Твердо решив сдерживать свои порывы в отношении Даффа, она пошла по главному коридору, который пересекали другие, гораздо более узкие коридорчики. По обеим сторонам их виднелось множество дверей. Что же, вполне симпатично.

Обретя некое подобие спокойствия и взяв себя в руки, она позволила себе поддаться женскому любопытству, и осмотреть логово Даффа, в котором он предпочел зализывать раны. Проходя мимо каждой комнаты, она открывала дверь и заглядывала внутрь. При этом ей не хотелось признаваться себе в неожиданном интересе к жизни маркиза. Признаваться, что он привлекает ее, пусть и самым поверхностным образом. Вместо этого она предпочла предаваться иллюзиям и считать, что, вполне возможно, использует обстановку какой-то комнаты как основу для будущих декораций.

Ах, этот самообман!

Оказалось, что спальня Даффа находится в самом конце коридора. Должно быть, он любит утреннее солнце, потому что окна выходят на восток. И поскольку это была не самая большая комната в доме – она видела несколько гораздо больших, значит, он выбрал эту спальню по какой-то причине. Может, потому, что здесь такая широкая постель? Или он велел ее сюда поставить?

Другие комнаты были обставлены в стиле эпохи короля Якова: вся мебель была рассчитана на то, что люди тогда были гораздо меньше ростом. Должно быть, он хотел иметь кровать, в которой можно хотя бы вытянуться во весь рост!

Аннабел слегка улыбнулась.

Дафф, несомненно, был прав насчет беспорядка. Кровать даже не застлана. Стеганое покрывало сброшено на пол, простыни смяты, стулья и столы завалены одеждой, две пары сапог для верховой езды валяются у двери. На туалетном столике лежит груда скомканных галстуков: сразу видно, что Дафф не чужд моде. В то время идеально завязанный галстук был непременным требованием к одежде светского джентльмена.

Войдя, она бросила саквояж на постель и обошла комнату, радуясь возможности увидеть истинное лицо человека.

Повсюду разбросаны книги. Очевидно, он увлекался руководствами по конному спорту: семейная программа разведения лошадей была лучшей в Англии. Однако попадались и романы, а на прикроватном столике лежал «Михаэль Кольхаас» немецкого писателя и драматурга Клейста. Аннабел читала книгу и знала, что сюжет вряд ли способен поднять дух человеку отчаявшемуся. Но ей понравился вкус Даффа. Клейст тоже был одним из ее любимых драматургов.

Зеленый сюртук, который он надевал вчера на прогулку к развалинам монастыря, висел на стуле у кровати, словно Дафф едва успел сбросить его, прежде чем рухнуть в постель. Аннабел подняла его и поднесла к носу. От сюртука пахло мускусом и слегка кожей. Совершенно мужской запах. Вполне присущий такому человеку, как Дафф.

Она уселась за письменный стол и, положив сюртук на колени, стала изучать миниатюру, прислоненную к гнезду для бумаг: изображение Даффа с сестрами и братом. Дафф, как самый старший, стоял, положив руку на спинку дивана, где другие дети сидели в ряд, как маленькие птички.

Господи, сколько же ему было тогда? Лет десять? Такой высокий, прямой и серьезный. Одной из сестер не более двух-трех лет: золотоволосая девочка с чарующей улыбкой. Остальные были так же темноволосы, как Дафф, хотя не имели столь торжественного вида.

Почему-то она никогда не считала его серьезным человеком. Недаром его юность была отдана лондонским развлечениям! Правда, год назад все переменилось, но перед уходом на войну он пользовался славой повесы и распутника и имел самую скандальную репутацию, а о выигрышах и проигрышах за карточными столами ходили легенды. Однако сам Дафф считался достаточно скрытным человеком, и публике были известны только его подвиги в постелях и игорных комнатах.

Она вспомнила ту давнюю ночь в зеленой комнате «Друри-Лейн». Когда Аннабел отказала Даффу, тот улыбнулся, отвесил ей изящнейший поклон и, не теряя времени, подошел к другой молодой актрисе.

Сколько всего случилось с ними с тех пор!

В основном плохого. Потому что хорошего было совсем мало.

Но теперь они оба на пути к выздоровлению, и нет смысла оставаться пленниками прошлого. Особенно в такой чудесный день. Аннабел намеревалась полностью наслаждаться погодой и прогулкой.

На этой оптимистичной ноте она встала, бросила сюртук на стул и открыла лежавший на кровати саквояж.

Она обожала верховую езду, а лошади у Даффа наверняка первоклассные.

Расстегнув черный жакет, отделанный позолоченной тесьмой в стиле гусарского мундира и помпонами, она сняла его и отложила. За жакетом последовали серое платье, нижние юбки и сорочка. Натянув чесучовые бриджи, Аннабел застегнула пуговицы у талии и колен, снова надела короткий жакет и оглядела комнату в поисках зеркала.

Ни одного. До чего же равнодушен к собственной внешности этот человек! Впрочем, она наверняка неплохо выглядит, и, кроме того, ансамбль дополняли черные полуботинки и белые чулки: типичный костюм для юноши. Такова была ее первая роль на сцене много лет назад. К счастью, она догадалась заранее привезти костюм матери, поскольку в этот раз ее сборы были весьма поспешными.

