Через несколько дней Антон вечером снова постучал в мою комнату. Мы в последнее время были заняты своими делами, поэтому и поговорить-то толком времени не находили.

Он показал пальцем на свою левую щеку и спросил вместо приветствия:

— Видишь, красная?

Я пригляделась:

— Да… вроде бы. А что случилось?

— Пощечина! — великодушно разъяснил он ситуацию. Я вспомнила наш последний разговор о Наташе и расхохоталась в полный голос, представляя, что он ей такого умудрился наговорить, чтобы подобную реакцию вызвать. Он тоже смеялся. — Ну что, Бубликова, пойдем фильм посмотрим, раз уж я теперь такой весь из себя холостой?

Настроение подскочило куда-то, пробив потолок и устремившись в космос. И только теперь поняла, что я соскучилась по нашим пустым посиделкам и еще более пустым нежностям. Да и ни одного аргумента против теперь не находилось. Вредная привычка, не иначе.

Наверное, поэтому я и оказалась в центре дальнейших событий, да еще и единственной жертвой, которую зацепило метеоритом. Уже по лицу Ольги можно было сделать парочку нужных выводов и эмигрировать в менее горячую точку на планете, чего я по глупости не сделала.

— Алиночка, — нараспев щебетали наши голубки, столкнувшись со мной прямо в дверях. Оба явно спешили и пытались скрыть от моего всевидящего ока дорожные сумки. — Мы на пару дней — отдохнем, проветримся…

Где-то на подкорке сознания интуиция вопила, что они хотели свалить незамеченными и вовсе не ожидали встретить меня тут так рано, и я, подчинившись ее настойчивому зову, все-таки успела ухватить Руслана за локоть.

— Что происходит? — я держала его так крепко, что даже Ольга не смогла бы сейчас вырвать из моих рук свое единственное сокровище, пока я не получу ответа. — Ну-ка, колитесь, шпионы!

Руслан попытался округлить глаза, подчеркивая искренность собственных слов:

— Да ничего особенного не происходит, Алиночка! Мы просто… внезапно захотели отдохнуть! А ты оставайся. Оба оставайтесь.

Тут наконец-то и его невеста вздохнула и решила объясниться:

— В общем, Антон курить бросает. С самого утра. Это немного плохо сказывается на его характере…

Плохо сказывается на характере Антона? Не того ли самого Антона с ангельским характером? Если он способен стать еще хоть на самую малость хуже, чем есть, то представляет угрозу всему человечеству.

Пока я пыталась мысленно охватить глобальность бедствия, Ольга все же вырвала Руслана из моей хватки и утащила за дверь. Кажется, я даже расслышала напоследок что-то наподобие: «Будь сильной, Алина, будь смелой».

Правда, их смех все же успокоил, так как эти двое ни за что бы не оставили меня тут, если бы считали, что моему здоровью или жизни что-то угрожает. Курит — значит, бросает? А Руслан с Ольгой, видимо, решили, что у нас с ним сложились настолько теплые отношения, что моя поддержка ему только на пользу. И хоть в этом они ошибались… с меня не убудет.

Я сначала приготовила на ужин его любимую рыбу, и только потом заглянула в комнату. Оказалось, что ничего страшного и не происходило — Антон полдня проспал, а теперь валялся с книгой на своей кровати. Даже улыбнулся, когда увидел меня. Протянул руку, подзывая, а я не стала сопротивляться ни себе, ни ему. Улеглась рядом, получила привычный поцелуй в щеку.

— Твоя сестренка с женишком почему-то сбежали!

Он тут же нахмурился.

— Я… немного раздражительный. Они думают, что я только тебя сейчас способен вынести.

Мы оба рассмеялись от нелепости этого предположения. На самом деле, Антон был на удивление спокойным и даже веселым. А с таким настроением только вредные привычки и бросать!

Первое сомнение в том, что весь его настрой был несколько наигранным, обозначилось уже к концу нашего ужина, когда Антон ни с того ни с сего начал злиться, что «гребаный Руслан так и не купил гребаный чай с гребаным бергамотом». Он, как оборотень в полнолуние, менялся на глазах.

Я решила, как напутствовала Ольга, «быть сильной, быть смелой», расставив для себя приоритеты. Если небольшая раздражительность — это плата за отказ от его вредной привычки, то почему бы мне не сделать вид, что я никакой раздражительности и не замечаю?

Настоящие проблемы начались уже на следующий день. В шесть утра Антон явился в мою комнату и потребовал, чтобы я хранила у себя все его кредитки и бумажник. Даже ключи от машины всунул мне в ладонь. Я открыла кошелек и присвистнула, но он тут же бесчеловечно добавил, что отдаст мне всю имеющуюся наличность только в том случае, если я удержу его от срыва. Это предложение заметно прибавило во мне энтузиазма.

Я даже заперла его снаружи, уезжая на учебу. Но когда вернулась, оказалось, что он ждал меня прямо возле порога, как преданная псина — хозяина. Сидел на полу, опершись на стену, и производил впечатление совсем безобидного человека, что в корне противоречило его сути. Но я все же уселась рядом и положила голову ему на плечо.

