– Нет-нет, мисс Ланкастер, – со свойственной ему невозмутимостью возразил он. – Такое поручение смог бы выполнить и мальчик-рассыльный. Мне же доверено было передать вам подарок. – Он вынул из кармана черную бархатную коробочку. – Наденьте это украшение, когда его светлость приедет за вами в своей карете. Но не сюда, а к вашему театру, после спектакля. Да, и не забудьте сказать своему кучеру, что вечером его услуги не понадобятся.

Поколебавшись, она открыла коробочку. Внутри оказалась нитка жемчуга. Лаура бережно вынула ее и вдруг заметила посреди жемчужин маленькую розу, искусно выточенную из слоновой кости. Пальцы ее слегка дрогнули.

– Полагаю, роза Ланкастеров? – сказал Малькольм.

– Вряд ли, – с улыбкой произнесла Лаура, рассматривая ожерелье. – Помнится, белая роза была символом сторонников Йорков, а гербом рода Ланкастеров служила алая.

Ей показалось, этот цветок что-то значил для самого Джулиана. Но что? Ах, не все ли равно! Главное, через три дня она снова его увидит!

Пожилой лакей Крэнфорд неодобрительно поглядывал на своего господина, бреющегося у зеркала. Где это видано, чтобы его светлость брал на себя обязанности камердинера? Что же до самого Джулиана, то он предпочитал лично орудовать острой бритвой с тех самых пор, как заметил, что у старика Крэнфорда стали дрожать руки, да и зрение оставляло желать лучшего. Не хватало еще, чтобы он нечаянно полоснул его по горлу! Джулиан не мог доверить церемонию бритья кому-либо другому из не слишком многочисленной челяди. Это значило бы смертельно обидеть старого слугу, преданного ему до глубины души.

– Ваш теплый плащ я как следует почистил. На нем ни пылинки, – сопя, доложил Крэнфорд. – И панталоны отутюжил. Туфли блестят как зеркало.

Джулиан с трудом сдержал усмешку. Старый слуга произнес это так церемонно и напыщенно, что сразу сделалось ясно: он по-прежнему не мог смириться со столь грубым попранием своих законных прав камердинера, ведь его господин вот уже несколько месяцев брился сам. Джулиана всегда забавляло, какими величайшими снобами казались лакеи английской знати.

Но вот мысли его обратились в иное русло. Он вспомнил поцелуй, который ему удалось вырвать у юной мисс Ланкастер. Она вздрогнула от испуга и неожиданности. Так талантливо не смогла бы сыграть даже самая опытная служительница Мельпомены. А как она ответила на его поцелуй! Искренне и пылко, но весьма неумело… Что же за всем этим кроется? Он хотел получить ответ на этот вопрос нынче же вечером, снова предъявив свету свою «возлюбленную», тем самым закрепив первоначальный успех авантюры, затеянной с подачи Малькольма.

Быстро покончив с туалетом, он вышел во двор, где его уже дожидалась карета. Слегка подмораживало. Кирпичи, которыми он надеялся согреть озябшие ноги, успели уже остыть. Пришлось приказать Чарлтону принести другие, погорячее, а уж потом ехать к театру. Он приехал к самому концу представления, как раз вовремя, чтобы полюбоваться изящным поклоном, каким пастушка в короткой юбочке и чулках телесного цвета благодарила публику за аплодисменты.

Ягненок, с которым она выходила на сцену, уже вырос настолько, что она с трудом удерживала его в корзинке. Уходя за кулисы, Лаура теперь, как правило, не несла его на руках, а ловко подгоняла вперед при помощи пастушеского посоха. И сама роль ее несколько изменилась – в ней прибавились слова.

– Если бы реки вдруг обмелели, а плодовые деревья обратились в ели, то что бы мы с вами пили и ели? – спрашивала она, задумчиво проходя вдоль рампы. И затем бойко отвечала сама себе: – Разумеется, померли бы с голоду, кабы не добрые господа, которые одной рукой бросают пенни на нужды бедных, а другой у тех же самых бедняков утаскивают шиллинг.

Публика встретила это высказывание ревом одобрения. Джулиан усмехнулся, догадываясь, кого она имела в виду, нисколько не сомневаясь, что эти слова включены в текст роли отнюдь не драматургом.


Входя в гримерку, которую Лаура по-прежнему делила с Селией Картерет, он все еще продолжал улыбаться.

– Милорд, – потупилась Лаура. – Вот неожиданность!

– Дайте-ка мне эту будущую отбивную. Вам самой тяжело его удерживать.

Лаура с готовностью протянула ему ягненка.

– Ее зовут Феба. И она голодна…

– Скажите на милость! – Джулиан насмешливо изогнул бровь. – Вы даже позаботились придумать ей имя?

– Я к ней привыкла. – Голос Лауры прозвучал чуть более воинственно, чем ей бы хотелось. – Представьте себе, Роско заявил, что полакомится ею, как только эта пьеса будет снята с репертуара.

– А вы за нее заступились, надо полагать.

– Вы угадали, милорд. Я ему за нее заплатила, так что она теперь моя.

– Но не станете же вы ее держать у себя в саду? – резонно заметил Джулиан.

– А почему бы и нет? А когда она станет взрослой, Селия отправит ее к своим знакомым на ферму.

