Из-за квартиры я не особо переживала — все равно в мои планы изначально входил переезд к Руслану. Жаль только, что получилось со скандалом — но это ерунда, переживет моя нервная квартировладелица. Вещи сегодня заберу, еще и остаток потребую — мне наглости не занимать. А вот с институтом… Даже думать не могу о том, как скажу матери, что меня отчислили… А этот самовлюбленный идиот и подвезти меня отказался. Я — не его проблема, это уж точно.

Через час я уже стояла в кабинете декана, слушая тиканье настенных часов. Лариса Юрьевна не ответила на мое самое вежливое в жизни «Здравствуйте» — просто сидела и смотрела на меня поверх очков. Она и орать не собиралась, потому что обеим все было предельно ясно.

Я не пошла на пару — сразу в деканат. Деканшу нашу я знала неплохо — она была суровой и справедливой железной леди советской выплавки. С такими не проходят номера «мол, это не я была, ничего не знаю», предложение взятки или что-то подобное. К таким, если и есть хоть один шанс на миллион выкарабкаться, надо идти сразу с повинной.

Но мы обе молчали, потому что проговаривать вслух очевидное нужды не было. Я, поступившая с высшим баллом на потоке и сдавшая первую сессию на одни пятерки, теперь могла похвастаться только бесконечными задолженностями, пропусками и трояками… Я, занимавшая одно из двух бюджетных мест в группе, на которое стояла целая очередь претендентов, уже давно перестала оправдывать все ожидания… И я, пойманная на употреблении травки в стенах высшего учебного заведения, я… я не знала, что сказать.

— Ну и что ты тут стоишь, Бубликова? Ждешь подсказки, где документы забирать? — ее голос не был даже строгим.

Собралась с последними силами и выдавила:

— Лариса Юрьевна… Этого больше не повторится… Дайте мне шанс.

Опустила голову — наглости мне не занимать, но ей в глаза я больше смотреть не могла. Но она встала, подошла ближе и удивила:

— Это вчера с тобой Антон Александрович был? Я не ошиблась?

Расширившимися от непередаваемого удивления глазами я уставилась на нее.

— Ну… может и Александрович… — я совсем растерялась, но подспудно начала понимать, что она этот разговор завела не просто так.

И не ошиблась:

— Мы могли бы закрыть глаза на этот инцидент, раз, кроме меня, никто о нем пока не знает, — сказала она, позволив мне наконец-то задышать от нахлынувшей надежды. — Но настолько серьезное дисциплинарное нарушение, Бубликова…

— Что нужно сделать? — теперь я уже и говорить смогла громче.

Она демонстративно поразмыслила над моим вопросом и наконец-то ответила:

— У института перед его издательством очень большая задолженность, — я вынуждена была отметить, что именно «его» издательством, а ведь до сих пор выяснением этого вопроса я так и не успела заморочиться. — А сейчас у нас тяжелые времена, сама знаешь: демографический провал, недостаток бюджетного финансирования… И нам бы очень пригодилась скидка, скажем… — пауза была ненужной, она точно этот вопрос уже обмозговала вдоль и поперек, — скажем, в пять процентов. И реструктуризация оставшейся задолженности!

Я пыталась соображать, но в тот момент не располагала вообще никакой информацией для анализа, поэтому и молчала.

— И это еще не все, — без жалости добивала меня декан. — Даже если мы договоримся с Лалетиным, с тебя я теперь глаз не спущу. Больше никаких пропусков, летняя сессия — без троек. И тогда я навсегда забуду то, что видела вчера.

Я заторможено кивнула, медленно развернулась и вышла из кабинета, забыв попрощаться или пообещать вернуться с хорошими новостями. Уже на улице получилось хоть о чем-то подумать. И пришла к мысли, что я даже разозлиться на нее не могу — она ничего не попросила для себя, только для института и для меня самой. Она знала, что я способна на большее и решила снова вытянуть меня на прежний уровень успеваемости с помощью шантажа. В принципе, во второй части ее требований ничего невыполнимого не было — теперь, когда я уже не работаю по ночам, вполне могу заняться учебой всерьез. Но вот с первой частью…

Вытащила из сумки телефон, спонтанно открыла галерею и перелистала последние снимки: вот Пушкин, вот Антон смеется над Пушкиным, вот я целую Пушкина, вот Антон целует Пушкина, вот Антон целует меня — этот кадр он сам и щелкнул. Судорожно выдохнула — сейчас точно не время вспоминать о том, что мы вчера вытворяли. Открыла список контактов и нажала на «Принц». Ожидаемо ответила Ольга — гений до сих пор был погружен в свою гениальность. Вкратце рассказала ей о требованиях декана, но она была настроена оптимистично, впрочем, как обычно, — сказала, что лучше с братом говорить не по телефону, что Антон сейчас в офисе, дала адрес.

Настроилась и отправилась туда — вариантов-то больше и не было. Издательство располагалось в самом центре, от института рукой подать. Я и спешила, и медлила одновременно, стараясь настроить себя на нужный лад или подобрать правильные слова. Но расстояние оказалось слишком коротким, чтобы я успела подготовиться к тому, что меня ожидает.

