— В таком случае, я вам весьма благодарен, мадам.

На лице у нее блуждало загадочное выражение.

— Вы помните Минетт?

Услыхав ее имя, он сразу вспомнил, что ее смех был ему знаком. Он часто заморгал от удивления, не веря собственным глазам.

— Это вы? Моя няня?

Она, таинственно улыбаясь, кивнула.

— Значит, вы дочь Мими? — Все это было просто невероятно!

Она снова кивнула, глаза у нее заблестели от выступивших слез.

— Ну, как она поживает?

— Очень хорошо, но она никак не может понять, почему от вас нет никаких вестей? Она попросила меня даже найти вас в Париже.

— Ну, а Жан-Батист? Оюма?

— И с тем, и с другим все в порядке!

Она была просто потрясающей! Само собой, она знала, как нужно пользоваться женскими чарами. К тому же, она говорила на хорошем французском языке. Вдруг его удивление сменилось нетерпением.

— Вы знали моего отца, — сказал он. — Расскажите мне о нем. Я ничего не помню.

— Вы очень на него похожи.

Ему показалось, что никогда прежде он не видел подобной милой улыбки, и спрашивал себя, уж не ошибся ли он, принимая ее за дорогую куртизанку. Да нет, для дочери рабыни ее матери, это был единственный путь.

— А вы, месье Жан-Филипп, учитесь в коллеже Святого Луи?

— Во Французском коллеже.

— Ба! Это почтенное старинное учебное заведение, не правда ли?

— Оно было основано в 1530 году Франциском Первым как гуманитарный коллеж.

— Вам нравится в нем учиться?

— Мне больше нравятся мои увлечения вне учебной программы, — засмеялся он. — Мы пользуемся полной свободой.

— Вы говорите, как подлинный аристократ, — сказала она, несколько удивившись. — Она знала, что во Французском коллеже не взимали плату за обучение, и любой человек мог посещать занятия без зачисления в списки студентов.

— Мне казалось, что ваша маман могла бы зачислить будущего хозяина "Колдовства" в какую-нибудь католическую школу, которая отличается строгой дисциплиной.

— Она так и сделала, — признался Жан-Филипп. — Она до сих пор не знает, что я перешел в другое учебное заведение.

— Значит, вы в душе анархист. — От ее милой улыбки он сразу почувствовал себя в своей тарелке. — Ну, а ваша маман вышла еще раз замуж?

— Нет. Она проводит все свои дни, надзирая за плантациями, — рубкой, измельчением тростника, приготовлением сахарной патоки, продажей сахара. В этом вся ее жизнь. Она зарабатывает кучу денег.

— И в один прекрасный день эти деньги станут вашими, и такая жизнь станет вашей жизнью, как вы считаете?

— Надеюсь. Она рассчитывает, что я так же, как и она, полюблю процесс выращивания сахарного тростника, но мне это кажется ужасно скучным занятием. Между прочим, вы, Минетт, говорите на очень хорошем французском.

— Почему бы и нет? Я живу в Париже вот уже шестнадцать лет.

— И вы не послали ни одной весточки своей семье за все это время?

— Кем я была? Беглой рабыней, а сейчас я французская подданная.

Он озирался в ее апартаментах, и по выражению его глаз было ясно, что он все понял. Он пристально разглядывал резные, обитые парчой стулья, красивые ковры на стенах и коврики на полу.

— У меня есть опекун, — объяснила она с печальной улыбкой. — Думаю, что матери лучше не знать, как я здесь живу.

Допив кофе, он откинулся на спинку стула. Ему было так приятно.

— Вам, Минетт, известно гораздо больше о моих первых годах, проведенных в Париже. Я ведь ничего не помню, расскажите мне о них.

— Ну что об этом рассказывать? — сказал она. — Вы родились…

— Где?

— На улице Невер.

— Вы были моей нянькой с самого рождения?

— Да, до того момента, когда вам исполнилось два с половиной годика.

— Вы были и моей кормилицей?

— Да.

— И что же произошло?

Она колебалась, не зная, что сказать.

— Ваш отец был убит, — вам, конечно, об этом рассказывали?

Он кивнул.

— Ваша мать вернулась в Луизиану и забрала вас с собой, а я… осталась здесь.

Он внимательно изучал ее. У него было сильное подозрение, что она могла ему рассказать больше, сообщить что-то весьма важное для него.

— Кто же ваш опекун, Минетт?

Она отрицательно покачала головой. Глаза у нее смеялись, но губы были плотно сжаты.

— Что мне сказать, когда Мими спросит, почему вы не вернулись домой с моей матерью и со мной?

Минетт снова заколебалась.

— Скажите ей, — сказала она мягко, — что я… влюбилась.

Жану-Филиппу стало не по себе. Между ними теперь чувствовалась какая-то натянутость. Он понял, что ему пора идти. Встав со стула, он спросил:

— Вы мне позволите вас еще раз навестить?

В ее глазах появилось странное, печальное выражение.

— Вряд ли это будет здраво с вашей стороны, месье.

