Это продолжалось, пока на светофоре горел красный свет.


17 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Если бы Машар увидел, как я провела презентацию «Колбасного стаканчика», он повысил бы меня без промедления! Я буквально овладела ситуацией. Но вначале у меня по спине пробежал табунок холодных мурашек: я увидела перед собой шесть зловещих костюмов с галстуками, сидевших в гигантском конференц-зале за красного дерева столом в виде буквы П. Только один из них иногда смотрел мне в глаза — директор по связям. Не такой старый, как остальные. Скорее сорок, чем шестьдесят. Перед началом презентации, в коридоре, он незаметно оттеснил меня в сторонку. Он пребывал в ужасном волнении. Все время повторял:

— Абсолютно необходимо, чтобы все прошло хорошо!

Дескать, он в нашей конторе человек новый. Ему бы надо было следить за ходом работ, появляться в агентстве, одобрять. Однако ему этого сделать не удалось, потому что, бла-бла-бла, он вернулся из высокогорной экспедиции в Непал, самолет, бла-бла-бла, опоздал.

Итак, стратегия, конкурс, электронная почта, дегустация в супермаркете, лотерея на картонных кружочках, с которых надо было стереть защитный слой, — во всем этом я была великолепна. Но когда наступил момент представления слогана, у меня задрожали коленки. Во рту пересохло. Сердце забилось с перебоями. Неожиданно слова колбасный стаканчик — сенсация ланча показались мне верхом бездарности, глупостью, которую просто невозможно произнести вслух. Сейчас они мне швырнут этот слоган в лицо, и будут правы! Я поймала взгляд директора по связям. Он подмигнул мне и показал большой палец. Словно почувствовал мою тревогу. Я бросилась в атаку. Он поддержал меня. Задавал нужные вопросы в нужное время. Мы стали двумя краснобаями в колбасных шкурках, ассоциацией злоумышленников, нацеленных на обман невозмутимых старичков. Когда я закончила, Свиньон-отец почти улыбнулся. А остальные вдруг зааплодировали. Словно на заседании комитета КГБ во времена Сталина.


18 ИЮЛЯ, ВТОРНИК

Собрание меня вдохновило. Смелость, смелость и только смелость! Вот чего мне не хватает. Вот что мне нужно! Когда у меня нет выбора, я иду напролом. А когда я иду напролом, все получается! Возникает только один вопрос: как сделать так, чтобы я почувствовала, что у меня нет выбора тогда, когда выбор у меня есть?


19 ИЮЛЯ, СРЕДА

Сегодня утром в метро мне бросилось в глаза объявление на странице газеты, оставленной кем-то на соседнем сиденье. Газета называлась «ПАРИММО». «Срочно! Батиньоль, милая 2-хкомн., дом напротив отсутств., нестандартная амер. кухн. На месте, 3, ул. Бизерт, среда 19 ИЮЛЯ, с 9 до 11 часов».

Среда, девятнадцатое, — черт, это сегодня! И сейчас восемь часов пятьдесят семь минут! Впервые я почти не опоздала! Воспользуюсь затянувшимся гриппом Патрончика и организую себе добавочную порцию опоздания, раз уж фея недвижимости подала мне знак! Смелость, смелость и еще раз смелость! Я схватила газетку. Перешла на другую сторону перрона. Сделала пересадку. Машинист, гони-догоняй мою судьбу! Батиньоль. Вспоминается сквер, кафе с цинковой стойкой, песни Трене. Кстати, она продается или сдается эта 2-хкомн.? Срочно — это значит то, что значит, так? Кто первый схватил, тот и выиграл. Или первая. Вдруг я?

Тот район Батиньоль, который предстал перед моими глазами, был не совсем из серии «Париж, любовь моя». Какие-то мрачные дома и замусоренные тротуары. Улица Бизерт, скопление людей… И как раз перед домом номер три.

— А что происходит?

— Сдается двухкомнатная на шестом этаже…

Очередь спускалась с шестого этажа, пересекала двор, проходила под аркой и тянулась до соседнего дома. Маленькие, большие, молодые, старые люди переминались с ноги на ногу, искоса поглядывая друг на друга. Их роднила одна деталь: в их руках, в их сумках и карманах была газета «ПАРИММО». Опять я размечталась зря. Срочно. Я срочно использовала свой шанс не влезать в это дело глубже. Back to Курбевуа…


20 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Идея переезда мечется у меня в голове. Все время об этом думаю. В полдень зашла в большое агентство недвижимости рядом с работой, так просто, посмотреть. Посмотрела. Блондинка того типа, что работают ведущими на телевидении, пробежавшись наманикюренными пальчиками по клавиатуре, показала мне «все, что у нее есть от тридцати до сорока квадратных метров». Курбевуа, Пюто, Нантерр, Леваллуа…

— Самое главное, чтобы у вас было хорошее досье, которое внушило бы нам желание иметь с вами дело…

Я — клиент, и я должна внушать желание? Я встала.

— Мне кажется, что это скорее вы должны внушать мне желание иметь с вами дело, но этого, к сожалению, не произошло. Так что желаю удачного вечера.

