– Понимаю.

– Думаю, понимаешь, – кивнул Коллинз, пожимая плечами. – Или в любом случае скоро поймешь наверняка.

– Что ты имеешь в виду? – Но Коллинз молчал, как будто прикидывал, что можно мне сказать, а что – нет. – Шапочки честности, – напомнила я.

– Ладно, – он скрестил руки на груди. – Как думаешь, что произойдет, когда вернется Лисса?

Этот вопрос был словно удар под дых.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты всерьез думаешь, что Фрэнк продолжит постоянно тусоваться с тобой? Или что сможешь проводить столько же времени с Донной, когда она вернется в свою школу в Хартфилде? – Коллинз грустно взглянул на меня, и я поняла, что он куда больше раздумывал о жизни этим летом, чем можно было предположить. – Скоро сентябрь, Эмили. Я знаю, что ты потеряла подругу, но ты не очень разумно подошла к вопросу поиска замены.

Я отступила на шаг; ощущение было такое, будто Коллинз дал мне пощечину.

– Я и не собиралась… – начала я. – И не думала об этом!

Однако его слова больно задели меня, подействовав неожиданно сильно. Ведь я сама размышляла о чем-то подобном.

– Как скажешь, – согласился Коллинз, желая скорее закончить этот разговор.

– А с тобой мы тоже перестанем дружить? – спросила я в лоб.

Мне никак не удавалось смириться с мыслью, что все, что я строила в течение лета, рухнет через несколько недель.

– Почему же, не перестанем, – ответил Коллинз и добавил, на минуту превращаясь в прежнего себя: – Только когда я начну встречаться с роскошной девушкой, которой повезет стать моей постоянной парой, мы будем с тобой видеться реже. Ну, ты понимаешь.

– Хочешь услышать еще одну правду? – спросила я. Не то чтобы я это планировала – просто вдруг захотелось отплатить ему откровенностью за откровенность. – Как наши шапочки – все еще на головах? – Коллинз кивнул, настороженно глядя, и я продолжила. – Ты все время увиваешься за королевами бала постольку, поскольку знаешь: они тебе откажут. – Это была только теория, но Коллинз так вспыхнул, что стало очевидно: я попала в точку. – Почему бы тебе не пригласить на свидание девушку, которая захочет ответить тебе «да»?

Коллинз потерянно помотал головой.

– Не думаю, что ты поймешь, Эмили, – сказал он наконец. – Какая девушка захочет со мной встречаться?

После всей его летней бравады, маек кричащих расцветок, постоянного кривляния эти слова прозвучали совершенно неожиданно. Похоже, я в конце концов увидела настоящего Коллинза: в шапочке честности, с поднятым забралом. Не того парня, который неделю назад требовал от всех называть его Крутым Коллинзом, Любимцем Женщин, хотя никто, кроме Дага с работы, не согласился величать его этим титулом. Настоящий Коллинз был застенчивым, грустным и разочарованным. С деланым смехом он развел руками.

– Я не то чтобы завидный кавалер.

– Конечно же, ты завидный кавалер и отличный парень! – Я даже немного разозлилась, что он этого не видит. – Спроси хотя бы Донну.

Говоря это, я надеялась, что верно понимала ее постоянные заочные комплименты Коллинзу, не говоря уже о том, как долго она не могла отвести глаз, когда он первый пошел купаться голышом.

Коллинз посмотрел на меня, потом себе под ноги.

– Думаешь, она может сказать мне «да»? – спросил он наконец чрезвычайно нервным голосом.

Я была бы счастлива дать ему положительный ответ, да только уже ни в чем на свете не могла быть уверена.

– Спроси ее. Как думаешь, что самое худшее может случиться? – я подбодрила его улыбкой.

Он еще мялся, когда дверь за нашими спинами распахнулась.

– Мэтью! – позвала его какая-то женщина – я уже видела ее сегодня вместе с мужем, разговаривающими с Фрэнком. Она помахала Коллинзу рукой, приглашая его присоединяться. Коллинз вопросительно взглянул на меня, но женщина продолжала настаивать, маня его рукой.

– Извини, – сказал Коллинз. – Мне надо…

– Иди, конечно. Я тоже сейчас приду.

Он кивнул и исчез за дверью. Через пару минут за ним последовала и я. Проходя через гостиную, я заметила, что Фрэнк делает мне знаки, пытаясь привлечь мое внимание, но нарочно прошла мимо. Вокруг слышались обрывки чужих разговоров, какие-то архитектурные термины, которых я не понимала, но кое-что все же привлекло мое внимание.

– Да, роскошный дом, вы согласны? И оригинальная харрисоновская мебель… Трест… Споры из-за завещания… Да, были какие-то арендаторы… Нет, теперь с этим покончено…

В каждой комнате я видела Слоан. Вот кушетка, на которой мы смотрели целые сезоны телевизионных шоу. Вот стол, на котором сидели, болтая ногами и наслаждаясь мороженым, пока подруга рассказывала о своем первом поцелуе с Сэмом. Вот зеркало, перед которым она накладывала мне макияж, стараясь, чтобы глаза не выглядели разноцветными.

Отдав пустой стакан усталому официанту, я вдруг заметила, что между перилами лестницы, ведущей наверх, натянута ленточка. По-видимому, проход наверх был запрещен.

Я медленно пошла к ступенькам, на ходу выдумывая отговорки: «Я просто искала туалет. Я не заметила ленточки. Я заблудилась…» Быстро взглянула через плечо, подняла ленточку, поднырнула под нее и поспешила наверх.

