Элспет откинулась на спинку сиденья, пока фаэтон катился по извилистой дорожке мимо старых красных, изъеденных временем кирпичей, сверкавших на солнце окон, а поросшие плющом стены придавали усадьбе провинциальный, сельский шарм.

Когда фаэтон остановился у черного входа, Дарли поспешил открыть дверцу.

— Я подумал, что так будет спокойней для вас — этот вход не так заметен для посторонних глаз, а парадный подъезд виден с главной дороги.

— Спасибо. Я весьма ценю вашу предусмотрительность. — Лицо Элспет залила краска. — В особенности, когда я сама не знаю, что сказать или сделать.

Он подхватил ее сумку и повернулся к ней с улыбкой.

— Говорите все, что вам вздумается. И вам решать, чем вам захочется заняться, — добавил он, словно предлагая ей сделать выбор между яблочным пирогом или клубникой со сливками. — Кстати, конюшни совсем недалеко, если вам вдруг захочется посмотреть их.

— Я думаю… пока нет… — Неуверенность в голосе выдавала в Элспет новичка в светском общении.

— Я так решил поначалу, увидев на вас костюм для верховой езды.

— Просто я сказала Софи, что мы отправляемся на прогулку верхом, не найдя лучшей отговорки. — Она сделала легкий вздох и крепче сцепила руки.

— Хорошая отговорка, — ответил маркиз, отметив про себя ее побелевшие костяшки пальцев. — Тогда я покажу вам хотя бы часть моих роз по пути к дому.

Он приглашал ее в дом, как будто она и не ждала ничего другого, но эти слова окончательно ставили точку, после которой уже не было пути назад.

— Все это так ново для меня, — прошептала Элспет, старательно избегая его взгляда.

Для него ситуация тоже была непривычной, никогда прежде ему еще не приходилось понуждать женщину к сближению.

— Мы войдем в дом, когда вы того пожелаете, — вежливо заверил ее Дарли. — Можно и прямо сейчас, если хотите. Мне бы не хотелось, чтобы вы делали что-либо, чего вам не хотелось бы самой.

Он говорил в самых общих чертах, словно не имея в виду никаких сексуальных проявлений. А вдруг Аманда права? Вдруг девственность леди Графтон действительно окажется бедствием в постели?

Его слова заниматься тем, чем ей хотелось бы заняться самой, поразили Элспет, поскольку сама-то она точно знала, чем ей хотелось бы заняться с Дарли… или, по крайней мере, тем, что ее неопытность позволяла вообразить.

Он сидел, откинувшись на спинку кожаного сиденья, и выглядел совсем по-мальчишески в белой рубашке с расстегнутым воротом и дубленых бриджах. Ее сумка лежала у него на коленях, а его длинные тонкие пальцы покоились на мягкой коже, словно впереди у него было все время в мире, словно факт, останется ли она или уйдет, никак не нарушит привычное течение его жизни. И внезапно возникшая потребность узнать, о чем он думает сейчас, в данный момент, или хотя бы просто уколоть его самодовольство, заставила ее спросить:

— Вам хочется, чтобы я осталась? — Она могла быть дочерью священника, не искушенной в амурных делах, но она отнюдь не была ни слабой, ни беспомощной.

— Очень хочется. — Он выпрямился на сиденье и прямо встретил ее взгляд. — Простите, если я не достаточно ясно показал это.

— Вы выглядели абсолютно равнодушным.

— Я не хотел испугать вас. — Он усмехнулся. — Вы же видите, насколько с вами я чувствую себя не в своей тарелке.

— Не больше, чем я с вами.

— Значит, мы оба неравнодушны и испытываем какие-то чувства друг к другу.

Она улыбнулась:

— Похоже, так оно и есть.

— Если вы останетесь со мной сейчас, я обещаю вам, — его лицо осветила улыбка, — все, что только вы пожелаете. На ваших условиях.

Она выдохнула:

— Я была бы, наверное, полной дурой, если б отказалась, не правда ли?

— Ну, скажем, у меня такое чувство, что я мог бы сделать вас счастливой.

Да он мог бы сделать ее счастливой, просто улыбнувшись, так, как он это сделал сейчас.

— Что ж, пожалуй, мне следует рискнуть.

— Тут нет никакого риска. Правила устанавливаете вы. Она выдохнула.

— Теперь я понимаю, в чем причина вашей неотразимой притягательности, — ответила она с чуть заметной насмешкой в голосе. — Какая женщина смогла бы устоять перед подобной щедростью?

Он принял ее капитуляцию, даже если она не совсем еще сдалась, и, выпрыгнув из экипажа, подал ей руку:

— Позвольте показать вам мои розы.

Едва ее рука коснулась его руки, он произнес:

— Я думаю, чашка чая вам бы не повредила.

Шаг за шагом, только не торопиться, подумал Дарли.

— Благодарю вас. Я с удовольствием выпью, — просветлев, прошептала она.

С его стороны было очень мило предоставить ей время.

Он провел ее через небольшой огороженный садик, полный пылающих роз.

Утонченное, изысканное благоухание и буйство красок являли собой подлинный рай для глаз и обоняния.

