Мир не без добрых людей, но каждый отмеривает добро ближнему в меру собственного понимания. У метро на нее наткнулась соседка Лена, острая на язык пышущая здоровьем стерва, которую побаивался весь подъезд.

– Ну, ты даешь, – Лена нависла над съежившейся Вероникой, уперев руки в необъятные бока. – Квартиру она сдает! А сама куда?

– Не знаю, – испугалась девушка. Соседи с ней никогда не разговаривали и даже не здоровались. Для нее было новостью, что Лена помнит ее в лицо. Вероника жила, как мышь, хоронясь по углам и сторонясь людей.

Окинув Веронику тяжелым взглядом, Лена решительно выдернула у нее из рук картонку, содержавшую хвалебную оду сдаваемым квадратным метрам и цену:

– Я сама сдам. Будешь жить у меня, я с тебя много не возьму. Разницу за квартиру буду тебе отдавать. Значит так: под ногами не мешаться, в кухню при мне не лезть, ванную и туалет не занимать, когда я дома.

Конечно, Лена безбожно ее обманывала, но тогда Вероника была рада даже той малости, которую наглая соседка выдавала ей ежемесячно. Если бы Лена тогда вдруг не решила поучаствовать в ее судьбе, возможно, и не было бы сегодня уже никакой Вероники.

На деньги от сдачи квартиры девушка смогла худо-бедно одеться и окончить курсы гувернеров с гарантией трудоустройства за границей.

– Да какие гувернеры, – громогласно ржала Лена. – Дура ты, в бордель увезут, и все дела.

Веронике было все равно. Хоть бы и бордель. Когда опускаешься на самое дно, стыд закапывается еще глубже.

Так началась ее новая жизнь.


На курсах выдали диплом и действительно предоставили обещанную работу. Поручив сдачу квартиры соседке за небольшой процент, Вероника уехала в далекую Австрию.

Жизнь в лубочном местечке под Веной она вспоминать не любила. Потому что там была сказка, которая закончилась навсегда. Проработав почти пять лет у добропорядочных законопослушных австрийцев, Вероника вынуждена была вернуться домой. Малыш, с которым она нянчилась, вырос, рабочая виза, оформленная главой семейства, истекла. Все хорошее рано или поздно заканчивается. Округлившаяся и даже умудрившаяся вырасти «на австрийских хлебах» аж на семнадцать сантиметров, нянька прибыла на историческую родину, где никому не была нужна.

Вероника вернулась домой, опрометчиво решив, что сможет начать с чистого листа, что та, прошлая жизнь, вырванная с корнем, как листок из домашней работы с ошибками, давно истлела.

Она считала себя победительницей: с деньгами, рекомендательными письмами и желанием во что бы то ни стало забыть о том, что она «девочка, которая плохо кончит».

Но, видимо, ни грамма счастья в этой жизни Веронике отмеряно не было.

Соседка Лена никаких денег за квартиру не отдала, почему-то с порога начав орать, что «не нанималась следить за чужим жильем». От веселых молдаван, в удивительном количестве проживавших на ограниченной площади малогабаритной однушки, соседка тоже открестилась, сказав, что знать не знает, откуда они там взялись.

Молдаване быстро съехали, лишь только Вероника упомянула милицию. Окрыленная первой маленькой победой, она почувствовала себя увереннее и решила все же разобраться с обнаглевшей соседкой. В результате по двору поползли сплетни, что Вероника вернулась из тюрьмы, где провела пятилетку за кражу. Соседи стали ее откровенно избегать, бабки за спиной шипели всякие гадости, а в довершение всех несчастий однажды вечером Веронику подкараулил на лестнице какой-то уголовного вида детина, задушевно посоветовавший ей переехать как можно дальше, пока он не прописал ее на ближайшем кладбище.


И Вероника переехала, окончательно порвав с прошлым. Она даже поменяла паспорт, оформив массу документов и взяв девичью фамилию бабушки – Никитина. Полурассыпавшиеся документы вместе с фотографиями сохранились среди хлама, оставшегося в квартире. Живой она бабушку никогда не видела, а фотографию очень любила разглядывать в детстве. Никитина – всяко лучше, чем Баракова. С такой фамилией и вся жизнь может оказаться похожей на барак.

Заработанные деньги Вероника положила в банк и начала с нуля. Работы не было, в институт поступить не удалось. Экзамен по немецкому языку, который она теперь знала в совершенстве, был сдан на тройку. Раздраженная женщина с тонкими злыми губами, прослушав рассказ о том, где абитуриентка совершенствовала свои знания, лишь презрительно процедила:

– Язык надо учить в школе, а не в стрипбаре. Знаю я этих гувернанток.

Последнее слово она буквально выплюнула. Так Вероника и ушла: оплеванная и до крайности изумленная.

Жизнь снова начала мрачнеть, как летний день, на который наползает грозовая туча.

Как это ни странно, но все складывалось против нее. Устроиться на хорошее место никак не удавалось. Рекомендательные письма не помогали, а диплом гувернантки, выданный пять лет назад кооперативом «Арина Родионовна», никого не впечатлял. Везде требовалось высшее образование.

Последней неудачной попыткой было собеседование в фирме «Вакханалия».

– Всех отпугивает наше название, – радостно поделился с ней по телефону молодой и энергичный басок. – А по-моему – очень оригинально.

