Я усиленно зазывала Симку на бабкины пироги с малиной, но она не соглашалась.

— Да ладно тебе, пошли давай, чего ты? Не укусит тебя моя бабулька, а пироги такие вкусные получились, объедение просто.

Она заколебалась.

— А что за праздник у вас?

— Да так просто.

Симка встрепенулась.

— Ильин день же нынче! А еще отпуск у меня с сегодняшнего дня, — вздохнула я.

— Вот здорово! — порадовалась за меня подружка. — Только не больно ты веселая.

— А чего веселиться? Ну отпуск, и что? Как была дома, так и останусь в нем.

— А куда тебе надо-то? — удивилась она.

— Белые люди в отпуск далеко куда-нибудь ездят, на море например. Я не видала его сроду, а так хочется!

— То ж белые люди ездят, сама говоришь, а мы с тобой как негры какие, прости господи! — Теперь Симка завздыхала. Потом, воровато оглянувшись по сторонам, подвинулась поближе и засвистела мне на ухо жарким шепотом: — Что скажу тебе… Только это секрет.

— Раз секрет, то и не говори, — попробовала я отодвинуться.

— Да ты слушай лучше! — зашипела Симка. — Галочка вчера хвасталась мне, мол, разбогатеют они скоро, большую деньгу зашибут. И шубу норковую ей Ромка купит, представляешь? Я так и обмерла вся!

Я нахмурилась:

— Вот как? И откуда же они у них возьмутся, деньги-то эти?

Симка важно завела глаза под небеса.

— Бизнес какой-то очень денежный.

— Ну да, бизнес, держи карман шире! Как бы с этим его бизнесом Ромке не загреметь туда, куда Макар телят не гонял!

Симка разозлилась:

— Тихо ты, сказано тебе, секрет, а ты орешь на всю деревню!

Я потащила ее за руку в дом:

— Пойдем, пирогов поешь.

Насилу она выпила у нас чашку чаю и съела один пирожок, настороженно следя за каждым бабкиным движением. Я не стала длить пытку, сказала бабке, что мы воздухом подышим, и пошли мы с Симкой на скамейку, захватив с собой по два пирога для поддержания сил и настроения. На скамейке Симка повела себя загадочно, стала вдруг ерзать и томиться. Я предложила ей посетить ближайшие кустики. От кустиков она решительно отказалась, но ерзать не перестала.

— Выкладывай давай, подруга, что у тебя там случилось?

В ответ Симка усиленно завозила ногами.

— Ну-у, точно я пока не знаю, но, может, скоро замуж выйду, — выложила вдруг безмятежным тоном.

— Не может быть!

— Чай, и я не хуже других. — Симка сделала вид, что обиделась, но кокетливый ее тон этому противоречил.

— Да потому, что не за кого тебе выходить! Ну вот за кого ты выйдешь, за Семку Банникова, что ли?

— Ты думаешь, что кроме Марсианина никто и не позарится на меня?! — теперь уже всерьез обиделась подружка.

Я больше не стала ее торопить, сама все выложит, не утерпит. И правда, помолчав для важности, она вымолвила:

— Познакомили меня тут с одним таким, в общем, ничего, симпатичный.

Я вздохнула:

— Сим, да ты объясни мне все, я же не знаю. Кто тебя познакомил и с кем? И не могло это знакомство быть давним, небось пару дней всего назад?

— Ну ежели и пару, то что? — дернула она плечом.

— Да больно уж быстро, Сим. За два-то дня разве узнаешь человека, чтобы замуж за него идти?

Она удрученно промолчала.

— Ты не молчи, Сим, ты рассказывай, что за человек такой, откуда взялся? Кто познакомил-то вас?

— Ромка, — выдавила она из себя, и вдруг ее как прорвало: — Его Леней зовут, правда, красивое имя? И знаешь, он такой высокий, сильный, а глаза голубые-голубые. Вот только рыжеват малость. Но это ничего, не страшно, а так симпатичный очень. Он мне туалетную воду подарил, французскую, в такой красивой коробочке, дорогая!

— А работает он кем?

— Не знаю, — беззаботно пожала она плечами.

— Ну вот, самого главного ты и не знаешь. А замуж он тебя звал?

Симка порозовела и потупилась.

— Не звал, но намекал.


Бабулька моя обычно по утрам редко бывает разговорчивая, а нынче и вовсе как воды в рот набрала. И на расспросы не отвечает, вон губы-то как поджала. Господи, твоя воля! Ведь сегодня же день рождения моей мамки! Как же это я забыла? Теперь мне понятно стало, с чего это бабка так пристально мою физиономию рассматривала.

— Ну, уразумела, наконец?

— Ой, вспомнила, баб, вспомнила. И что делать мне теперь, а?

— Ну вот! — опять осерчала бабка. — Твоя мать — твоя и забота, думай.

— Так разве я отказываюсь от нее, баб? Конечно, она моя мать, и я люблю ее, ты же знаешь. Эх, кабы она одна была, или хоть с другим кем, то я бы уж побежала сразу, но ведь в доме этот гад обретается, как же мне идти-то туда?

— Если бы да кабы, то росли бы во рту грибы, — проворчала в ответ бабка и вздохнула, отвернувшись. — Так не пойдешь, что ли? Не то я пирог испекла бы, а ты снесла бы ей, ведь мать она тебе все же.

Я силилась удержать подкатившие слезы, потому только головой покачала.

