— Сим, может, хватит, а? Не последний же день.

Но Симка не слушала меня. Я полюбовалась, как она, не разгибаясь, споро передвигается на карачках от находки к находке, и достала из кармана большой пакет. Подняв в очередной раз голову, я заприметила впереди что-то странное, не похожее ни на один гриб. Это была кепка, очень грязная и совершенно мокрая. Я позвала Симку, показала ей на странную находку, валяющуюся в траве, поднимать я ее, конечно, не стала. Симка дернула плечом и пренебрежительно хмыкнула. Эка невидаль!

— Нашла что показывать, грибник какой-нибудь потерял, а ты радуешься.

— Ежели бы грибник, то она чистая была бы, а то глянь какая, аж корой от грязи обросла.

— Ну не грибник, так алкаш, ты что ко мне пристала?

Я все-таки продолжала сомневаться:

— Откуда здесь, посреди леса алкаш возьмется, что ему тут делать?

Она промолчала, ей было плевать на мои рассуждения. Я подняла прутиком мою находку вверх.

— Да она вся в крови, глянь, Сим!

Тут уж и подружка не утерпела, подошла. Оглядела, сморщив нос, кепку:

— И что тебе все неймется, Тонь? Теперь в деревню эту пакость потащишь?

— Нет уж, пускай валяется.

— Нечего было мне голову зря морочить! — рассердилась Симка.

На обратной дороге усталая, но очень довольная она похвалила меня за то, что я привела ее в эти места. Я только плечами пожала. А Симка вдруг ойкнула и ткнула рукой в сторону большого куста.

— Глянь, Тонь, что там такое?

Я глянула, но близко подходить не стала, что-то там определенно было, непонятно, что именно, но у меня засосало под ложечкой. Симка затопталась на месте. Чувствовалось, что ей до смерти хочется посмотреть и в то же время страшно. Я решительно двинулась в другую сторону, надеясь, что она, как обычно, поплетется за мной, но просчиталась. Ее любопытство оказалось сильнее страха. Обернувшись, я увидела, что Симка мелкими шажочками, как-то боком, словно ворона к падали, подходит к раскидистому кусту. Я нисколько не удивилась, когда она заорала дурным голосом, разглядев, что же скрывал куст. Странным было то, что орать-то она орала, но с места не трогалась, разглядывая окровавленный труп с каким-то непонятным мне жадным вниманием. Меня замутило при одном только взгляде на него, а она стоит как вкопанная и смотрит, смотрит. Еле утащила я ее оттуда.

— Жуть-то какая, Тонь! Это что же делается? В лес стало нельзя ходить, на что-нибудь да наткнешься! — весьма энергично взялась причитать Симка.

— Слушай, Сим, а ты не разглядела, кто это? Ты же так долго на него таращилась, — поразмыслив, спросила я.

— Да как же разглядишь, коли башки у него нет?!

Я даже остановилась:

— Что, совсем нет? А мне показалось, вроде есть.

— Разбита вся, не разглядишь, прямо всмятку все!

Я поежилась после ее слов и ускорила шаг. Симка права, что-то неладное творится у нас в округе, а ведь раньше тише наших мест в районе не было.

Наше с Симкой сообщение о находке в лесу окровавленного трупа вызвало в деревне целый переполох. Впрочем, я-то сразу устремилась в администрацию, а ей велела помалкивать. Но разве ее удержишь! Она успела прямо на ходу двоим-троим встречным несколько слов кинуть, сгущая и без того мрачные краски. Петр Семенович, выслушав меня, сразу принялся звонить в милицию. Потом повернулся ко мне:

— Одна морока мне с тобой, Кострикова. То пожар у тебя и труп, теперь опять труп, на этот раз неизвестно чей. — И он поджал губы, отчего нос его стал казаться еще острее, прямо не нос, а птичий клюв.

— Я-то тут при чем? — с трудом отведя взгляд от его носа-клюва, вяло возмутилась я.

Устала я сегодня просто ужасно, сколько по лесу ходили, потом находка эта страшная, а глава велел мне милиции дожидаться, да еще ко мне придирается, чурбан бесчувственный! Симка рядом возмущенно заерзала.

— Это же я его нашла, я! А вы ноль внимания на меня! — выпалила она и добавила ни к селу ни к городу: — А я такая же трудящаяся… почти.

Менты и вправду приехали в рекордно короткие сроки, наверное, потому, что сам глава их вызвал. Пришлось опять все подробно рассказывать, где, как и что, после чего они велели проводить их к этому месту. Симка ничего не имела против, она вся так и таяла от усиленного внимания стольких мужиков сразу, но у меня от одной только мысли, что придется опять возле того куста оказаться, начался приступ нешуточного отчаяния. Неожиданно заявилась моя бабулька, и на сегодня я была избавлена от дальнейших приключений. Оказывается, нашлась какая-то добрая душа, не поленилась, добежала до моей бабки и объявила ей, что меня арестовали за убийство и собираются увозить в тюрьму. Хорошо, что от такого известия бабка не скончалась на месте, быстро взяла себя в руки, полетела жаловаться, а обнаружив ментов и меня, подняла такой крик, что меня отпустили. Наверное, решили, что и одной Симки хватит.


— Вот только посмей не прийти, Тонь, насмерть обижусь! Ты подруга или нет?