В приемной меня остановила секретарша. Она была такой высоченной, что просто подавляла взглядом сверху вниз.

— Вам назначено? — повторяла она, как заведенная кукла на батарейках, раз десять, выбивая из меня только грустное мычание.

Но тут и само начальство соизволило выйти из кабинета. Ничего «директорского» в его облике я так и не обнаружила — легкий черный свитер с круглым вырезом и джинсы. Мог бы и позаботиться о собственной презентабельности. Но, надо признать, по его мерзкой роже вообще невозможно было сказать, как именно он провел вчерашний день.

— Мне Оля уже позвонила, — он сразу обратился ко мне, и только после этого секретарша натянула обратно намордник и уселась за свой стол. — И мой ответ — нет.

— Антон! — я, в отличие от Ольги, сразу понимала, что это и не будет просто. — Пожалуйста!

Он глянул на меня с искренним недоумением.

— Я сказал — нет. Ты вообще представляешь, о какой сумме идет речь? Ань, — он обратился к своей длиннющей помощнице, — ты еще не убрала документы по типографии? Найди мне снова местный финансово-информационный.

Та послушно, как дрессированная собачка в цирке, протянула ему листы. Их он мне и сунул прямо под нос. Какой-то длинный перечень: учебники, монографии, пособия, авторефераты диссертаций и цифры, цифры, цифры…

— Да мне твое обучение оплатить получилось бы дешевле, чем эти пять процентов! — добавил он с нажимом.

— Антон, — я пыталась преданно заглянуть ему в глаза. — Речь не идет о переводе на платное… Это же дисциплинарное нарушение…

Он перебил со злой усмешкой:

— А я и не собирался оплачивать! Для сравнения привел пример.

Я поморщилась, как если бы он в меня плюнул.

— А реструктуризация задолженности? — попыталась выторговать хотя бы что-то.

Он нервно кинул листы обратно на стол секретарше:

— Если Руслан сейчас закончит книгу — мне нужны будут свободные средства, не время сейчас для благотворительности! Что еще ты от меня хочешь? Я похож на филантропа или идиота?

— Реструктури…

— Никаких реструктуризаций, поварешка! — вот же сволочь, не постеснялся меня так назвать и при посторонней. — Я на них еще в суд подам, если опять выплату задержат.

Теперь я смотрела в пол, засунув гордость куда подальше.

— Антон… пожалуйста…

— Не нужны мне твои «пожалуйста»! Все, давай, иди, — он даже подтолкнул меня в сторону выхода. — Ань, собирай всех. Два дня тут не был, и уже все колом стоит…

Я плелась пешком до самого парка. Потом уселась на лавку, прямо напротив памятника Пушкину. Оказалось, что он совсем не был смешным — даже наоборот, каким-то уставшим. Смотрел на меня с сочувствием.

Ну что, Александр Сергеевич, пора звонить маме? Что я ей скажу? Она даже не в курсе, что у меня проблемы с учебой начались уже давно. Здравствуй, мамочка, ты и правда настолько наивная и думала, что повышенная стипендия, которой я уже давным-давно не видела, больше твоей зарплаты? И правда считала, что квартиру тут можно снять за те копейки, о которых я тебе врала? Такая большая — и в сказки веришь? И как рассказать ей о том, что больше года работала по ночам барменом, окруженная вечно пьяными мужиками? А не говорила только затем, чтобы лишний раз не волновать ее. Как ей поведать, что отчислили меня, застукав за употреблением запрещенных веществ в институтском туалете в компании парня, который на следующий же день меня и кинул?

Слезы текли ручьем и не желали останавливаться. Как же она расстроится… Я, обязанная беречь ее от всего, вот так и ударю наотмашь единственного человека, который имеет значение? Она будет настаивать на том, чтобы я вернулась… она будет сильно плакать… После долгих уговоров со слезами и утешениями удастся ее уговорить на то, чтобы мне остаться в городе, раз уж сейчас нашлась нормальная работа — варить борщики с пельмешками в доме у богатенького писателя. И без института эта «нормальная работа» так и останется моим потолком. Может, получится со следующего года поступить на заочное? Теперь я уже рыдала в голос, хоть и старалась не привлекать к себе внимания редких прохожих.

Стоишь ты тут себе, Александр Сергеевич, проблем не знаешь. И даже ты не настолько прочно стоишь, как сейчас эта чертова Ольга в жизни Руслана… Я пыталась убедить себя, что с принцем еще не все потеряно, но мысли постоянно соскальзывали в пропасть — к институту. В школе я училась, вместо того, чтобы лишний раз сбегать с мальчиками на свидание, не пила и не куролесила с друзьями — а только этим и занимается вся молодежь в поселке, не развлекалась. И все это было не для того, чтобы спустить в унитаз за один день. Ладно, если начистоту, то в унитаз я учебу спускала не один день — если бы за последний год не накопилось столько проблем, то и деканша сейчас была бы более лояльной ко мне.