Блондинка чуть не подавилась. Ну, и кто здесь самый смелый? Нет, ну действительно! В любом случае, я не собираюсь жить ни в Пюто, ни в Леваллуа. Вдруг я найду работу в Париже, и мне придется ездить на метро через весь город? Спасибо! Я чувствую, что надо искать квартиру другим способом, более хитрым…


21 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА

Машар вышел на работу. Желтый, как репа. Мне его почти жалко. Я воспользовалась случаем для немедленной атаки (теория санитарного поезда). Я пошла в наступление: тридцать процентов немедленно. Репа поменяла свой цвет на оттенок брокколи. Он едва нашел силы простонать:

— Десять процентов… В декабре.

Тут в кабинет просунулся напудренный носик Мари-Анник (кажется, она боится, что я у нее отобью любимого Патрончика?).

— Вы перезвонили господину Тартемюшу, Патрик? Он три раза звонил с понедельника..

Страшно довольный тем, что можно отвлечься, Машар поторопился начать расспросы: что-чего-зачем-почему. Я напрасно сверлила его убийственным взглядом. Мари-Анник бросилась вперед. Форс-мажор. Я сделала ей знак: убирайся! Машар был мне нужен тет-а-тет, я должна была нанести последний удар, пока он не набрался сил. Она поняла.

— Возвращаясь к своей зарплате, — продолжила я, как только Мари-Анник вышла. — Двадцать процентов к концу мая, и я не пойду ни на какие уступки.

Машар выдал из себя нечто вроде предсмертного хрипа, который следовало понимать как хорошо, я согласен. Вот так! Ну, я сильна!


22 ИЮЛЯ, СУББОТА

Страшная жара. Спала с открытыми окнами. Пианино звучало громче, чем обычно. Около полуночи на меня снизошло озарение: а квартира Жеральдины до появления Жоэля, на улице Тольбиак?

Следствие озарения: позвонила утром Жеральдине по поводу ее прежней норы. Квартира была унылая, зато не маленькая, некрасивая, но если мне не изменяет память, и недорогая. Отличный нюх, Ева! В квартире сейчас живет двоюродная сестра Жеже. И как раз ищет, с кем снимать на двоих. Половина и без того небольшой квартплаты! Ням-ням! Это, конечно, не покупка века, но шаг в нужном направлении, быть может… Двоюродная сестра, по оценке Жеральдины, классная (слава богу, не по оценке Жоэля).

Зовут ее Маржолен, я ей позвоню, как только Жеже предупредит меня о том, что она ее предупредила о том, что я ей позвоню…


23 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Пресловутая Маржолен отвечала по телефону несколько странно. Еще не проснулась? Хоть бы все получилось. На самом деле я очень сильно хочу переехать. А если я найду мужчину своей жизни, что я буду делать с двоюродной сестрой? Я опять перееду! А может быть, у него будет своя квартира! Которая станет нашей квартирой! Смелость, смелость и еще раз смелость, движение — жизнь!

— И не позднее чем сию минуту, если ты хочешь оказаться на Тольбиак без пятнадцати.


24 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Сегодня утром Мари-Анник вошла ко мне в комнату с лицом актрисы, готовящейся сыграть великую сцену из второго акта.

— Позволь сказать тебе, Ева, что мне не понравилось, просто совсем не понравилось, как ты выгнала меня из кабинета в пятницу в присутствии Патрика. Ты разбудила во мне синдром изгнанника, очень болезненное воспоминание детства, и я прошу тебя извиниться.

— Подожди, Мари-Анник, успокойся, я говорила с ним о повышении зарплаты…

— Что ж, если деньги тебе дороже дружбы, тогда… Э-э… Позволь сказать тебе… Что мне тебя жаль!

И отлично!

С Жеральдиной тоже ничего хорошего. Я надеялась, что она перезвонит после моего апокалиптического визита на улицу Тольбиак. Нет. Понимает ли она, что ее двоюродная сестра совершенно сумасшедшая? Если да, почему она ничего мне не сказала? Если нет, то я считаю своим долгом ее об этом предупредить. Я сама позвонила ей во время обеденного перерыва, скрестив пальцы, чтобы не нарваться на Жоэля. Удача мне не изменила, и трубку поднял… Жоэль. Разговор вышел примерно следующим:

— А, привет, Жоэль! Это Ева. А Жеральдина дома?

— Нет, она ушла на встречу. С новым поставщиком галет с кунжутными семечками, изготовляемых без генетически модифицированных продуктов..

— Понятно, понятно.

— А ты чего хотела?

— Да ничего… Так… Я ходила смотреть квартиру, знаешь, на Тольбиак..

— А! Ты видела Маржолен?

— Да. Ну, видела — это громко сказано. Все ставни закрыты, она живет в темноте, горят две-три красные свечки перед маленькими алтарями. Квартира — словно кришнаитский храм. Прежде чем начать разговор, мне пришлось вымыть лоб, стоя на четвереньках перед тазом, и выпить какой-то страшно жирный бульон, в котором плавали куски курицы. А сам так называемый разговор, собственно, состоял из того, что Маржолен читала мантры… Жеральдина в курсе того, что происходит?

— Она очень обеспокоена. Да и я тоже. Это создает негативную волну, опасную для нашего ребенка…

— Но почему же она мне сказала, что ее двоюродная сестра очень симпатичная?

— Скажем так… Мы с Жеральдиной подумали, что, когда ты будешь жить с Маржо, ты, быть может, захочешь помочь ей выпутаться из всего этого…