- Пф, ты что, какая задержка? - делаю вид, что не понимаю я.

  - Егор Смоленко называется, если ты забыла.

  - А причем здесь он?

  - Ты на него вылупилась и готова была съесть прямо там без хлеба и масла.

  - Ася, не выдумывай, чего нет. Просто посмотрела на своего одноклассника и удивилась тому, как он изменился за два года. Не больше.

  - Сомневаюсь я что-то, - Ася смотрит на меня, - просто, будь с ним осторожна про него много слухов в школе ходит, я, конечно, не верю во всю эту чушь. Но в одном они все сходятся.

  - В чем? - кажется, я затаила дыхание.

  - Что Евгении Кировой нужно держаться от него подальше.

  - Ну, очень смешно, - замечаю я, - просто обхохочешься, ржу, не могу!

  - Я серьезно, от него и… Кости, на всякий случай.

  - А Дружев ведь тебе нравился, - неожиданно вспоминаю я, - да, да, в шестом классе, помнишь?

  - В шестом классе мне и Бред Пит нравился, - отзывается Ася, затем слегка хмурится, - а нет, он мне и сейчас нравится.

  Это заставляет меня улыбнуться. Как же все-таки хорошо дома, как же хорошо с Аськой. Как хорошо в школе, даже пусть с некоторыми нюансами. Дом, милый, дом.


  Егор


  Удар, удар, передышка. Снова удар. Ненавижу. Презираю. Убью. Боксерская груша идеальный способ чуть-чуть остыть. Чуть-чуть. Сегодня я столкнулся с тем человеком, из-за которого моя семья развалилась, из-за которого моя мама ушла в долгий запой. Из-за кого мне пришлось отказаться от той, которая по сей день вызывает бурю внутри меня. Из-за этого человека я остался совсем один.

  - Егор, телефон, - указывает на мой рюкзак Костя, я ему киваю, он достает мою мобилу и смотрит на дисплей, - наш Папочка.

  - Черт, - я останавливаю грушу и беру у него мобильный, - але.

  - Что значит "Але"? Ты забыл про наш договор? - строго проговаривает Вадим Алексеевич, наш классный руководитель.

  - Я помню.

  - Тогда кого лешего я тебя не вижу второй день в школе?

  - Я болею.

  - Да что ты, может тебе апельсинчиков еще принести?

  - Было бы неплохо, - отзываюсь я.

  - Эй, Апельсинчик, чтоб завтра как штык отсидел все шесть уроков. Все понятно?

  - Более менее.

  - И, Егор, свое будущее мы строим сами.

  - Ага.

  Вадим Алексеевич выдыхает на том конце провода и кладет трубку. Вообще он клевый человек. Как-то в девятом классе я обкурился и залез ночью в магазин, тогда мне захотелось воды. Баловство с травкой и все такое.  Именно он пришел мне на выручку. Оказалось, что следователь был его армейский друг, и Вадим взял меня под свою ответственностью. Следователь мне лично пообещал, что оформит все по закону. Конечно, Вадим меня заставил пообещать, что я не оставлю школу. Строго говоря, договоренность была устная, но я ему был должен, а если должен нужно отдавать. И меня это напрягает. Но через год это все кончится. И хрен знает, зачем ему это было нужно.

  - А я так всю жизнь, - отпивает Костя из бутылки воду.

  - Как?

  - С мамой учителем и надзирателем.

  - Бедняжка, - я отбираю у него бутылку и делаю большой глоток, - пошли на ринг, принцесса.

  - Ты урод, и я надеру твою задницу, - ворчит мой приятель.

  - Ага, вперед.


  - Как вам наш прекрасный лебедь? - интересуется Андрей Совушкин, со своей челкой он стал похож на педика. Вечером мы с парнями устраиваемся у него дома и играем в покер. Я иногда прихожу на эти поседели только, чтоб тупо убить время и оттянуть момент возвращения домой.

  - Какой лебедь? - не понимает Валера Разумов, раньше он учился в параллели, после девятого ушел из школы. А сейчас был шестеркой у кого-то вертилы в нашем городе.

  - Да, Кирова ж вернулась, - объясняет ему Андрей, Костя бросает быстрый взгляд на меня.

  - О как. Подросло где надо? - усмехается Валера. А я чувствую, как моя челюсть сжимается.

  - Не то слово, - Андрей улыбается, - у меня на нее даже встал. Я бы вдул точно...

  - У тебя на любую сучку встает, - перебивает его Костя, - играем или что?

  - А ты волнуешься, - замечает с мерзкой улыбкой Валера, наблюдая за мной - чего девчонка тоже в штанах воспоминания бередит?

  - Что за хрень? - я слегка хмурюсь.

  - Да ладно, ты за эту девчонку всем шеи мылил, - отзывается Андрей, - признай, что сох по ней, даже когда она была не очень. А сейчас...

  Я резко поднимаюсь на ноги и хватаю этого говнюка за шиворот притягиваю к себе. Он не успевает договорить, а в его голубых глазах читается испуг. Он правильно боится.

  - Я и сейчас любому шею намылю, кто хоть косо взглянет на нее, - тихо говорю я, но так что меня слышно, - а свой член оставь для своей руки.

  Я его пихаю и отпускаю, он шлепается на диван, поворачиваю голову и смотрю на Валеру, тот кидает карты на стол и поднимает руки вверх.

  - Понял не смотреть косо, член для руки, - говорит он примирительно.