– Мне подняться, или вы спуститесь?

Голос Даффа эхом отозвался в коридоре. Аннабел вопреки лучшим намерениям слегка поколебалась, прежде чем подойти к открытой двери и откликнуться:

– Я уже спускаюсь!

Она не желала думать об этой минутной нерешительности: простое недоразумение. Приход Даффа в эту комнату совершенно немыслим!

И, словно решительно желая подавить всякие глупые мысли, она скомкала одежду, сунула в саквояж и понесла вниз. Если ко времени их возвращения Эдди не будет поблизости, она сможет переодеться в конюшне. Нельзя поддаваться ни малейшему искушению.

При виде Аннабел, появившейся на верхней площадке, у Даффа перехватило дыхание. Но улыбка по-прежнему оставалась безразлично-вежливой, хотя идеальная фигура Аннабел, затянутой в узкие бриджи, никого не смогла бы оставить равнодушным.

– В последний раз вы появлялись в этом костюме в роли Джасинты, – сдержанно заметил он. – Я все еще помню рев толпы, когда вы впервые вышли на сцену.

– Женщина в мужских бриджах неизбежно вызывает подобные реакции, – сказала Аннабел, спускаясь по ступенькам. – Правда, мой костюм сегодня предназначен для чисто практических целей. Жду не дождусь нашей скачки.

– Я тоже, – дружелюбно кивнул он, но в глазах горело жадное желание.

– Вы нашли корзинку для пикника? – пробормотала Аннабел, с трудом находя нейтральные темы для разговора.

Он тоже переоделся, и замшевая куртка льнула к нему, как вторая кожа. Такова была тогдашняя мода, намеренно подчеркивавшая физическое сложение мужчины и не слишком льстившая дородному принцу-регенту, которому приходилось прибегать к корсетам. Но Даффу с его мускулистой фигурой корсеты не требовались. И короткая куртка, и коричневато-рыжие лосины были словно нарисованы на нем. Несмотря на чрезмерную худобу, Дафф обладал широкими плечами и грудью, а обтянутые лосинами сильные бедра так и приковывали взор. Как и его вздыбленная плоть, натянувшая перед мягкой рыжевато-коричневой кожи.

Ей, разумеется, не следовало бы так пристально смотреть…

И… стоило ли винить его за то, что так беззастенчиво выставляет напоказ свои аппетиты?

Едва уловимый озноб прошел по ее спине.

Вернее, он казался бы неуловимым, не будь атмосфера так наэлектризована желанием.

– Вам, надеюсь, не холодно? – спросил он.

Ему следовало бы промолчать, притвориться, что он ничего не заметил.

– Нет… просто сквозняк, – солгала Аннабел.

И тут она оказалась внизу. Где стоял он… ожидая… Слышно было только их дыхание: его – тяжелое, ее – неровное.

Молчание все тянулось.

– Я не прошу, – тихо сказал он наконец. – Но очень хотелось бы…

Ее губы слегка дрогнули, словно она боролась с собой.

– Мне тоже, – призналась она.

И словно получив безмолвное разрешение, Дафф улыбнулся:

– Я с радостью забуду о нашем пари.

Он поднял руку, но тут же бессильно опустил при виде ее потемневших глаз.

– Все… все это так… внезапно, – запинаясь, произнесла Аннабел, и было непонятно, кому она лжет: Даффу или себе. – Дайте мне… немного подумать… – Ее глаза вдруг широко распахнулись. – Не дотрагивайтесь до меня!

Он снова уронил руку, но взгляд был жарче пламени.

– А если я не послушаюсь?

Ни терпение, ни покорность не были в числе его добродетелей.

– Говорю же, не надо!

Голос ее дрожал.

Дафф отступил. В этот момент она невольно напомнила ему женщину его круга: трепещущую юную невинность.

Повернув руки ладонями вверх, он медленно выговорил:

– Я-не-коснусь-вас.

Аннабел отчаянно огляделась, словно пытаясь прийти в себя, и ответила нерешительной улыбкой.

– Я вечно забываю, кто передо мной, – с безыскусной простотой призналась она.

– То есть дурной или хороший человек?

– В данный момент – хороший.

– Вот это мы еще посмотрим. – Обрадованный ее словами и тем, что она не сбежала сразу, Дафф улыбнулся. – Сами скажете, когда будете готовы. Все зависит от вас.

Она долго молча смотрела на него. Тишина прерывалась лишь птичьим хором за окном дома.

Должно быть, оба слышали, как напряженно бьются их сердца.

Очевидно, придя к какому-то решению, она поднялась на цыпочки и легко поцеловала его. Но он не пошевелился, судорожно сжимая кулаки.

– Я готова сейчас.

– Могу я коснуться вас?

Он не хотел, чтобы она сорвалась с места и выскочила за дверь.

Она кивнула, опустив глаза.

Искренна ли она или играет очередную роль?

Скорее всего играет, решил он. Аннабел Фостер слишком опытна для подобной скромности.

Но он осторожно положил руки ей на плечи и привлек к себе, словно боясь спугнуть молодую девственницу. Приходилось импровизировать, поскольку раньше он никогда не имел дела с таковыми, но и обычная учтивость тоже вполне сойдет.