– Да. Очень, – вежливо согласилась Вероника, в душе тоже несколько потрясенная избытком оригинальности в названии.

– Нам нужен переводчик, мы организовываем туры по городу для иностранцев, но не обычные, а с розыгрышами, сюрпризами и прочей ерундой. У кого на что денег хватит.

– Как интересно, – поддакнула претендентка на место.

– Вас это не пугает?

Веронику на данном этапе не могла напугать даже слишком маленькая зарплата. Надо было с чего-то начинать, зарабатывать деньги на высшее образование, а потом карабкаться все выше и выше по этой жизни, больше похожей на неприступный утес, равнодушно сбрасывающий слабых в пропасть.

– Нет, не пугает, – утешила его Вероника и договорилась о времени собеседования.

Будущие работодатели оказались более чем склонными к экзотике. Офис располагался в немыслимых трущобах, где даже номера домов шли не по порядку, а в соответствии с чьей-то замысловатой логикой.

Покружив по дворам-колодцам и порядком устав, Вероника остановилась посреди очередной заасфальтированной коробки. Единственным ярким пятном здесь были душераздирающе-желтые «Жигули». Приглядевшись, потрясенная Вероника обнаружила на забрызганном грязью заднем стекле надпись: «Кастинг там». Под надписью имелась кривая стрелка, указывавшая на правое заднее колесо авто. Опасливо подойдя, девушка разглядела за машиной разбитые ступеньки, спускавшиеся в подвал. Ни вывески, ни прочих опознавательных знаков на косой фанерной двери не было. Стараясь не шуметь, она на цыпочках спустилась вниз и заглянула в щель. За дверью был самый настоящий подвал, из которого тянуло смрадной сыростью. Где-то рядом приглушенно разговаривали двое мужчин. Пулей вылетев на проспект, к людям, девушка долго бежала по веселым июльским лужам, стараясь унять бешеное сердцебиение.

Больше ее на собеседования не приглашали.

Когда Вероника уже совсем отчаялась, новая соседка, Виктория Игоревна, безмерно счастливая, что теперь вместо алкаша рядом живет приличная девушка, неожиданно предложила внести ее в базу своего агентства.

– Надо же, какое совпадение, а мы как раз нянями занимаемся, – тарахтела она, радостно поглаживая Веронику по руке. – А к вам шумные компании ходить не будут? Вы, я смотрю, тихо живете, да?

Вероника машинально кивала и недоверчиво соображала, что соседке может понадобиться в обмен на услугу. То, что люди не помогают друг другу просто так, она уже усвоила.


С улицы доносились вопли подростков, нетрезво радовавшихся летним каникулам. Судя по петушиным дискантам и словарному запасу, им было лет по четырнадцать-шестнадцать. Вероника встала и закрыла окно. Какая странная штука – жизнь. Бежишь, бежишь, думаешь, что вперед, а оказывается, что бежал как лошадь в цирке – по кругу.

– Неужели я все еще та девочка, которая «плохо кончит»? – Вероника с болезненным любопытством вгляделась в свое отражение. В темноте лицо белело неровным пятном. Никакой печати на лбу не было. Тогда почему все так? Почему она продолжает жить с этим клеймом? Ведь никто об этом не знает. Или знает? Или все дело в том, что об этом знает она?

А если бы тогда не были произнесены роковые слова, может быть, и жизнь сложилась бы иначе?

Завтра дадут ответ в агентстве. Завтра все решится.

Глава 11

Диана Аркадьевна, к своему громаднейшему сожалению, не смогла присутствовать при первом визите няни в квартиру. У нее по расписанию был массаж, пропускать который ради такой ерунды не хотелось.

– Прислуга должна знать свое место! – Красиво скрестив ножки, она сидела в холле салона и давала по телефону последние наставления нервничавшей Маше. – Сразу объясни ей, что у няньки в вашем доме только обязанности, права пусть она в профсоюзах качает. Ты платишь деньги, а она за эти деньги, если потребуется, споет, спляшет и по потолку побежит. Наемная рабочая сила – это не добровольная помощница на общественных началах, а подчиненная. Сразу расставь все точки над «i», чтобы боялась, уважала и не вякала. Прислуга – она и в Африке прислуга.

– Мам, – не выдержала Маша. – Где ты набралась этой старорежимной философии? Какая, елки-палки, прислуга? Я не барыня, а она не крепостная. Я хочу, чтобы с человеком, который будет рядом с моим ребенком, у меня сложились дружеские отношения. Дру-жес-ки-е!

– Друзья имеют обыкновение предавать, – глубокомысленно изрекла мама, следя взглядом за крепким мужчиной в светло-зеленой униформе.

Он тоже посмотрел на Диану Аркадьевну и заученно улыбнулся.

– А что, у вас новый массажист? – Мадам Кузнецова налегла на стойку приема, едва не выронив трубку.

– Какой массажист? – опешила Маша. – Нет у нас никакого массажиста. У нас сейчас няня будет.

– Да отстань ты со своей ерундой, – мама еще раз оценивающе оглядела мужчину. – Хочешь – дружи, хоть целуйся со своей нянькой. Ты будешь лобызать ее, она – твоего ребенка, ребенок – мужа. Или наоборот: ты – ее, она – мужа, муж – ребенка… Все, мне некогда.