Сьюзен Джонсон - Когда вас кто-то любит

– А мне все равно, – заверил Дугал, причем вполне искренне. Его возлюбленная была невероятно страстной женщиной, несмотря на мальчишеские формы и склонность к распутству. – Кроме того, вряд ли Аннабел Фостер может считаться твоей исключительной собственностью.

– Невзирая ни на что, я намереваюсь вернуть ее в свою постель в самое кратчайшее время, – твердо объявил Уоллингейм.

– И как ты предлагаешь это сделать?

– Обычным способом, – процедил Уоллингейм. – Хитростью.

Перед отъездом Дафф выпил чаю в компании Аннабел, миссис Фостер и Молли. И заодно попросил разрешения у миссис Фостер заехать наутро за Аннабел. Миссис Фостер, разумеется, и не думала возражать.

Он побыл еще немного, наслаждаясь приятным обществом, строя планы на лето, словно был членом семьи. Они с Аннабел попрощались уже на закате. И долго стояли у садовой калитки, любуясь розовыми полосами, перечертившими небо, вдыхая аромат цветов и впитывая мирную безмятежность, окружавшую их.

– Не могу вспомнить, когда еще так приятно проводил время, – прошептал он, сжимая ее руку под прикрытием юбок.

– Я тоже. Еще раз спасибо за счастье, которое ты дал мне. И за то, что ты был так благороден и избавил меня от Уоллингейма.

– Завтра я пришлю служанок помочь твоей матери и Молли с детьми, а заодно и несколько охранников, чтобы следили за домом.

– Пожалуй, не стоит, – покачала она головой. – Это может встревожить матушку.

– Твоя матушка вряд ли будет возражать против одной-двух горничных, не так ли?

Что же касается охранников… он позаботится, чтобы они не попадались на глаза домочадцам Аннабел. Но они будут охранять дом день и ночь. Если не для ее, то хотя бы для его спокойствия.

– Согласна, – кивнула она, не желая продолжать спор.

– Вот и хорошо. – Он снова нежно сжал ее пальцы. – Скажи, что будешь думать обо мне сегодня ночью.

– Как я могу не думать? – улыбнулась она. Человека, подобного Даффу, забыть нелегко.

– Приеду завтра в десять. Жаль, что не могу поцеловать тебя сейчас.

– Очень жаль. Но мама и Молли скорее всего подглядывают в окна.

– Поэтому я должен вести себя прилично, – вздохнул Дафф.

– Боюсь, что так, – прошептала она, смаргивая неизвестно откуда взявшиеся слезы.

– Дорогая, умоляю тебя, не плачь, тем более что я не могу обнять тебя и утешить.

Она по-детски шмыгнула носом и улыбнулась дрожащими губами.

– Ну вот, я уже успокоилась. Просто нервы шалят после случившегося.

– Обещаю, Уоллингейм оставит тебя в покое. Даже не вздумай волноваться!

Она кивнула, вновь сдерживая слезы.

– Не буду. До завтра, милый.

Если Дафф немедленно не уедет, с ней начнется настоящая истерика.

Он отпустил ее руку, слегка поклонился и с улыбкой ушел.

Когда фаэтон отъезжал от ворот, Дафф помахал на прощание.

Усилием воли она продолжала улыбаться, пока он не скрылся с глаз. И только тогда вытерла слезы, повернулась и решительно направилась к коттеджу.

Они должны исчезнуть к утру.

Ни в коем случае нельзя оставаться теперь, когда Уоллингейм узнал, где она живет.

Он вернется. Сомнений в этом нет. Даже если Дафф сумеет защитить ее, что тоже еще не известно, учитывая предательскую натуру Уоллингейма. Именно из-за последнего она и не хотела покровительства маркиза. Потому что всегда избегала положения содержанки.

Аннабел давно решила, что, несмотря на довольно свободный образ жизни, она по крайней мере сохранит независимость. И как бы она ни наслаждалась обществом Даффа, – весьма слабое определение того рая, который он предлагал, – стоит позволить ему поставить на ней свое тавро, и он поведет себя ничем не лучше остальных мужчин.

Она долго придерживалась своего собственного свода правил. Первое – дарить благосклонность только тому, кто ей мил. Второе – не позволять мужчинам командовать ею. И третье – только она сама решает, когда разорвать связь.

Во многих отношениях она ничем не отличалась от аристократок, играющих в любовь. Просто имела несчастье родиться в семье ремесленника, а не в богатом доме. Благородные леди забавлялись, меняя партнеров и увлекаясь постельными играми. Как только высокородный лорд получал наследника, то есть его жена рожала одного-двух сыновей, общество было склонно смотреть сквозь пальцы на подобные связи, лишь бы все обходилось без скандала.

Впрочем, сейчас эти сравнения вряд ли уместны. Главное – придумать объяснение поспешному отъезду, причем такое, которое не встревожит ее мать.

Самое позднее к полуночи они должны исчезнуть и оказаться далеко от деревни, когда завтра утром приедет Дафф.

Как ей не хотелось покидать его! Если бы имелся способ попрощаться как следует без необходимости что-то объяснять, она так и сделала бы. Но, хотя Дафф мил и добр, очарователен и любовник прекрасный, все же не предлагает ничего, кроме мимолетного романа. Она предпочитает жить по-своему.

