнула Патриция.

— Да, но ты же никому и никогда не рассказывала о нем, — не переставала Фрэнсис.

— А кому было рассказывать? Тебе? — гневно спросила Патриция. — Ты же никогда со мной не разговариваешь и не пытаешься делать этого. Я даже и мечтать не могу о том, чтобы с тобою хоть о чем-то поговорить, не говоря уже о том, чтобы рассказать тебе о своей жизни!

— Думаю, что тебе нужно было проинформировать семью своего мужа, — пробормотала Фрэнсис.

— Послушай, Патриция! Кто этот мужчина? Это правда? — прервал их перепалку своим замечанием мистер Шэффер. Голос его был озабоченным.

— Да, это правда. У меня есть друг по имени Генрих Миллер, с которым мы часто встречаемся, когда я выхожу на прогулку. Так получается, что он прогуливается в парке в то же самое время, что и я, — ответила Патриция.

— Какая случайность! — саркастически заметила Фрэнсис.

Патриция покраснела. Она знала, Что ее постоянные встречи с Миллером уже нельзя считать случайными и что этого не должна допускать молодая замужняя женщина. Но она ждала этих встреч и не хотела, чтобы они прекращались. Каждая из этих встреч происходила, потому что они оба — Патриция и Генрих — хотели увидеться и поговорить друг с другом. В этом ничего не было плохого. Они были просто друзьями.