– Вашу доченьку ждет счастливая семейная жизнь, если только вы не будете вмешиваться. Может, лучше чайку попьете или уже нагостились?

Диана Аркадьевна захлопнула рот, словно крокодил, рефлекторно среагировавший на залетевшую в пасть муху.


Вечером, когда мама наконец угомонилась и перестала проверять степень уступчивости зятя, горестно констатировав, что, несмотря на горе, жалеть ее здесь не планируют, Маша решилась поговорить с мужем серьезно.

– Леша, так нельзя. Ты представляешь, у мамы жизнь кончена…

– Если бы она тебя сейчас услышала, солнышко, то ты бы узнала о себе массу нелицеприятного, а свелось бы все к тому, что мамаша твоя молода, красива и всем еще даст прикурить.

– Ей сорок пять! – страшно округлив глаза, напомнила Маша.

– Так не девяносто же! Хотя сейчас при определенном количестве денег и в девяносто можно найти юного мачо, готового на все.

– Фу.

– Не фу, а правда жизни. У твоей мамы осталась громадная квартира, ее можно поменять на что-нибудь менее роскошное, а на сдачу жить до гробовой доски. Еще и на памятник останется, если особо не выпендриваться.

– Разве в деньгах дело? – Маша дипломатично пропустила мимо ушей намек на памятник.

– В первую очередь – в них! И это правильно. Ничего зазорного в этом нет. И жизнь у нее вовсе не кончилась. Это лишь окончание сытого беззаботного порхания безо всякого смысла. Теперь у нее есть шанс хоть немного пожить по-человечески, чтобы на Страшном суде не было стыдно. Человек должен за свою жизнь сделать хоть что-то полезное.

– Она меня родила, – напомнила Маша.

– Только этот факт и примиряет меня с присутствием тещи в моей гостиной. Я, между прочим, утром люблю ходить по квартире в трусах, а она лишает меня этого удовольствия.

– Она сейчас очень растеряна. Представляешь, жил человек, был уверен в завтрашнем дне, и вдруг – все! Пропасть. Бездна. Она потеряла близкого человека…

– Типун тебе на язык. Дай Бог здоровья нашему кормильцу…

– Леша, прекрати ёрничать! Человек всегда живет, планируя свое будущее. Вот представь себе, ты собираешься жить со мной долго и счастливо и умереть в один день. Откладываешь деньги на отпуск, планируешь летний отдых, ремонт в квартире затеваешь и так далее. А я однажды утром внезапно соберу вещи и попрощаюсь. Ухожу навсегда, и твоя жизнь разрушена.

– А крикуна этого ночного с собой забираешь? – по-деловому уточнил муж, что-то прикидывая. Маша моментально сообразила, что выбрала скользкую тему, но слово не воробей. Она напряженно затихла, проклиная собственную болтливость. Вот с таких неосторожных вопросов и начинаются самые долгоиграющие скандалы.

– Заберу. А что?

– Принципиальный момент.

– А если не заберу?

– Нет уж, ты лучше забери. Я буду по ночам высыпаться, а по выходным ездить к вам в гости.

– Да? – пискнула Маша, соображая, что правильнее: молча оскорбиться, заплакать и врезать наугад в темноту.

– Шучу. Заметила: присутствие тещи действует на нас разлагающе? – Он тихо рассмеялся и привлек к себе уже собравшуюся высказаться жену. – Маруся, плевать я хотел на маму, уж извини. Вот бывает такое: абсолютное отсутствие взаимопонимания между двумя членами одной семьи. Я готов ее терпеть на расстоянии, но наличие тещи в доме, особенно учитывая тот прискорбный факт, что она норовит пообщаться, выводит меня из себя. Как тебя раздражают мои бокалы с пивом в спальне, так меня бесит твоя маменька.

– Но я же терплю твое пиво! – возмутилась Маша.

– Когда ты в последний раз пыталась потерпеть молча, мы чуть не развелись, – примирительно прогудел Алексей. – Напоминаю: молча у тебя не получилось.

– А у тебя не получилось развестись.

– Так я особо и не старался.

Глава 15

– Гусева, как тебе идет этот берёзовый пиджак! – заржал Вадик Кулешов, крутнувшись на стуле. То ли стул не выдержал его веса, то ли равновесие временно покинуло хозяина, но гений с грохотом обрушился на пол, восстановив справедливость.

– Надеюсь, шишак на лбу будет выдающимся и тоже тебе пойдет, – отвесила встречный комплимент Рита. За пиджак было обидно, поскольку куплен он был накануне. И не просто куплен, а выбран из массы других моделей именно за оригинальную расцветку, обозванную Кулешовым «березовой». Светлый, приталенный, он чрезвычайно шел высокой темноволосой Рите, поэтому на работу она заявилась в приподнятом настроении. Женщина в новой тряпочке всегда чувствует себя немного королевой. Во всяком случае – до первого неудачного комплимента.

– А мне нравится, – робкий тенорок за спиной заставил ее оглянуться. Плотный блондин, похожий на Амура, забывшего где-то на облачке лук со стрелами, смущенно переминался за ближайшим к входу столом. – Кстати, я Артем Алтаев, менеджер по рекламе. Приятно познакомиться. И очень рад, что буду работать с такой очаровательной девушкой.