— По правде сказать, сам я не смогу отличить одну розу от другой. Хотите, позову садовника? — спросил он.

— Нет, спасибо. Дело в том… я бы предпочла…

— Ни с кем не встречаться. Я понимаю. — На самом деле он заранее позаботился, чтобы все это время челядь оставалась за пределами видимости. — Мы войдем через теннисный корт, — пояснил маркиз, открывая застекленную дверь в помещение типа оранжереи. Скамейки вдоль боковых стен поднимались от пола до окон под самым потолком, что позволяло играть на нем в любую погоду.

— Вы, наверное, очень добрый, — прошептала она, охваченная трепетом.

— Я стараюсь управлять собой. А вы играете в теннис? Она покачала головой. Вся усадьба викария, ее отца, по всей видимости, была меньше этого теннисного корта, не говоря уж о том, что, насколько ей было известно, в Йоркшире вообще не было крытых кортов. Он улыбнулся:

— Если хотите, я научу вас.

— Я подумаю об этом, — пробормотала Элспет. Уж если она вообще не знала, зачем пришла сюда, и тем более не была уверена, что останется здесь, то теннис меньше всего фигурировал в ее планах.

Они пересекли корт, маркиз открыл двустворчатую дверь, ведущую в холл, освещенный сверху хрустальной люстрой. Полы были устланы коврами от Обюссона, а стены украшены портретами его скакунов. По правую сторону располагались помещения для приемов, по левую — его апартаменты. Маркиз проводил ее в комнату, которую назвал своей библиотекой. Множество седел, уздечек и кнутов были разбросаны по креслам и столам, календари скачек и книги по коневодству валялись повсюду, некоторые из книг были открыты, в других были бумажные закладки. Пара поношенных сапог для верховой езды валялась на ковре, кожаная куртка висела на спинке кресла, во всем сквозила его страсть к скачкам и разведению лошадей.

— Простите меня за беспорядок. Я провожу здесь много времени.

— Это напоминает мне кабинет моего отца, хотя и не в такой степени. — Сколько счастливых часов провела она в той уютной комнате, подумала Элспет. Сколько вечеров их семейство проводило, изучая календари скачек, пытаясь решить, какого нового породистого рысака они могли бы позволить себе приобрести, в каких скачках могли бы участвовать.

Ошеломленная, казалось бы, притупившимся чувством утраты, она заставила себя смотреть в сад, перед ее взором предстали прелестные белые розы, ползущие по стенкам деревянной беседки.

— У вас великолепные садовники, — прошептала Элспет, направляясь к дверце террасы, якобы чтобы насладиться прекрасным видом, открывавшимся перед глазами, на самом деле, чтобы скрыть слезы, выступившие на глазах. — Какие прекрасные розы!

— Пергола находится как раз на пути к конюшням, — заметил Джулиус, следуя за ней. — Это удобно и практично.

Как и все остальное в его жизни, размышляла Элспет, пытаясь не поддаться злости на маркиза, жизнь которого была ничем не омрачена или отягощена. Она часто заморгала, пытаясь стряхнуть слезы, обнаружив вдруг, что ей стало труднее, чем обычно, примириться с собственной судьбой — слишком велика была разница между ними.

Ее отец был викарием не по собственной воле — у него, младшего отпрыска младшего сына, не было особого выбора, разве что армия или морской флот. А сейчас из-за превратностей судьбы она оказалась предоставлена самой себе, ей предстояло избрать свой путь в этом мире.

Возможно, стоит учесть выгоду амурной интрижки с состоятельным пэром вроде Дарли в смысле поправки финансовых дел. По слухам, маркиз отличался щедростью. Но ей хватило мгновения, чтобы понять, что она не годилась на роль оплачиваемой куртизанки. Так же как и на роль, которая ей отводилась, если она и дальше будет оставаться здесь. И тут за приятными, доставляющими массу удовольствия фантазиями ей открылась суровая неприкрытая правда.

— Боюсь, что это была ужасная ошибка с моей стороны, — произнесла она, отвернувшись. — Я ни в коем случае не должна была приходить сюда.

Он посмотрел ей в лицо:

— Вы плачете.

— Нет. Я не плачу, — возразила Элспет, отступая на шаг. Его близость приводила в замешательство, смущала ее. — Это, наверное, из-за ветра.

— Я что-то сделал не так? — спросил он, не приняв ее никчемное объяснение.

Она затрясла головой.

— Я не должна была приходить сюда. Прошу извинить меня, что доставила вам столько хлопот, но… — Она обошла его, внезапно почувствовав, что готова разрыдаться. Без серьезной причины. Или, наоборот, по сотне причин. Ни одна, из которых никак не касалась его. — Пожалуйста. — Она оттолкнула его руку, когда он попытался остановить ее, неимоверным усилием сдерживая готовые вырваться наружу рыдания. — Я должна уйти, — прошептала Элспет.

— Позвольте мне хоть как-то помочь вам. — Он пошел за ней следом к двери.

— Это никак не связано с вами.

— Значит, с Графтоном?

Она кинула на него острый взгляд, гнев на какой-то момент потеснил ее слезы.