— Подруга, но не могу я пойти, как ты не понимаешь? Какие мне праздники праздновать, когда я только мамку похоронила?

— Ничё себе только, когда давно уже! — завопила Симка, однако, заметив в окошке бабкину голову, понизила тон. — Как хочешь, но чтоб была! Знать никаких твоих настроений не хочу!

Я вздохнула, уперлась она помолвку праздновать, насмотрелась в сериалах!

— Бабуль, меня Симка на помолвку зовет, не придешь, говорит, обижусь, — выпалила я новости, зайдя в дом.

— Куда она тебя зовет? — изумилась бабка.

— На помолвку, ну, сватовство, обручение по-нашему, или как там, сговор, что ли?

Бабулька помолчала, подумала, потом вымолвила:

— Иди, если зовет.

— Бабуль, я же в трауре, какой мне праздник?

— В этом трауре, детка, ты всю жизнь будешь. Вот только подарить тебе ей нечего, — запечалилась она.

— Вот еще! — фыркнула я. — Какие подарки? Главный подарок для нее — это Леня! Так он теперь всегда при ней будет.

— А какой он из себя-то? Я и не видала его, — заметно оживилась бабка.

Я усмехнулась:

— Вроде ничего, симпатичный, здоровенный такой, и к Симке хорошо относится, задарил всю.

— По первости они все подарки подносят, — рассудила бабка. — Пусть живут да милуются на здоровье.

Я так сильно волновалась, что мне вдруг смешно сделалось: разве это моя помолвка? Принаряженная Татьяна Сергеевна стала пристраивать меня возле Валеры, который от меня демонстративно отвернулся. В этот момент ко мне подлетела Симка, одетая в новое голубое платье из кашемира. На груди у нее полыхала брошь, подаренная женихом. Не говоря ни слова, она сдернула меня со стула и потащила на место рядом с собой, невзирая на неодобрительные возгласы матери.

— Рядом со мной будешь, ты ж подруга моя самая близкая.

Справа моим соседом оказался какой-то незнакомый мне, сильно чернявый парень. Густая шапка волос закрывала ему весь лоб, а под широкими, сросшимися бровями глаза посверкивали как два уголька.

Уж не цыган ли? — удивилась я. Да вроде бы не было ни у Симки, ни у ее родителей знакомых цыган. Парень был интересным, но мне он не понравился. Раздражал его цепкий, так и шныряющий по мне взгляд. Парень настаивал, чтобы я выпила водки. Прицепился ко мне не на шутку. А когда поднес к самым моим губам стакан, собираясь насильно влить в меня эту гадость, я изо всех сил вцепилась ногтями в его руку, жалея, что не отрастила их подлиннее. Он резко дернулся, расплескав свою драгоценную жидкость.

— Ты что, совсем чокнутая?

— Еще какая! Если не отстанешь, я тебя так укушу, что на всю жизнь отметина останется.

Больше он ко мне ни с водкой, ни еще с чем-либо не приставал, только косился иногда угрюмо.

— Почему Эдик на тебя так странно смотрит? — полезла ко мне с расспросами Симка, как только начались танцы.

— Это который Эдик? Вон тот, черный, как жук? Да он придурок!

— Небось ты сама ему что-нибудь ляпнула, я ж тебя знаю!

— Твой распрекрасный Эдик хотел насильно водку в меня влить, представляешь?

— Не-а, не представляю, — безмятежно отозвалась Симка. — Мой Ленечка мне вообще пить запретил, только сухенького немножко и смогла тяпнуть.

Не знаю почему, но именно в этот момент, когда она так хвастливо говорила о своем женихе, я вдруг остро осознала, что теряю мою единственную подругу. И так тошно мне вдруг сделалось, что захотелось уйти. Я принялась искать в сенях на вешалке мою куртчонку. Почти ничего не было видно, но тут кто-то открыл из комнаты дверь, и я сразу увидела мою одежду — ее перевесили на другой крючок. Я даже не успела ничего понять, как оказалась вдруг прижатой к стенке, и горячие, злые губы ожгли мне рот.

— Ох и не везет же мне! — вслух подумала я.

Колючая щеточка усов щекотала мне лицо.

Было страшно и противно, но я все-таки тяпнула его за губу и при этом прихватила кончик языка, потому что он зачем-то все пихал мне его в рот. Усатый резко отпрянул от меня, да и я в этот момент с силой оттолкнула его от себя. Он отлетел к входной двери, натолкнулся на человека, вошедшего с улицы, и оба они рухнули на пол. Дверь осталась открытой, и я выскользнула в нее, обойдя эту кучу-малу. А упавшие с энтузиазмом тузили друг друга.

Меня вдруг начало сильно трясти. Подумала: «Если в таком виде заявлюсь домой, бабулька сразу заметит». И тогда я пошла бродить по улицам. Добрела до околицы, постояла там, ежась от ветра, и решила возвращаться домой. Пришлось идти мимо мамкиного дома. Я увидела в окнах свет. Открыв рот, словно зачарованная смотрела, как уверенно он льется. И рамы уже не обгорелые, кто-то заменил их новенькими, вот только покрасить не успел. Из глубины дома слышался мерный стук молотка.

— Что-то ты синяя такая? — спросила, пристально разглядывая меня, бабка. — Неужто успела так озябнуть, пока от свиристелки шла?