Там тоже все осталось по-прежнему. Старинный стол в коридоре, масляные картины, карты в рамках. Я долго смотрела на окно в конце коридора – то самое, с бежевыми занавесками, в которое я помогла Слоан залезть в первый день нашего знакомства, когда она сказала мне, что давно ждала меня или кого-то похожего.

Оторвав взгляд от окна, я пошла к спальне Слоан, помедлив перед дверью в надежде, что она не заперта. Но старинная стеклянная ручка легко повернулась, и я вошла внутрь.

Вся мебель осталась на своих местах, но при этом все изменилось. Когда в этой комнате жила Слоан, повсюду были разбросаны ее вещи: одежда, косметика, английские модные журналы, которые она постоянно заказывала… Все это занимало свободное пространство на столике, шкафу и даже на полу. На стойках ее кровати висели гирлянды, за раму зеркала было воткнуто множество фотографий – мы с ней, она с Сэмом, какие-то актеры и актрисы, вырезанные из журналов. Теперь все следы Слоан исчезли. Это была безликая комната, которая могла принадлежать кому угодно.

Почему-то находиться здесь было тяжелее, чем в остальных помещениях. Я хотела уйти, но вспомнила кое-что и развернулась.

Ковер все еще лежал на полу, и я подняла его угол, пытаясь вспомнить, под какой доской паркета был тайник. Наконец я нашла его и не без труда открыла. Когда тайник использовала Слоан, там всегда лежало много вещей, которые сменяли одна другую, как только переставали быть важными. Но сейчас там была только одна из ее одноразовых камер, покрытая слоем пыли. Я вытащила ее и протерла. На ней не было никаких надписей, и выглядела она так, будто вся пленка была отснята.

Сама не знаю, что я ожидала найти. Я вернула доску паркета на место, прикрыла ее ковром и ушла из комнаты не оборачиваясь. Закрыла за собой дверь и спустилась по лестнице, хотя последнее, чего мне сейчас хотелось бы, – это вернуться на вечеринку.

По пути в гостиную меня никто не остановил. Родители Фрэнка теперь стояли еще дальше друг от друга, с приклеенными улыбками на губах, а самого Фрэнка нигде не было видно. Я попробовала спрятать камеру в сумочку, но в этот крохотный бесполезный бисерный кармашек влезали разве что ключи от машины и удостоверение личности, и шансов втиснуть туда камеру не было. Тогда я пошла к выходу, радуясь предлогу хоть ненадолго улизнуть отсюда: я решила оставить камеру в машине.

– Привет! – окрик Фрэнка застал меня на выходе.

Волосы у него были слегка взъерошены, как будто он взлохматил их ладонью. На нем был смокинг, и от вида друга у меня слегка закружилась голова: такой он был красивый и изящный. Мне пришлось отвести глаза усилием воли, иначе я могла бы смотреть на него вечно.

– Привет, – отозвалась я, глядя на свои туфельки. – Как идет прием?

Он хмуро оглянулся на гостиную, где его родители стояли уже в противоположных концах помещения.

– Идет себе, – отозвался он без энтузиазма. – Ты уже уходишь?

– Я просто хотела пройтись до машины, – ответила я, взглянув на камеру у себя в руках.

– Потому что если уходишь, – перебил меня Фрэнк, – может, и меня подбросишь домой? Хочу поскорее отсюда убраться.

– Хорошо, – отозвалась я.

Мне тоже хотелось скорее уйти, я просто не знала, что у Фрэнка те же планы. Однако он радостно кивнул и придержал для меня дверь. Я развернулась и услышала его сдавленный вздох.

– Вот это платье, – выдохнул он, и я поняла, что он просто увидел меня со спины.

Мы вместе спустились по ступенькам, на которых я не так давно сидела на солнце вместе со Слоан, листая модные журналы и приобретая красивый загар. А потом тоскливо сидела на них же одна, когда приехала искать подругу…

– Ты это сказал в хорошем смысле слова? – осведомилась я у Фрэнка про платье.

Он уже открыл рот, чтобы ответить, и тут вдали громыхнул гром.

– Давай-ка скорее поедем, – предложила я, ускоряя шаг, – а то у меня машина без верха.

Мы поспешили по подъездной дорожке. Избегая нанятых на вечер швейцаров, я припарковалась в самом конце длинной череды машин на обочине, так что до моей «вольво» путь был не близкий.

– Спасибо, – по пути сказал Фрэнк.

– Не за что, – я взглянула на него через плечо. Он держал руки в карманах и выглядел огорченным. – Это ведь ничего, что ты уезжаешь?

– Ничего, – коротко ответил он. – На самом деле мне вообще не следовало сюда приходить. И уж тем более тащить с собой тебя. Извини.

– Все в порядке, – начала было я, и тут снова зазвучал раскат грома, уже куда ближе.

Мы ускорили шаг, торопясь к машине. Начался порывистый ветер, и я вдруг поняла, что мы стоим на нашем обычном маршруте для пробежки, только в вечерних нарядах вместо футболок и шортов. И что-то странное было между нами сегодня вечером, какое-то напряжение, которого я никогда не замечала раньше. Не думаю, что оно исходило от меня одной. Я открыла машину, и мы оба скользнули на сиденья. На этот раз я не стала включать музыку, просто развернулась и проехала мимо дома Слоан на дорогу. Дом был ярко освещен, в окнах виднелись силуэты гостей в смокингах и вечерних платьях, и я вспомнила, что именно таким всегда представляла этот дом. А сегодня я сама была частью этого праздника, только чувствовала себя совсем не весело, а, наоборот, очень грустно.