— Ну ладно, ладно, — услышав мое подозрительное шмыганье, пошла бабка на попятный. — Истинная твоя правда, хоть и притих он немного, только напьется ведь сегодня, зверь-то из него наружу и полезет, тогда уж беда, коли под руку ему подвернешься. — Бабка закончила свои показательные выступления, подняла крышку большой желтой кастрюли и потянула носом. Кастрюлю эту она использовала всегда как квашню, и я выпучила глаза, увидев в ней уже подошедшее тесто.

— Чего это у тебя, бабуль?

— Тесто, — спокойно пояснила та.

— Да я и сама вижу, что тесто. Зачем ты его завела-то? Я же сказала, что не пойду, значит, не пойду!

— И что же, теперь выбросить его прикажешь или как? Пробросаешься! Пирогов напечем, сами натрескаемся, да оглашенной своей снесешь. Ее мать уж сколько годов не пекла, некогда ей, все скандалы скандалит.

Бабка начала возню с тестом, а я ушла белье полоскать. Когда же вернулась, в зале на столе стояла большая миска пирогов с картошкой и грибами, изрядно сдобренных жареным луком, самые мои любимые! Но все же что-то не так уж их было много, я ожидала больше. Любопытствуя, заглянула в кухню и увидела, как бабка ставит в печурку аккуратный круглый пирог. Заморгала глазами и немедленно смылась. Ох, горе горькое, что делать? Хоть надвое разорвись! С бабулькой мы больше ни о чем таком не говорили, занятые домашними делами, но вечером занесло меня на кухню водички попить, с обеда во рту все горело, и я увидела пирог. Он гордо красовался на лучшем бабкином блюде, обмазанный земляничным вареньем и сверху еще обсыпанный крошкой. Просто загляденье, а не пирог! Поглазев на это чудо кулинарии, я глубоко вздохнула и пошла переодеваться. Переодевшись, накрыла пирог чистой марлицей и направилась к выходу.

— Кофтенку возьми с собой, а то прохладно уже вечерами, — мирно посоветовала мне вслед бабка, не оборачиваясь. Она чинно сидела перед телевизором в самом нарядном своем платке и делала вид, что ее интересует передача, в которой нудно бухтели два мужика.

Мой стук в дверь никто не услышал, шум и гам в доме стоял такой, что меня оглушило, когда я вошла. За двумя сдвинутыми столами сидела орава народу, и все они активно пили, жевали, говорили, даже песни пели, и все почти одновременно. Сразу бросилось в глаза раскрасневшееся лицо Наташки Зареченской, которая во всю силу могучих своих легких выводила «Хасбулат удалой» и дирижировала в такт вилкой с наколотой на нее шпротиной, щедро орошая сидящих рядом маслом. Мать в белой кружевной блузке и длинной черной юбке танцевала с нашим главным механиком весьма причудливый танец. Мне даже показалось на минуту, что они танцуют аргентинское танго, настолько размашистыми были их движения. Но скоро я поняла, что оба уже хороши и их просто заносит на поворотах. Я перехватила налитый кровью, злобный взгляд отчима, направленный на разухабистых танцоров, и поспешила вмешаться.

— Ой! Доченька моя пришла, То-о-нечка, а мы гуляем, дочк! Мне ведь сегодня сорок годочков уже стукнуло, ик! — Мать, расчувствовавшись, собралась обнять меня, но ее резко шатнуло.

Я успела поддержать ее, чуть не выронив при этом пирог. Она тотчас забыла обо мне, отошла к отчиму и попыталась с неловким кокетством облокотиться на его плечо. Грубым рывком он усадил ее и, не глядя на меня, молча ткнул рукой в сторону свободного места. Я поколебалась, но все же села, чего уж там выламываться, коли пришла. Все как-то немного попритихли, и я решила не тянуть кота за хвост, момент подходящий, встала и громко произнесла здравицу матери. Гости обрадованно зашумели, торопясь наполнить стаканы и кружки, и все полезли чокаться со мной, отчего сделались гвалт и сумятица.

— Ты что воду-то пьешь? Ишь фря какая! — забурчал сосед, предлагавший мне водку.

Я несказанно изумилась, разглядев его. Это был Семка Банников, по прозвищу Марсианин. Ну надо же, обалдеть можно, первый раз я видела его в приличном виде, думала, незнакомый кто. Кой же черт его сюда пригласил? Да Марсианина ни в один дом не зовут, а тут на тебе! Опять затеялись танцы, и Семка энергично принялся дергать меня за рукав. Для счастья мне не хватало только танцев в обнимку с Марсианином! Я пробормотала:

— Сейчас, минуточку одну, доем вот, — но только он, успокоившись, отвернулся, быстренько дала деру, и из-за стола, и вообще из дому. Погостевала — хватит! Возле нашей калитки я задержалась, а потом вовсе присела на лавочку, все никак не могла слезы унять, все льются ручьем да льются, предатели.

— Чего это ты, интересно знать, ревешь, а? — раздался вдруг низкий голос чуть ли не у самого моего уха.

Я сильно вздрогнула от неожиданности.

— Кто здесь?

— Ну что ты так перепугалась? Я это, я, не шарахайся. — От куста отделилась чья-то тень.

Я вгляделась сквозь непросохшие еще слезы:

— Александр Николаевич, вы? Да как же вы это? А где же ваша машина?