— Ну и чем я могу тебе помочь за ту сумму, которую вчера двенадцать раз пересчитала на ночь, после чего мне снились сладко-сладкие сны?

— Ничем, — буркнул он.

Но я понимала, что такую зарплату надо отрабатывать.

— Антон… Ты молодец, что наконец-то решил бросить курить! Вот я прямо горжусь тобой!

— Да наср… как-то мне побоку, что ты мною гордишься, — он даже голову не поднял.

— А я все равно горжусь, понял? — я решила не сдаваться. — Потому что ты… не пойми неправильно… ты, Антон, в каком-то смысле идеален. Неуязвим. Непоколебим. Тебе ли подчиняться какой-то там вредной привычке?

Я наконец-то привлекла его внимание — и теперь он смотрел пристально, не сдержав появившейся улыбки.

— Ну ничего себе, какие откровения! А если я накину еще десять тысяч, то ты мне и в любви признаешься?

— Признаюсь. Даже попытаюсь, чтобы прозвучало честно, — подумав, ответила я. — Даже и за пять признаюсь. Деньги, знаешь ли, не пахнут.

Он рассмеялся тихо и поднялся на ноги. Подал мне руку, а потом потащил на кухню, чтобы я его, страдальца, накормила да напоила. Перепады его настроения — от унылого тухляка до Властителя Вселенной — старалась полностью игнорировать, в тринадцатый и четырнадцатый раз пересчитывая в уме выручку.

Перед сном мы с ним даже составили целый список «за» и «против» курения, но в первой колонке у него получилось вывести только единственное слово — «хочу». По-моему, тут даже думать не о чем. Но он, как выяснилось утром, думал. И надумал:

— Забирай наличку, отдавай мне все остальное, поварешка!

— Нет! — я даже спросонья могла соображать. Все его вещи предварительно спрятала в надежном месте — под собственной подушкой. Оказалось, что на семизначном банковском счете мне спится просто восхитительно.

— Отдай мои вещи! — теперь он своей ярости даже не пытался скрыть. — Или я в полицию позвоню, чтоб тебя посадили за воровство!

— Звони!

— Мне на работу надо, — тон его голоса совершенно неожиданно сменился на мягкий. — Алин, хотя бы ключи от машины верни.

Ага, именно об этом он меня вчера сам же и предупреждал. И сам же позвонил секретарше, предупредив, что и сегодня на рабочее место не явится. Ближе к вечеру она должна приехать сюда с документами, а в мою задачу входило его пока на вольные хлеба не отпускать.

— Нет, Антон. Потом мне еще спасибо скажешь!

— Не скажу! — он закричал и схватил меня за плечи, затряс, словно надеялся, что сигареты посыпятся прямо из моего бедного тельца. — Кем ты себя возомнила, поварешка?! Катись ко всем чертям из этого дома! Сколько тебе заплатить, чтобы я больше никогда не видел твоей мерзкой рожи?

Повезло, что я не обидчивая. И в его злости было что-то скрытое, неподвластное словесному описанию. Именно оно и заставило меня его резко обнять и прижать к себе, а потом и найти губы. Надо признать, что еще пару секунд он сопротивлялся, но мы это уже неоднократно проходили — Антон любил меня целовать и уже даже не пытался играть в равнодушие в этом вопросе. Посему это был лучший способ сбить его с мысли. С любой.

Минут через пятнадцать я все же отстранилась, потому что поцелуи в моей постели всегда грозили зайти чуть дальше, чем нам обоим было нужно. Но и он сам к тому моменту уже окончательно пришел в норму.

— Знаешь, Алин, — мы лежали напротив друг друга, глядя в глаза, — если я не брошу курить, то откажись со мной целоваться. Уверен, это подействует.

Я улыбнулась и, не сдержавшись, все-таки погладила его по волосам.

— Ладно.

Однако ж вечером истерическая сцена практически полностью повторилась. Учебный день выдался на редкость тяжелым, да и к тому времени я успела вдоль и поперек обмусолить все вредные привычки Антона. Поэтому, когда он снова попытался начать возмущаться несправедливостью бытия, достала заранее купленную пачку из сумки и положила перед ним на стол. Тут же рядом вывалила все его ценное имущество, предварительно опустошив бумажник. Он удивленно замолчал, кое-как оторвал от всего этого взгляд и посмотрел на меня, ожидая объяснений.

— Послушай, Антон. Так ничего не выйдет. Ты будешь курить, даже если придется для этого раскошелиться, отказаться от… поцелуев или вообще не появляться на работе. Потому что нет ни одной причины, кроме твоего «хочу»! Так что или перестань хотеть, или кури на здоровье. Но не думай, что кто-то тебе поможет, кроме тебя! А я пойду звонить Руслану и Ольге — пусть возвращаются и тоже прекращают делать из этого события всемирный потоп!

По-моему, речь вышла достойная, но он отчего-то только зло расхохотался. Правда, схватил пачку и с силой смял ее. А потом и уверенно выбросил в мусорное ведро, подтверждая этим твердость своего решения. Я сделала вывод, что честно заработанные деньги могу теперь и не отдавать — все же мне тоже требовалась компенсация морального ущерба! К тому же, эффект, как говорится, налицо!