  И мы продолжаем партию. Черт, мне всегда было трудно плохо относиться к Жене, но то, что я увидел три дня назад. Мою башню просто взорвало. Ее волосы стали значительно длиннее, она их осветлила какими-то девчачьими штучками, от чего ее глаза заиграли ещё ярче. В ту же секунду, как я услышал ее смех, мне захотелось сжать ее в объятьях, коснуться полных губ и никогда не выпускать. И черт, я чувствовал ее взгляд на себе буквально физически. Ни одну девчонку я не хотел, так как ее, рядом. Сейчас стало все сложнее, я еле выдержал два урока и, плюнув на все, ушел, боясь, не сдержаться. Так что, не то, что я ушел далеко от Андрея, но никто не будет о ней говорить грязно. И никто не притронется, я позабочусь об этом. Это был именно тот случай, когда и сам не трону и другим не дам. И плевать, что это звучит глупо даже в моих мыслях.


  Домой я прихожу ближе к одиннадцати. Во всем доме свет выключен, только в кухне небольшое свечение от включенного телика. Останавливаюсь на пороге. Меня всего выворачивает каждый раз от этой одинаковой картины. Мама и ее очередной собутыльник уснули, облокотившись о стол, рядом пустые бутылки и закуска. Моей маме нет и сорока пяти, а она уже выглядит, как моя бабушка. Ее тело потеряло полноту и просто иссохло. Волосы вечно грязные, зализаны в хвост цвета мышиной шерсти. Некогда живые голубые глаза, сейчас были потухшими и бессмысленными. И это действительно разбивает сердце, или что там стучит слева.

   Я, стараясь как можно осторожнее, беру ее на руки, день ото дня она все легче и легче. Отношу в ее комнату на кровать и укрываю одеялом. Она что-то шепчет во сне, переворачивается и снова проваливается в сон. Прикрываю ее дверь и решительно направляюсь в кухню. Одним ударом выбиваю стул из-под очередного синего ухажера, он очухивается от удара своей башкой о пол. Его глаза расширяются, когда он меня видит, и начинает отползать в угол.

  - Лидаааааа! - пьяно зовет он, - б-бьют!

  Не раздумывая, хватаю его за шиворот и встряхиваю

  - Домой пора, дядя, - говорю я спокойно и волоку его к выходу.

  - Оставь его! - меня кто-то бьет по спине.

  Это проснулась моя мама и пытается защитить своего бойфренда.

  - Иди спать, - коротко бросаю через плечо и выбрасываю мужика за дверь, который вопит что-то вроде: "Наших бьют!", проворачиваю замок и поворачиваюсь к маме, - ты не пройдешь.

  - Ты отродье дьявола! Такой же как твой папаша! - ее глаза горят презрением и она пытается плюнуть в меня, но промахивается. Затем подбегает ко мне и колотит в грудь. Потом устает. Машет на меня рукой и идет к себе в комнату, где через минуту уснет сладким сном. Я устало выдыхаю. Каждый раз одно и то же. Из раза в раз. Я сползаю по двери вниз и оказываюсь на полу. Мне нужно пару минут. Просто пару минут. Знаете, как рушится жизнь?

  Когда-то я был счастливым мальчишкой, тайно влюбленным в свою подружку соседку, переживающим огорчить маму очередной двойкой или записью в дневнике про плохое поведение. У меня была среднестатистическая семья, которая дружила с другой семьей. Мне нравились эти добрососедские отношения, ведь я имел возможность ещё чаще видеться с девчонкой, от которой порхали бабочки в животе.

   Все случилось в четверг, я не помню числа месяца, я просто помню день недели. Я пришел домой, в тот момент, когда родители ссорились в спальни, я просто застыл в коридоре. Вздрогнул, когда дверь резко отворилась, и вышел отец, его всего трясло от гнева.

  - Витенька, пожалуйста! - мама выбежала за ним следом вся в слезах.

  - Пожалуйста?! - взревел папа - иди и трахай своего Кирова дальше! Слышишь?! Ноги моей больше не будет здесь!

  - Папа... - я сделал к нему шаг, и тогда они, наконец, меня заметили. Мама закрыла рот ладонью. Отец повернулся ко мне и взял меня за грудки прижал к себе.

  - Нет больше папы, - произнес он тихо, - а ты запомни полезный совет, ненавидеть легко, никогда не люби. Особенно женщину.

  И все он ушел. Ушел тот папа, в котором я чувствовал авторитет, который иногда брал меня на рыбалку, с которым мы могли часами смотреть футбол...Мама подошла ко мне и, обняв, заревела. Я помню, как грубо ее оттолкнул тогда, с минуту смотрел в ее глаза, развернулся и ушел.

  Моя мама стала выпивать каждый вечер бокал вина, так все началось, потом напитки стали крепче и больше, ее уволили, и она превратилась за два года в законченного алкоголика. И тогда во мне зародилась ненависть. Я день ото дня разучивался любить, часто стал вымещать свою злобу на одноклассниках, колотил всех без разбору. Папа был прав, ненавидеть легко, ты никому ничего не должен. И, конечно, досталось Жени, единственной девчонки, заставлявшей меня, себя чувствовать человеком. Дочери того парня, который избавил меня от семьи. Пусть она и не понимала этого, но так было лучше для нее. Пожалуй, это единственный мой хороший поступок, после ухода отца. Чтобы ни было, эту девчонку я любил, но быть с ней не мог.