Значит, она хранила верность своему опекуну. Ему вновь захотелось узнать, кто же этот человек, и он решил навести соответствующие справки. Жан-Филипп чувствовал, как к ней его влекла какая-то мощная, таинственная сила. Выйдя на узкую улицу, он, озираясь, постарался определить, где находится, и запомнил номер на воротах ее дома.

Он делил две комнаты и общего слугу с Жаком Готилем, высоким, узкоплечим молодым денди, который приучил его к карточной игре. Их квартирка находилась рядом с коллежем. Он застал там Жака, который хотел выяснить, пойдет ли он на утреннюю лекцию.

— Надеюсь, ты переспал с очаровательной крошкой?

— Тебя это не касается, Жак. Зачем ты ждал меня?

— Ну, как тебе понравилось? — Жан-Филипп притворно вытаращил глаза. — Где мне можно ее повидать?

— Находи сам себе крошек, Жак.

— Эгоистичный пес!

— А ты чем занимался сегодня ночью?

— Я обнаружил одно маленькое казино, где к учащимся относятся довольно сносно. Кроме того, оно весьма прибыльно. Могу отвести тебя туда в обмен на адресок и имя твоей подружки.

— Ничего не выйдет.

Не доверяя Жаку, Жан-Филипп попытался сам навести нужные справки, но обнаружил, что никто не знал Минетт. Он наконец был вынужден признать, что ее, вероятно, знати под другим именем, но даже располагая номером ее дома, ему так и не удалось выяснить ни ее имени, ни имени человека, который ее содержал. Через несколько дней эта случайная встреча начала постепенно выветриваться из его памяти. В конце концов, кем ему приходится эта нянька? Она сама захотела, чтобы Мими ничего не узнала о той жизни, которую она здесь ведет.

Жак все же отвел его в новое казино, где они познакомились с девушками, которые с радостью помогли им избавиться от выигрыша. Жану-Филиппу так понравилось это заведение, что его последние месяцы в Париже прошли как сладкий сон.

Приобретя билет на корабль перед возвращением в Луизиану, он вновь вспомнил о Минетт. Подчиняясь собственному капризу, он снова пришел к ней, чтобы осведомиться, не желает ли она передать письма членам своей семьи, но слуга сообщил ему, что мадам в данный момент находится на юге Франции.

16

"Колдовство", 1822 год


В столовой горели все свечи, — их свет отражался от изысканного фарфора и хрусталя, которые кузина Анжела привезла на пароходе из Франции, он, пронизывая рубиновые бокалы для вина, отбрасывал легкие тени на камчатную скатерть.

Из Бостона домой вернулся Джеффри Арчер, — и Анжела пригласила их с отцом к себе в "Колдовство" на обед. Мелодия сидела напротив Джеффри и все больше сердилась на себя за то, что чувствовала себя в его компании ужасно робко.

Чарлз Арчер, оптовая торговля которого в Новом Орлеане процветала, рассказывал хозяйке о резком повышении цен на сахар, возникшем в результате ажиотажа среди плантаторов, желающих заняться возделыванием этой культуры.

— Это очень выгодное дело, — согласилась с ним Анжела, — но я не в состоянии постоянно увеличивать площади посевов, не приобретая при этом дополнительного контингента рабов. Сейчас не так просто найти плантатора, готового продать хорошего и добросовестного работника.

— Но ведь на болотах до сих пор проходят аукционы, на которых можно приобрести рабов у контрабандистов, как, например, поступают Лафитты, — сказал месье Арчер.

Глаза у Анжелы вспыхнули:

— Вы имеете в виду незаконные аукционы.

— Если хотите, я мог бы купить их вместо вас…

— Благодарю вас, не нужно.

Он бросил на нее испытующий взгляд.

— Вы, Анжела, деловая женщина, вы также упрямы и целеустремленны в своих делах, как и мужчина. И ваши эти сантименты вызывают у меня удивление.

Она посмотрела на него, размышляя над его словами. Чарлз был смекалистым, проницательным бизнесменом и не обладал теми вызывающими американскими манерами, оскорбляющими креольскую общину бизнеса. Он ей ужасно нравился, но, в конечном счете, этого влечения оказалось недостаточно, чтобы вытолкнуть из памяти тот экстаз и ту боль, которые ей пришлось пережить в браке. Тем не менее их азартная, но короткая любовь переросла в прочную дружбу.

— Я сама выросла среди рабов, но никогда ни одного не купила.

Заметив его вопросительный взгляд, она добавила:

— Они сами размножаются. Дети, вырастая, постепенно обучаются трудовым навыкам. Рабочая сила в "Колдовстве" только за одно поколение больше чем удвоилась. В настоящий момент, Чарлз, я возделываю всю пригодную для этой цели землю между болотом и ручьем. Если я приобрету новую мельницу для измельчения сахарного тростника, то смогу обрабатывать его для моих соседей и таким образом еще больше увеличить доход.

Мелодия лишь в полуха прислушивалась к их беседе, то и дело бросая взгляды на Джеффри, удивляясь, каким он стал красивым. Он был похож на зрелого мужчину в своем выходном костюме, а не на того рыжеволосого парнишку, которого все поддразнивали, этого равноправного члена их триады. Но она и не рассчитывала увидеть его таким, как прежде. По крайней мере, волосы у него были такими же рыжими, хотя они чуточку потемнели.