Том спрыгнул на землю, глаза его загорелись.

— Настолько большой, что внутри могло уместиться тело?

Сомневаться не приходилось — мальчишка быстро соображал. Себастьян улыбнулся.

— В общем, да.

Том отступил на шаг, придержав рукой шапку на голове, так как в эту секунду со Стрэнда подул свежий ветер.

— Если кто-то что-то видел, хозяин, то я отыщу его, не бойтесь.

— И еще одно, Том, — добавил Себастьян, когда мальчишка бросился было исполнять поручение. — Чур, не воровать кошельки, слышишь? Даже просто для практики.

Том остановился с видом оскорбленного достоинства и шмыгнул носом.

— А я и не собирался.

ГЛАВА 10

В отличие от большинства знатных особ, снимавших на летний сезон небольшие дома в Брайтоне, Оливер Годвин Эллсворт, четвертый маркиз Англесси, владел целым поместьем на окраине города.

Поместье было небольшое, даже, можно сказать, маленькое по сравнению с его главными угодьями в Нортумберленде, но дом был удобный и аккуратный, удачно расположенный на склоне холма с видом на море, на приличном расстоянии от шума и сутолоки городских улиц.

Оставив гнедых на попечение конюха, Себастьян нашел маркиза в саду с выложенными кирпичом замшелыми тропинками и тщательно ухоженными розами, которые цвели под защитой высоких стен, укрывавших их от беспощадного соленого ветра с моря. Услышав шаги Себастьяна, Англесси обернулся. Старик с некогда черной шевелюрой, теперь густо пронизанной проседью, он был всего на несколько лет старше Гендона, а производил впечатление совсем древнего старца — тощего, морщинистого, явно нездорового, сломленного тяжелым бременем недавнего горя.

— Благодарю, что согласились принять меня в такое время, — сказал Себастьян, останавливаясь на ярком июньском солнце, — Не могу выразить, как сильно сожалею о случившемся.

Маркиз снова принялся срезать отцветшие бледно-розовые цветы, обвившие крепкий столбик в конце тропы.

— Но вы ведь не для этого сюда явились?

Прямота вопроса удивила Себастьяна.

— Действительно, — ответил он столь же прямо. — Лорд Джарвис попросил меня выяснить обстоятельства смерти вашей жены.

Маркиз крепче сжал секатор.

— Для того, чтобы защитить принца, разумеется, — произнес он скорее как утверждение, чем вопрос.

— Таков их мотив, вы правы.

Маркиз обернулся, слегка выгнув бровь.

— Но не ваш?

— Нет. — Себастьян ответил на умный пронзительный взгляд старика. — Вы думаете, это сделал он?

— Кто? Принц? — Англесси покачал головой и вернулся к обрезке роз. — Принни, возможно, пьяница, избалованный неженка и идиот, но он не агрессивен. Не то что его брат, Камберленд. — Он замер, критически оглядывая дело своих рук; на его скулах заиграли желваки, что никак не вязалось ни с его возрастом, ни с дряхлостью. — Однако я не хочу, чтобы у вас сложилось ложное впечатление: если я ошибаюсь, если я узнаю, что Принни все-таки имел какое-то отношение к смерти Гин, я ему это не спущу. Мне все равно, принц он или нет.

Себастьян изучающее взглянул в озлобленное, искаженное горем лицо. Маркиз хоть и был стар, но в его решимости и способности понимать происходящее не было признаков слабости или немощи ума.

— Тогда кто, по-вашему, убил маркизу, сэр?

Губы старика скривились в странной полуулыбке.

— А знаете, вы первый, кто задает мне этот вопрос. Наверное, оттого, что те, кто убежден в невиновности принца, считают убийцей меня.

Маркиз перешел к следующему кусту. Себастьян выжидал, чувствуя, как солнце греет его плечи. Через минуту маркиз продолжил:

— Мне не позволили забрать тело Гиневры. Вы знали об этом? Говорят, какой-то хирург едет из Лондона. Зачем-то нужно, чтобы он взглянул на нее.

— Пол Гибсон. Очень хороший специалист. Он бы хотел получить ваше разрешение сделать полную аутопсию.

Англесси огляделся вокруг.

— Зачем?

Себастьян поймал измученный взгляд старика.

— Затем, что вашу жену убили не вчера вечером. Ее убили днем, а затем перенесли тело в Желтый кабинет незадолго до того, как его обнаружил принц.

В глазах маркиза вспыхнул огонь ярости.

— Что это? Какой-то трюк, чтобы отвести подозрение от принца?

— Нет. Между прочим, оба личных врача принца-регента высказали мнение, что леди Гиневра совершила самоубийство.

— Самоубийство! Кинжалом, торчащим из спины?

— Вот именно. — Себастьян помедлил, но потом все-таки добавил: — Только должен заметить, что она погибла не от кинжала. Гибсон считает, что она умерла за несколько часов до того, как в нее воткнули кинжал.

— Боже милостивый. Что вы хотите этим сказать?

Себастьян покачал головой.

— Мы не знаем, как она умерла, сэр. Вот почему Гибсон просит вашего позволения на вскрытие. Без него будет трудно понять, что случилось с вашей женой.