– Чтобы бедняжку тотчас же продали на мясо, – улыбнулся Джулиан. – Если хотите спасти вашу Фебу от такой участи, я могу отвезти ее в свое имение. Там ей не причинят вреда. Сынишка моего управляющего с радостью станет возиться с ручной овечкой. Она доживет до старости и умрет своей смертью, когда придет ее час.

Лаура улыбнулась ему растроганной улыбкой, а у него на сердце потеплело. Он быстро отнес животное в загон, а когда вернулся, Лаура была уже не одна, с Селией, которая ловкими пальцами застегивала крючки на роскошном платье подруги.

– Приветствую вас, милорд, – сияя улыбкой, воскликнула она. – Бьюсь об заклад, ничего более прелестного вы в жизни своей не видали!

От столь прямодушного комплимента в свой адрес Лаура вся зарделась. Она и впрямь выглядела изумительно: белое платье с зелеными вставками, пояс в виде широкой атласной ленты, зеленая накидка, удивительно гармонирующая с цветом ее больших блестящих глаз. Высокую шею украшало жемчужное ожерелье, а роза из слоновой кости покоилась в самой ложбинке между ее грудей. Джулиана словно жаром обдало. Ну не мог он, как ни силился, заставить онемевшие губы раздвинуться в улыбке…

– Вы слишком меня балуете, милорд, – сказала Лаура, усаживаясь в карету и нащупывая ногой еще теплый кирпич. Из груди ее вырвался вздох.

– Вы вздыхаете о тех, кто не может себе позволить поездки в каретах с подогретыми кирпичами в ногах? О тех, кого обкрадывает знать? – участливо спросил Джулиан. – Ведь именно им был посвящен ваш последний пассаж?

– Верно, милорд. Мне не понаслышке знакомы тяготы жизни, и если бы не вы, не наше с вами соглашение…

Джулиан поспешил перевести разговор в более безопасное русло:

– Так вы считаете, власти предержащие, все до единого, воруют у бедняков?

– Отчего же? Нет, конечно, – простодушно ответила Лаура, – Некоторые из них так стары и немощны, что поручают это своим слугам.

– Вы… Вы искушаете судьбу, мисс Ланкастер.

– Пусть, – устало ответила она. – Мир полон страдания, и никто этого не желает замечать, кроме самих страдальцев.

– Но разве вы способны спасти мир, цветок невинный? Лаура лишь пожала плечами и повернулась к окну. Джулиан не знал, что и подумать. В который раз он силился постичь, что скрывается за этим высоким лбом, какие чувства теснят эту роскошную грудь… Характер мисс Ланкастер представлялся ему клубком противоречий, соединением самых что ни на есть взаимоисключающих черт и свойств. А это так волновало и притягивало его к ней словно магнит…

Молчание, повисшее в карете, стало его тяготить, и он спросил:

– Что вы думаете о Наполеоне, мадемуазель Ланкастер?

– Эльба скоро лишится своего узника, – уверенно ответила она.

– Полагаете, маленький корсиканец удерет?

– Непременно. Ему наскучит заниматься математикой и прочими науками. Пожалуй, он сумеет склонить на свою сторону власти острова. Что же до Франции, то там народ лишен свобод, за которые во время революции было пролито столько крови. Страна скатывается в еще более ужасное положение, чем во времена Директории.

– И вы одобрили бы его бегство? – В голосе Джулиана звучало беспокойство.

Поколебавшись мгновение, Лаура покачала головой:

– Нет, но он и не нуждается в моем одобрении. Мне просто кажется, что человек с его характером, изведав всю полноту власти, не станет сидеть сложа руки, а попытается ее вернуть.

– Представьте себе, – негромко проговорил Джулиан, – я тоже так считаю, но меня никто не желает слушать. Все счастливы, что война закончилась. Никто даже не помышляет о ее возобновлении…

– Боюсь, нам остается только надеяться, что мы оба заблуждаемся, – подытожила Лаура.

Карета остановилась. В доме Эми Уилсон, где Джулиан намеревался провести со своей спутницей нынешний вечер, царило оживление. Здесь было больше членов парламента, чем на любом из заседаний во время сессий. Вокруг черноглазой Гарриет, сестры хозяйки дома, стоявшей у камина, толпились поклонники. Джулиан кивнул нескольким знакомым. Все, с кем он раскланивался, бросали любопытные взгляды на Лауру. Он чувствовал себя польщенным. Красота Лауры явно произвела на собравшихся огромное впечатление. Их с Малькольмом затея увенчалась полным успехом, ведь теперь все светские сплетники, кто не видел их вдвоем ни в театре, ни в игорном зале, удостоверятся наконец, что слухи о связи лорда Локвуда с красавицей актрисой не досужий вымысел. Таким образом, цель его была почти достигнута. Но почему-то эта мысль вызывала у него досаду. Им предстояло расстаться сразу же после окончания парламентской сессии, но он не хотел отпускать ее от себя. И в то же время, будучи почти уверен, что она в самом деле невинна, ни в коем случае не желал нанести ей бесчестье. Что же делать, как поступить? Эти мысли сводили его сума. А еще вдобавок решение, принятое им совсем недавно, тоже изумляло его. Вопреки многолетней традиций он решил встретить Рождество в Лондоне, а не в Шедоухерсте. И как только подобное могло прийти ему в голову?

Глава 9

– Живей, живей, не опаздывать! У нас нынче аншлаг! В зале яблоку негде упасть! – Роско Трогмортон то возбужденно потирал потные ладони, то проводил пятерней по взъерошенным волосам.