«Возможно, лучше всего подойдет остров Уайт», – думала она, полная решимости не мучиться мыслями о том, что никогда не сможет быть с Даффом. Да и вообще плакать над потерянными наслаждениями – пустое занятие. У нее и без того много срочных проблем. Итак, морской воздух бодрит, расстояние от Лондона довольно значительное, а уединенное местоположение просто идеально подходит для того, кто желает укрыться в уединении.

И ее мать знала остров. В детстве она отдыхала там с дедушкой и бабушкой.

В конце концов лето – идеальное время, чтобы отдохнуть на море.

Герцог и герцогиня наслаждались минутами покоя после ленча. Дети и внуки разбежались по своим делам, и, прежде чем встать из-за стола, супруги решили выпить еще по чашечке чаю. Но тут вошедший лакей вручил герцогу записку.

Поспешно развернув смятый листок бумаги, герцог пробежал глазами немногочисленные строчки.

– Это от Даффа.

Герцог протянул записку жене и обратился к принесшему записку слуге:

– Кто доставил это в дом?

– Не знаю точно, ваша светлость.

– Этот человек все еще здесь?

– Он, вероятно, ушел, милорд.

– Найди его и приведи обратно. Скорее, – резко велел герцог. Как только слуга выбежал из столовой, Джулиус повернулся к жене: – Дафф не объяснил, почему уезжает в Лондон.

– Мы с тобой знаем почему, – ответила герцогиня, хотя, судя по поджатым губам, думала в это время о миллионе других причин.

– Может, гонец способен пролить свет на внезапный отъезд нашего сына.

– Уверена, что это так и есть, – пробормотала жена. Но ее лицо тут же просветлело, и, поспешно отодвинув стул, она поднялась, прежде чем лакей успел ей помочь. – Пока ты ожидаешь этого человека, милый, – ласково объявила она, – я, пожалуй, поднимусь наверх и скажу девочкам, что мы уезжаем в столицу. Сейчас пошлю слугу на конюшню к Джайлзу. Пусть передаст, что он нам нужен в доме.

– Дафф может посчитать, что ты вмешиваешься в его дела, – остерег муж.

Элспет улыбнулась:

– Но, дорогой, это право каждой матери. Нам нравится думать, что мы помогаем своим детям.

– Твоя помощь может не пригодиться, если Дафф вернется до того, как мы успеем приехать в Лондон, – мягко заметил Джулиус. – Ты об этом подумала?

– Но, дорогой, ты же читал записку. Уверена, это связано с какими-то неприятностями.

– Откуда ты вывела такое заключение? Из нескольких жалких строчек?

Жена ответила ангельской улыбкой.

– Материнская интуиция, дорогой. Доверься мне. Но обязательно дай знать, что скажет человек, доставивший записку. А пока я присмотрю, чтобы девочки как следует приготовились к поездке. А ты тем временем прикажи готовить экипажи.

Герцог давно приучился не игнорировать материнскую интуицию жены. Обычно она знала, о чем говорит. Но, поговорив с местным фермером, принесшим записку от сына, он получил дополнительные сведения, которые и не замедлил сообщить Элспет:

– Этот человек живет на маленькой ферме рядом с охотничьим домиком. Он как раз пропалывал огород, когда подъехали два всадника и попросили отнести нам записку. Очевидно, Дафф уже отправился в путь, когда вдруг вспомнил, что неплохо бы известить нас о своих планах.

– Этим объясняются краткость записки и плохой почерк. Он писал, сидя в седле. Как мило с его стороны подумать о нас, – заметила Элспет, которая, как все любящие матери, была склонна прощать детям их промахи.

– О да, мы должны считать себя счастливчиками, потому что он подумал о нас, – съязвил герцог.

– Совершенно верно, дорогой, – без всякой иронии ответила Элспет. – Какой милый мальчик! Так ты понял наконец? Мисс Фостер – вот причина, по которой Дафф променял уединенную жизнь на яркие огни Лондона.

– Но фермер ничего о ней не знает. Я обиняками расспросил его.

– В таком случае нам не помешает завернуть в Шорем по пути на юг. Считай это чем-то вроде разведки.

– Может, нам следует поехать одним.

– Ты абсолютно прав. Как я ни обожаю наших девочек, они любят посплетничать, а дорогому Даффу это ни к чему. Пока он… еще… на пути… к выздоровлению.

Герцогиня всегда пользовалась самыми мягкими выражениями для описания эмоционального состояния сына.

Герцог, однако, был более реалистичен и знал, что иногда война необратимо ломает душу и характер человека. И хотя искренне желал сыну полнейшего выздоровления, каким бы ни был исход, будет защищать и поддерживать его.

Мисс Фостер, очевидно, сотворила чудо за какие-то несколько дней, чем заслужила вечную благодарность герцога. Теперь он у нее в неоплатном долгу.

– Мы попросим Джайлза сопровождать девочек. Я велю приготовить дорожный экипаж. Там хватит места всем, хотя подозреваю, что Джайлз предпочтет скакать верхом, вместо того чтобы развлекать кучу детей в духоте экипажа.

– Я тоже в этом уверена, – заметила герцогиня с легкой улыбкой. – И поскольку все знают, как тщательно я закрываю дом перед отъездом, они с радостью поедут вперед.