Прошла целая минута в тишине, нарушаемой лишь пощелкиванием секатора и далекими криками чаек.

— Так и быть, — заговорил наконец маркиз. — Даю вашему доктору Гибсону разрешение. — Он бросил на Себастьяна суровый взгляд через плечо. — Но я хочу, чтобы меня обо всем ставили в известность. Слышите? Ничего не скрывать из соображений моего возраста, здоровья и прочей подобной ерунды.

— Договорились. Ничего не скрывать.

Англесси плотно сжал губы и порывисто задышал, раздувая ноздри.

— Я знаю, что думают люди о моем браке с Гиневрой. Старик вроде меня берет себе в жены девочку, которая скорее годится ему во внучки. Можно подумать, я совершил что-то недостойное, позорное. Как будто сорок пять лет разницы не давали мне права полюбить ее.

Он замер, уставившись в конец сада, и продолжил приглушенным голосом:

— А ведь я любил ее. И вовсе не из-за красоты, хотя, Бог свидетель, она была прекрасна. Она значила для меня очень много. Она была… она была словно глоток свежего воздуха в моей жизни. В ней было столько энергии, столько страсти. Она стремилась ухватить жизнь обеими руками и сделать ее такой, как она хотела… — Он умолк на полуслове, чтобы перевести дыхание, и закончил совсем тихо: — Не могу поверить, что она мертва.

Себастьян выждал немного, потом снова задал свой вопрос:

— Кто, по-вашему, убил ее, сэр?

Англесси опустился на деревянную скамью возле ближайшего дерева и положил руки на колени.

— Гиневра была моей третьей женой, — сказал он вновь твердым голосом, полностью овладев собой. — Первая умерла через несколько часов после того, как родила мертвого сына. Вторая оказалась бесплодной.

Себастьян кивнул. Маркиз мог и не объяснять дальше. Они с виконтом принадлежали к одному миру, в котором каждый, кто занимал высокое положение, прекрасно понимал необходимость произвести на свет законного наследника. Себастьяну было всего двадцать восемь лет, а он уже ощущал гнет долга, о котором ему напоминал отец, да он и сам понимал, что обязан сделать все для продолжения своего рода, своего имени.

— С тех пор, как двадцать лет назад умер мой брат, — сказал Англесси, — моим наследником является племянник, Беван.

То, что он подразумевал, сказав эту фразу, было яснее ясного. Себастьян не сводил внимательных глаз с замкнутого, пышущего злобой лица старика.

— Вы полагаете, он способен на убийство?

— Я думаю, Беван Эллсворт может убить любого, кто стоит между ним и тем, что он считает своим, да. И если послушать племянника, то все мои поместья уже почти стали его собственностью. Он воспринял мой союз с Гиневрой как личное оскорбление и даже угрожал, что попытается аннулировать этот брак. Можно подумать, это в его власти.

— Но ваш последний брак длился уже несколько лет. Зачем было убивать леди Англесси именно сейчас?

Маркиз мучительно вздохнул.

— Расходы Бевана всегда превышали доход. Разумеется, если его послушать, то виноват здесь только несоразмерно малый доход, а вовсе не его расточительность. Мой племянник всегда одет с иголочки. А еще, как ни прискорбно, он заядлый игрок. Пока он считался моим наследником, кредиторы с удовольствием снабжали его деньгами. Думаю, обстоятельства перестали быть для него благоприятными, когда стало известно, что моя жена носит ребенка.

— Но ведь могла родиться девочка, — не удержался от замечания Себастьян, — и тогда Беван Эллсворт сохранил бы свое прочное положение как ваш наследник.

— Действительно, могла родиться девочка, — согласился Англесси, — но, честно говоря, я думаю, что Беван не мог позволить себе рисковать.

Себастьян стоял спиной к солнцу, намеренно скрывая лицо в тени, а сам внимательно изучал старика, погруженного теперь в тихую задумчивость. Недавнее горе прибавило ему морщин, светло-серые глаза смотрели с болью, худые старые плечи согнулись под тяжким грузом печали.

По тому, как он плотно сжимал тонкие губы и играл желваками, чувствовалась также и злость. Ярость, вызванная неожиданной потерей той, которую он так любил, и эгоистичной жадностью племянника, который, как полагал старик, украл у него самое дорогое. И все же… и все же Себастьян не мог отделаться от чувства, будто здесь таится что-то еще, но что — он никак не мог уловить.

— Когда в последний раз вы видели свою жену живой? — внезапно спросил он.

Англесси поднял на него взгляд и прищурился, глядя против солнца.

— Почти десять дней тому назад.

Себастьян глубоко вздохнул.

— Не понимаю.

— Моей жене в последнее время нездоровилось. Ничего серьезного, вы понимаете. — На губах старика заиграла печальная улыбка. — Так иногда случается с будущими мамами. Она планировала приехать ко мне в Брайтон. Ей всегда нравилось проводить здесь каждое лето несколько недель. Но в конце концов она решила, что не выдержит долгой утомительной поездки в тряской карете. Она осталась дома.