– Еще пара минут, – сообщил Беккет, просунув голову в дверь, после чего снова укатил в своих кроссовках на колесиках. Ему поручили быть конферансье и заодно держать под рукой книгу с пьесой. Хотя у каждого актера были распечатки ролей, я отлично помнила множество представлений Театра в гостиной, когда актеры теряли свои распечатки и искали их как сумасшедшие, пытаясь восстановить ход действий.

– Наверно, нам стоит пойти познакомиться с остальными, – предложила я.

Прочие исполнители толпились на кухне, ожидая сигнала к началу представления. В пьесе было столько второстепенных ролей, что те, от кого требовалось за все время выйти с одной-двумя репликами, сидели в зрительном зале, откуда и должны были подняться на «сцену». Но главные актеры – среди них: секретарь с факультета моей мамы, специалист в области литературы эпохи королевы Елизаветы, костюмер, три реквизитора и несколько старшекурсников с факультета моего отца – могли воспользоваться подобием гримерки. Фрэнк кивнул, но видно было, что он сильно нервничает, и я с удивлением отметила, что парень, который постоянно выступал на публике и был, пожалуй, самым уверенным в себе человеком из всех, кого мне доводилось встречать, беспокоится из-за роли в любительском спектакле в моей гостиной. Похоже, он волновался даже сильнее моего, и почему-то эта мысль придала мне храбрости.

– У тебя все отлично получится, – заверила я.

Фрэнк с трудом улыбнулся.

– Спасибо.

В этот момент в кухню просунулся Беккет.

– Все по местам!


Спустя четверть часа пьеса шла своим чередом, и пока никаких неприятных сюрпризов не случилось. Кое-как я осилила свои первые реплики, хотя сценарий ходуном ходил у меня в руке, а голос был тонкий и натянутый. Хорошо еще, что я помнила начало пьесы почти наизусть – все-таки главной героиней и была одиннадцатилетняя я, – потому что в первой сцене у меня все плыло перед глазами, а руки дрожали так, что я почти ничего не могла прочитать. Но действие продолжалось, и постепенно я успокоилась. В конце концов, мои партнеры тоже были не бродвейскими звездами. Например, специалист по елизаветинскому периоду в литературе, которая играла директора лагеря, произнесла половину своих реплик спиной к публике, а старшекурсник, который играл Таккера, четырежды сбился в первом же акте, что особенно впечатляло, потому что вся его роль состояла из трех предложений.

К моему великому облегчению, Фрэнк в роли Дункана полностью овладел собой и держался превосходно. Даже не знаю, может, стоило предложить ему всерьез заняться театром? Он четко выговаривал свои фразы, ни разу не сбился, занимал правильное положение в пространстве. А еще продемонстрировал отличное чувство юмора, я от него такого не ожидала. Так что я уже начала верить, что наш совместный выход на сцену не окончится полным провалом и вообще может считаться успешным. Такие мысли занимали меня, когда мы с Фрэнком вышли в последнем акте.

Дункан и Сесилия вместе прошли долгий путь от вражды к дружбе, когда ей сообщили, что все это время он просто притворялся ее другом после того, как выступил против девушки на товарищеском суде. Правда, все разрешилось благополучно, и в финальной сцене, изображающей последний день в лагере, молодые люди наконец выясняют отношения и мирятся.

– Прости меня, – сказал Фрэнк-Дункан.

– Подходит к ней справа, – прозвенел голосок Беккета, который сидел на кухонной табуретке со сценарием в руках.

Мой брат – вот кто был настоящей звездой сегодняшнего вечера. Он читал сценические ремарки и подключался, когда актер не знал, что ему делать на сцене.

– Тебе нужно было сразу сказать мне, что происходит, – ответила я-Сесилия.

– Знаю, – кивнул Фрэнк и снова уставился в текст.

– Могу ли я теперь тебе доверять? – сказала я.

– Можешь, – ответил Фрэнк. – Ведь я пришел.

– Берет ее за руку, – прочитал Беккет.

Мы с Фрэнком одновременно взглянули на него, но не двинулись с места.

– Берет ее за руку! – громче и настойчивей повторил мой брат.

Фрэнк посмотрел на меня и сделал шаг вперед.

Я сглотнула, сердце мое колотилось со страшной силой, пока я пыталась успокоиться, ведь это была всего лишь ничего не значащая пьеса. Перехватив сценарий в левую руку, я взглянула Фрэнку в глаза. Он ответил смущенной улыбкой и подошел еще ближе. Мы протянули руки навстречу друг другу, пальцы наши коснулись и в конце концов переплелись. Наши руки поразительным образом подходили друг другу.

Я чувствовала, как пульс бьется на запястье, достигая кончиков пальцев. Как такое могло случиться? Мы с Фрэнком Портером держимся за руки!

– Сесилия! – напомнил Беккет, и этот оклик вернул меня к реальности.

Я поспешно перевернула последнюю страницу пьесы единственной свободной рукой.

– Простите, – буркнула я, вызвав у публики сочувственный смешок.

В заднем ряду я заметила родителей – они стояли рядом, папа обнимал маму за плечи, и оба выглядели почему-то спокойнее и счастливее, чем за все последние месяцы. Похоже, они не сердились, что я своей бездарной игрой испортила их шедевр. Я взглянула на последнюю страничку сценария – черным по белому в нем было написано: «Они целуются».