Рите не нравились худые мужчины. Ей нравились именно плотные, и именно блондины. Да еще с серыми глазами. Да еще такие комплиментщики…

– Мы тут все – менеджеры по рекламе, – прокряхтел Кулешов, как в зеркале осматривая в компьютерном диске повреждения. – А Артем у нас представитель племени вымирающих динозавров, он рисует красками и карандашами. Компьютер ему чужд и непонятен.

Рита со злорадством отметила, что шишка, похожая на пробивающийся рог, растет с обнадеживающей быстротой и наливается нежно-малиновым свечением. Именно так и должна выглядеть справедливость!

– Электроника убивает душу, – виновато пожал плечами новый художник. – И кроме того, я компьютером вообще не люблю пользоваться. У меня такое ощущение, что он не просто умнее меня, но еще и издевается.

– Тёмочка, ощущения у тебя абсолютно правильные. Техника гуманитариев не любит. Но имей в виду: компьютер значительно ускоряет рабочий процесс. Тебя сюда взяли не шедевры создавать для следующих поколений, а штамповать заказики среднего уровня. Работать надо не только качественно, но и быстро, – неприязненно отреагировал Вадик. Он, словно юная кокетка зеркальце, продолжал крутить перед физиономией диск, разглядывая лоб. – Вот ведь зараза! У меня сегодня клиентка, и такой облом.

– Это та, которую ты у меня отбил? – ехидно уточнила Рита.

– Не отбил, а не дал ей испоганить твою идею своим банальным салоном. Цени, Гусева, и не огрызайся, – не менее ехидно парировал покалеченный коллега.

Рита озадаченно затихла, пытаясь понять, что это было: очередная завуалированная гадость или комплимент, поданный как очередное ехидство.

– Художник быстро работать не должен, – неожиданно подал реплику новенький. – Нет, я понимаю, есть творцы, и есть ремесленники. Последних несравнимо больше, но тем ценнее творец. Даже в рекламе: чтобы конечный потребитель почувствовал и понял наш посыл, в изображение надо вложить свою энергетику. Иначе все тщетно.

Рита с уважением посмотрела на Артема:

– Наконец-то в коллективе появился настоящий художник.

– Угу, – Кулешов уже отвлекся от своего поврежденного образа и возил по столу мышкой. – А до него тут все были ненастоящие. Хочу напомнить, что мы тут все сотрудники. То есть трудимся вместе, а не конкурируем друг с другом. Так что лекции о собственной гениальности оставляем за дверью и работаем. Клиенту не нужно, чтобы его логотип рассматривали потомки в какой-нибудь галерее, ему надо пачку бланков с этим логотипом, конверты, визитки и печать. Все. Ему надо яркий плакатик, фантик, и все. Высокие материи – в нерабочее время. Я вот, может, тоже знаю, что гениальнее всех гениальных, и дома у меня, может, мастерская на чердаке, и я там творю по ночам, а не шляюсь по клубам. Может, у меня вообще дома все стены в шедеврах – и что? Надо быть честными друг перед другом: сюда мы приходим заниматься ремесленничеством. Поэтому, хватит демагогии. Вот тебе, Тёма, заказ: частный предприниматель Снежана Федоровна Бубенко с супругом занимаются грузоперевозками в пределах города: мебель, пианино и прочее. Им нужны плакаты для метро и рекламный баннер «три на шесть». Сформулирован заказ так: «Чтобы нам понравилось». Готово должно быть к концу недели: четыре-пять вариантов концепций. Да, а называется их сказочная контора – «Везун».

Рита фыркнула, а Тёма напрягся:

– Это шутка?

– Нет, увы, мой друг, – скорбно качнул лобастой башкой Кулешов. – Это правда жизни. И в этой суровой правде, похожей на физиономию грузчика со стажем, нет места вашим тонким и хрупким чувствам. Дизайн денежных купюр, кстати, тоже далек от совершенства, и художественной ценностью там даже не пахнет, но это нисколько не мешает мне ими пользоваться. Я не брезглив. Думаю, вы тоже.

– Артем, не обращай на него внимания, – Рита оттерла покрасневшего новичка в сторону. – Только две родственные души могут понять друг друга.

– Да уж, – гоготнул Вадик. – Я вам точно не родственник.

– Рита, а что вы делаете сегодня вечером? – застенчиво прошептал Алтаев.

Ответить Рита не успела. А ведь она так ждала именно этого вопроса, опасаясь, что чрезмерная деликатность и утонченность не позволит новенькому произнести заветные слова в ближайшее время, растянув период дружеских отношений на неопределенный срок!

– О, чувствую рождение новой амурной истории, – замогильным голосом провещал Кулешов. – Сейчас она ответит «да», он ее накормит в дешевой забегаловке, а за это она предложит ему показать свои картины, которые, конечно же, дома. И вот, выбрав момент, он приедет рецензировать шедевры, когда в квартире никого не будет, кроме них и бутылки вина. И они забудут про холсты, торопясь осуществить задуманное, пока предки не вернулись и не потребовали объяснений. Давай, Тёма, давай! К Гусевой уже сто лет никто не ходил любоваться на ее нетленку, так что не откажет, не дрейфь!

После того как коллега поглумился над первым робким чувством со столь обезоруживающей откровенностью, соглашаться было никак нельзя. Во всяком случае – не в присутствии Вадика.