Как я могла забыть, чем заканчивается пьеса?! Сердце забилось еще быстрее, а ладонь в руке Фрэнка начала предательски потеть.

– М-м-м, – я тщетно старалась найти место, где мы остановились. А, вот оно! – Ты теперь никуда не денешься?

Последней репликой пьесы был ответ Дункана, что он никуда не денется, пока за ним не приедет мама, чтобы увезти его обратно в Вихокен. Потом Дункан и Сесилия целуются, а в это время на сцену выходят остальные актеры, хором исполняя гимн летнего лагеря «Зеленый лист».

Я не хотела заставлять Фрэнка целоваться со мной – достаточно было того, что ему пришлось для роли взять меня за руку. Я не могла себе даже представить поцелуй с Фрэнком Портером, да еще перед всей этой публикой, на глазах у родителей и младшего брата. Кроме того, у Фрэнка была девушка. И хотя настоящие артисты могут в спектаклях целоваться с кем угодно, это же совсем другое дело! Это же…

– …обратно в Вихокен, – Фрэнк закончил реплику, которую я почти полностью прослушала, и некоторые зрители ожидаемо рассмеялись.

Мы подошли к последней черте, я знала, что должно последовать дальше, и в панике смотрела на своего брата.

– Они целуются, – объявил его звонкий голосок, и я физически почувствовала весь ужас, который охватил Фрэнка, и заинтересованное напряжение публики.

Мы с Фрэнком взглянули друг на друга, все еще держась за руки, хотя мне казалось, что сейчас он непостижимым образом находится в нескольких милях от меня и, чтобы коснуться его губ, нужно переплыть глубокий залив, пересечь огромную пропасть. Я не могла представить этот поцелуй. Одно дело – подружиться с ним, узнать его поближе, бегать бок о бок, но это…

Не отрывая от меня глаз, Фрэнк сделал мне навстречу крохотный шажок, и все мои мысли мигом вылетели из головы. Как будто земной шар остановился. Фрэнк тем временем еще чуть больше приблизил свое лицо к моему и начал наклоняться, разомкнув губы.

– Свет гаснет! Занавес! – выкрикнул Беккет, возвращая меня к реальности. Я сморгнула, стараясь осознать все, что только что случилось – или почти случилось. – Занавес!

Публика захлопала. Остальные актеры стали подходить к нам, мы все взялись за руки (я и Фрэнк так и не разомкнули их) и вместе поклонились, а потом зрители начали подниматься, отодвигать стулья и снова потихоньку перемещаться в кухню, где еще был накрыт стол.

– Эй! – ко мне подошла сияющая Донна. – Это было просто здорово!

– Спасибо, – я краем глаза посмотрела на Фрэнка, желая понять, что он об этом думает, но он хмуро смотрел на экран своего телефона.

– Вы двое – настоящие молодцы, – сообщила моя мама и быстро обняла меня. Папа к нам не подошел, но с другого края гостиной показал мне поднятые вверх большие пальцы.

– Спасибо, – Фрэнк на миг оторвался от телефона, перед тем как начать писать сообщение. – Вот, значит, что такое Театр в гостиной.

Только тут он заметил Донну и развернулся к ней, протягивая руку в характерном жесте: «я староста старшего курса, очень приятно».

– Извините, что не поздоровался. Меня зовут Фрэнк Портер.

– Я Донна Финли, – девушка пожала ему руку. – Вы отлично сыграли сегодня!

– Уверен, это мне удалось только стараниями моей партнерши, – ответил Фрэнк, улыбнувшись мне уголками губ.

– Что там случилось? – спросила я, желая срочно сменить тему.

Фрэнк посмотрел на свой телефон, как мне показалось, с легкой неприязнью.

– Похоже, Коллинз сейчас у меня дома. Требует, чтобы я срочно приехал. Хочет тусоваться. И тебя просит утащить с собой. – Он неодобрительно помотал головой. – Напомни мне, чтобы я наконец забрал у него запасной ключ.

– Ого, – сказала я, не представляя, зачем бы вдруг Коллинзу потребовалось меня видеть.

Хотя этим летом мы общались чаще, чем в предыдущие годы… так что, может быть, он просто старается быть вежливым и хочет, чтобы я присоединилась к их вечеринке?

– Не хочешь поехать с нами? – предложил Фрэнк Донне. – Если, конечно, у тебя нет других планов.

– С удовольствием, – Донна казалась польщенной приглашением. – Приятно будет пообщаться… что бы это ни была за тусовка.

– Эмили! – позвал Фрэнк.

Я стояла посреди своей разгромленной гостиной, посреди всего этого хаоса, в толпе гостей, доедавших остатки закусок. Я отлично знала, как заканчиваются представления Театра в гостиной: взрослые надолго зависают в доме, делятся свежими университетскими сплетнями… Наверняка дома будет полно народа до поздней ночи и, если я останусь тут, мне после полуночи придется заниматься уборкой.

– Почему бы и нет?

* * *

– Какой красивый дом, – прошептала Донна.

Она перешла на шепот, стоило ступить на порог. Наверное, у меня было такое же выражение лица, когда я первый раз попала в гости к Фрэнку. На этот раз мы приехали на машине Донны, потому что моя «вольво» была намертво заперта автомобилями многочисленных гостей. Но стиль вождения Донны очередной раз напомнил мне, как хорошо, что Фрэнк живет так близко от нас.